«Это все было окутано флером романтики»: что происходило в «Лиге школ»

Товкайло: Ирина, почему именно сейчас бывшие преподаватели и ученики, ученицы решили предать огласке эти факты?

Дмитриева: Инициатива вообще журналистского расследования принадлежит не нам. Мы, в принципе, думали, что мы закрыли год назад эту историю, но поскольку Сергей Александрович и Николай Михайлович продолжали работать с детьми, то с инициативой выступили выпускники этой школы, которые захотели, чтобы все-таки это стало известно для того, чтобы как-то остановить их, что ли, продолжить работать с детьми. То есть в этом основная проблема. Потому что изначально никаких скандалов никто не хотел и, в общем, школа-то, на самом деле, была очень крутая, очень крутая действительно, Сергей Александрович Бебчук создал очень крутую систему образования, которая была альтернативой общей системы образовательной. Это был совершенно потрясающий мир, который для огромного количества детей, которые там учились, был просто вторым домом, для некоторых даже и первым. Это было очень интересное место, там огромное количество интересных людей собиралось. Очень здорово и чудовищно не хотелось, чтобы потом об этом оставалось воспоминание, как то, что вы перечисляли до этого.

Товкайло: Ирина, но Бог с ними, с воспоминаниями, но когда вы там работали, у вас, у ваших коллег не было ощущений, подозрений, что что-то не так, что отношения между директором школы и его заместителем с ученицами слишком близкие? Я читал сегодня материал у коллег из «Медузы», некоторые говорят, что и ученицы, и преподаватели, что было нормальным, когда на входе заместитель директора целовал всех девушек, которые приходили на занятия. Но разве это нормально?

Дмитриева: В том-то и дело, что это как раз была такая очень необычная ситуация. Там какие-то вещи были абсолютно нормальными, которые, наверное, со стороны кажутся ненормальными, они были вплетены в систему, интегрированы как проявление каких-то таких родительских чувств, атмосфера была очень домашняя. Но никто не предполагал, что это как-то имеет такие масштабы, и что эта система настолько прям система-система, и ее изнанка такова, что, в общем, когда это стало очевидным в 2014 году, и мы тогда выступили с инициативой, то есть мы пришли и попросили их уволиться, и тогда школа была закрыта. Собственно, мы думали, что они, по крайней мере, поймут, что тогда не надо продолжать работать с детьми, так бы, может быть, мы и не трогали бы их больше, если бы они ушли вообще из этой ситуации.

Товкайло: Ирина, а известно, сколько всего девушек стали жертвами сексуального насилия?

Дмитриева: Нет, есть какие-то эпизоды. Большинство из тех девочек, которые о чем-то рассказывали, они не захотели говорить о себе, а те, которые уже постарше, они готовы были говорить вслух, потому что уже они выросли и стали сами взрослыми женщинами. Но есть огромное количество людей, которые вообще никак не пострадали, и для которых эта сказка так и осталась сказкой, и очень хотелось ее сохранить, в общем-то. Но все дело в том, что… то есть Даниил написал факты правильные и, в общем, нигде там не наврано, но это все подано, конечно, очень так слишком сугубо, то есть довольно страшно. На самом деле, конечно, школа отдавала и очень много классных вещей. Но так получилось, что я в ней проработала 15 лет и тоже, в общем, до конца не понимала того, что происходит, и поэтому я себя все равно, так или иначе, чувствую частично ответственной за то, что когда происходило, поэтому, в общем, я в эту историю вписалась.

Товкайло: Ирина, извините, я вас перебью, я прошу вас не отключаться. А к нашему разговору сейчас присоединяется по телефону Евгения Семина. Она выпускница этой школы, «Лига школ». Евгения, я знаю, что у вас были близкие отношения с заместителем директора школы, с Николаем Изюмовым. Можете рассказать подробнее?

Семина: Да, конечно, расскажу, только позвольте сразу вас поправлю. Я не выпускница, я из школы ушла после девятого класса и не по причине отношений, как вы выразились, с Изюмовым, а по другим. Действительно, было то, что я тогда в 13 лет считала отношениями, и помимо тех фактов... Меня эта история касалась так по касательной, не было никаких домогательств, даже петтинга, было несколько поцелуев в его кабинете, но помимо этого была история, которая мне 13-летней казалась очень красивой и романтичной. Он, можно сказать, ухаживал, делал маленькие подарочки, такие конфеты-цветочки, мы обменивались валентинками, писали друг другу любовные записки. И мне на тот этап казалось, что это такой же возлюбленный, поклонник, бойфренд, как и другие, просто чуть старше и существенно статуснее.

И помимо этих эпизодов, вокруг которых сейчас столько шума, была очень мощная поддержка его меня в рамках школы. То есть я пришла туда в седьмом классе таким невзрачным, очень сильно неуверенным в себе подростком, и в тот период, когда были, можно сказать, ухаживания, вокруг моей персоны проводилась невероятная пиар-кампания: все собрались на завтрак, он прилюдно отметил, как я невероятно хороша сегодня. Я ответила на уроке — бешеные комплименты. Благодаря этой такой его активности, его, человека, который был невероятно авторитетен для всех, мой статус за год поднялся. То есть это была общая история, а не только какие-то зажимания по углам.

Товкайло: Евгения, а вы единственная, кто, если я вас правильно понял, в целом положительно или, скажем так, не ругаете сильно преподавателей за то, что случилось, возможно, даже осуждаете, что делают бывшие ученики? Или еще были девушки, которые так же ничего страшного в ухаживаниях со стороны директора и его заместителя не видели?

Семина: Вы знаете, на тот момент я не видела и не видели еще несколько моих приятельниц. То есть как эта история закончилась? Так, что я выяснила, что еще такие же знаки внимания оказывают моей однокласснице и еще одной девочке на класс старше, и мы собрались и вместе посокрушались на тему того, что нам изменяют. То есть на том этапе мы не воспринимали это как что-то ненормальное и нестандартное.

Товкайло: Евгения, а если бы кто-то из них предложил какие-то сексуальные отношения, вы бы на них тогда бы согласились?

Семина: Нет, мы были дети. Я даже не могу себе этого представить, честно говоря, потому что это все было такое окутано флером романтики и флирта. Есть в той таблице, которую упоминают ваши коллеги с «Медузы», я там с 2015 года с ребятами-жертвами общалась, и у меня был реально шок. Потому что когда я тогда пришла к Николаю Михайловичу с вопросами о том, как же ты смеешь помимо меня ухаживать еще и за другими, он рассказал мне про целую свою теорию, что вас тут много таких неуверенных, зажатых, корявых, помогаю вам как могу, я же возношу вас, поддерживаю, делаю вас лучше.

Товкайло: То есть, Евгения, я верно вас услышал, что они объясняли, что это такой, знаете, элемент раскрепощения учениц?

Семина: Абсолютно верно. Простите, прозвучала такая фраза, что если бы я мог с мальчиками, то я бы их тоже, но не могу.

Товкайло: Евгения, у меня к вам последний вопрос. Вы сейчас осуждаете тех людей, которые публично предали огласке эти факты или нет?

Семина: Я не осуждаю, потому что я считаю, что то, что меня эта ситуация не задела и психологически не травмировала... Я поставила в курс родителей, меня водили к психологу, со мной очень быстро все разобрались. То, что меня эта ситуация не травмировала и не покорежила мне жизнь, — это просто огромное счастье. Все могло бы сложиться совсем иначе, и я знаю девочек из нашей же школы, у которых это сложилось совсем иначе, и я сама мама и, конечно, это недопустимо. Поэтому если для предотвращения дальнейшей работы с детьми нужно было предать это огласке, то значит было нужно.

Товкайло: Евгения, спасибо большое. А мы возвращаемся по скайпу к Ирине Дмитриевой. Вы сейчас слышали мнение Евгении Семиной. Может быть, действительно преподаватели действовали с каких-то благих побуждений, и то, о чем сообщили коллеги из «Медузы», — это преувеличение и передергивание фактов, или вы уверены в своей информации?

Дмитриева: Нет, во-первых, передергивания фактов там как раз я не заметила, другой момент, что подача была такая очень слишком концентрирована негативно — это правда. Но там перечисление фактов, помимо них, конечно, можно было бы что-то другое, но я вас уверяю, что и Николай Михайлович, и Сергей Александрович, они искренне думали, что они ничего плохого не делают, иначе бы, наверное, может быть, я предполагаю, что, наверное, не было бы их такой степени защиты, которую они… Это, понимаете, это как бы история про то, что это было действительно очень хорошей системой, и девочки, которые, например, были травмированы и которые не были защищены, например, как Женя, это девочки, которые всегда могли сказать о том, что они не имеют никакого значения, потому что они боялись, что их какие-то признания могут разрушить этот чудесный мир. И, в общем, их переживания, их чувства не имели значения, поэтому они никогда о них не говорили, потому что все очень дорожили тем, что была такая школа. И, собственно, поэтому, когда это все вскрылось, выяснилось такое количество эпизодов, о которых никто не мог подозревать.

Товкайло: Ирина, а что все-таки дальше? Как вы хотели бы, чтобы развивалась ситуация? Эти факты стали известны, Следственный комитет проводит проверку. Вы ожидаете преследования уголовного или административного ваших бывших коллег по школе, отлучения их от образовательной деятельности? Какие цели вы преследуете?

Дмитриева: Судебного мы не хотели, мы не хотели это вообще даже в принципе предавать огласке. Мы надеялись, что они сами поймут и сами просто уйдут из педагогики, но вообще признав, в общем, то, что вскрылось, оно уже несовместимо с их дальнейшим продолжением заниматься детьми. А причина как раз в том, что они продолжали это делать и настаивали на своей правоте, понимаете, какая история? То есть это и было, собственно, пусковым моментом для того, чтобы эта статья вышла. И лично что я бы хотела — я бы хотела просто, чтобы они ушли из педагогики, и больше ничего. Мне бы совершенно не хотелось, чтобы они несли какую-то уголовную ответственность и прочее, потому что я вообще не сторонник, потому что здесь, опять же, могут жертвы, наверное, как-то выступить со своей точкой зрения на этот счет, и я ее буду уважать. Но весь смысл в том, что они просто не должны были продолжать быть педагогами, собственно, больше ничего.

Товкайло: Ирина, спасибо вам большое. 

Фото: Семен Кац для «Медузы»