«Оскар» для бывшего помощника Путина: как снимали фильм «Кровавые бивни», который попал в лонг-лист премии

Лобков: Вы все-таки в какой-то момент переключились на защиту животных, потому что убить слона — скажем так, это такое колониальное занятие, что-то из древних времен.

Ястржембский: Надо, во-первых, сказать, что многие охотники к концу их охотничьей карьеры, известные охотники становились яркими и ярыми защитниками дикой природы. Я вам назову несколько фамилий наиболее известных, в том числе и в России, я надеюсь: Теодор Рузвельт, президент США где-то в начале 20-х годов, либо Селус, великий профессиональный охотник, его именем назван самый крупнейший резерват мира в Танзании, либо Крюгер-парк известный в Южной Африке, президент одной из южноафриканских республик, он создал на свои деньги этот крупнейший национальный парк.

Поэтому, в общем, я думаю, что это очень правильная эволюция человека, который внимательно всматривается в состояние дикой природы, и в какой-то момент приходит к пониманию того, что нужно активно выступать за ее защиту.

Лобков: Это фильм «Покаяние»?

Ястржембский: Ни в коем случае, я продолжаю охотиться. Но это большая тема, я сделаю обязательно фильм на эту тему, о том, что в современных условиях трофейная охота является одним из главных условий и гарантий сохранения дикой природы, как это ни звучит парадоксально. Я вижу напряжение в ваших глазах.

Лобков: Я понимаю, я биолог, вы сохраняете баланс.

Ястржембский: Совершенно верно.

Лобков: А на слонов вы раньше охотились?

Ястржембский: Охотился.

Лобков: Это, наверное, ни с чем непередаваемое ощущение — убить слона.

Ястржембский: Во-первых, мы говорим не убить, а добыть. Или взять.

Лобков: Ну а мы говорим убить.

Ястржембский: Ну тут определенные есть нюансы. Ведь главное — не добыть и убить, а главное — это процесс. Да, это сильные эмоции, но сильными эмоциями могут быть также, скажем, охотой на медведя на Камчатке. Это тоже очень сильные впечатления.

Лобков: Как вы вышли на эту тему? Это, как я понимаю, очень специфический бизнес, сродни торговли кровавыми алмазами или детьми несовершеннолетними. Это абсолютно запрещенный товар — слоновая кость. Как вы вообще на это вышли? Благодаря вашим проводникам, которые вас когда-то на охоту водили?

Ястржембский: Нет. Прежде всего, меня шокировала информация, которая стекалась в последние годы из Африки после того, как туда началось массированное нашествие китайских компаний, фирм, китайских граждан. Резко взметнулась вверх кривая браконьерства, незаконного уничтожения слонов.

Лобков: Как я понимаю, они туда, в основном, за редкими металлами приходят?

Ястржембский: Они за всем приходят, они работают как огромный пылесос, который высасывает самые ценные ресурсы — природные, биологические. В том числе и слоновую кость. Везде это доказано статистически, везде, где появляются, присутствуют массово китайские граждане в Африке, возрастает любого рода браконьерство. Потому что они скупают все вокруг, что можно использовать в китайской медицине или в китайской кулинарии. Побывав как-то в Селусе, в этом национальном резервате, 13 лет после того, как я первый раз там побывал в 1997 году, я увидел пустыню с точки зрения биоразнообразия. Раньше было огромное количество животных, их стало гораздо меньше, а слонов за две недели я не увидел ни одного. Одни каркасы и одни черепа, и огромное количество расплодившихся гиен. Это все как раз результат геноцида слонов. И я задался вопросом: а что же происходит, в конце концов? И вот оттуда родился этот фильм.

Лобков: Мне вспомнился фильм «Дипломат», где бельгийский или голландский журналист прикидывается таким, что ли, авантюристом международного класса, покупает себе дипломатический паспорт, у вас, наверное, есть дипломатический паспорт…

Ястржембский: Нет, зачем он мне нужен?

Лобков: Был. Покупает себе дипломатический паспорт на «черном рынке», оформляется якобы послом Либерии в Сьерра-Леоне или в Центральноафриканской республике и понимает, что там вообще все занимаются экспортом алмазов, это вообще основной бизнес у этих посольских работников. Входит в эту мафию и обнаруживает, причем все это снимается на скрытую камеру, чудовищный совершенно уровень коррупции, когда с одной стороны бывшие колонизаторы-французы, с другой стороны там есть местные, своя автохтонная бюрократия, которая за все берет деньги. И они обеспечивают этот кровавый бизнес, основанный на эксплуатации, в конце концов, у него есть вещественные доказательства — это горка алмазов и все-все записано. То есть такой гонзо, внедрение внутрь ситуации. Вам тоже приходилось прикидываться таким, что ли, клиентом, которому нужна слоновая кость?

Ястржембский: Браво, угадали. Есть один эпизод в этом фильме. Мы снимали деятельность новых неправительственных организаций, есть такая организация LAGA, замечательные совершенно ребята, европейцы, которые самоотверженно работают в Африке, выискивая преступников, прежде всего, среди коррупционеров, в полиции, в службе охраны, среди правительственных чиновников. Они собирают материалы на них, и когда критическая масса этих материалов становится очевидной совершенно, они передают это правоохранительным органам и следят, обнародуют обязательно, предают международной огласке и следят, чтобы начался судебный процесс, и он дошел до своего логического конца.

И они попросили, дело было в Дакаре, Сенегале, попросили меня выступить в качестве такого псевдопокупателя, потому что им нужно было свежее европейское лицо. Мне нужно было пойти к одному клиенту, которого они разрабатывали, торговцу слоновой костью, и сделать большой заказ у него.

Лобков: У китайца?

Ястржембский: Нет, он не китаец, он местный. И я пришел туда, нужно было свежее европейское лицо, не засвеченное в Дакаре, я пришел туда, сказал, что я из России и прочее, по-французски мы с ним беседовали, при этом мой оператор работал вокруг со скрытой камерой. И я у него купил какую-то партию свежих браслетов, сделанных из недавно убитого слона, и сказал: «У тебя есть побольше? Слишком мало этих браслетов». Он мне пообещал мешок. Короче говоря, когда он через пару дней пришел с этим мешком, его взяли. Это был первый случай, когда посадили человека за эти преступления.

Лобков: Я целиком фильм, естественно, не видел, но сцены, которые мы показываем, это что происходит? Арестовывают этого браконьера?

Ястржембский: Нет. Тут арест есть, конечно, но в этой нарезке непосредственно нет. Там как раз есть задержание предполагаемых браконьеров в резервате Селус, когда их начинают достаточно активно физически обрабатывать рейнджеры. Но этой сцены здесь нет. 

Лобков: Эта демонстрация — это культ слона в Индии? Вы снимали и индийских слонов, и африканских слонов?

Ястржембский: Мы снимали на многих континентах, в 30 странах мира, 30 операторов из многих стран мира. Три года.

Лобков: Слоны не живут в 30 странах мира.

Ястржембский: Совершенно верно, но есть большое количество стран, которые экспортируют к себе, прежде всего, нелегальную слоновую кость, и нас эти страны интересовали. Например, Филиппины, где нет ни одного слона, но это один из основных транзитных маршрутов нелегальной слоновой кости, потому что там очень большая католическая община, это практически католическое государство. Среди католиков Филиппин очень высоко ценится слоновая кость.

Лобков: Так же, как и среди средневековых католиков статуэтки Мадонны из слоновой кости.

Ястржембский: Совершенно верно. Да-да, у них такой El Niño есть, младенец Иисус. И вот они предпочитают иметь обязательно у себя что-то, сделанное из слоновой кости. И поэтому они стали одним из транзитных…

Лобков: Сталкивались ли вы с тем, что существует коррупционный поток в Европе? В Европе же есть ювелиры, которые…

Ястржембский: Конечно. Самый большой нелегальный рынок слоновой кости — это Китай. Китай забирает больше 90% нелегальной слоновой кости. 90%. Второй рынок слоновой кости после Китая — это США. Европа — объемы гораздо меньше.

Лобков: Это из-за экологического сознания?

Ястржембский: Прежде всего, экологическое сознание.

Лобков: То есть вы были в какой-то мере подставным покупателем. Но вас же наверняка узнают, вас же легко прогуглить. Вы человек известный.

Ястржембский: В России — конечно, а чем дальше от России — тем меньше и меньше. А когда мы доходим до Сенегала, моя известность полностью растворяется, поэтому в этом случае я не опасался за свое будущее.

Лобков: А вообще вы опасались за свою жизнь? Были моменты, когда вас могли разоблачить или когда вы, скажем, слишком близко подходили к большим источникам дохода?

Ястржембский: Задерживали наших операторов во время съемок нелегальной камерой, но они не нашли эти камеры. Они не нелегальные, они скрытые. Это было в Мьянме (бывшее Бирме), в Лаосе.

Лобков: Где слонов много пока еще.  

Ястржембский: Слоны там есть, но там огромный рынок нелегальной слоновой кости, которая распространяется ради китайцев.

Лобков: Интересно, из этого будут какие-то выводы, будут переговоры с правительством Китая, ну знаете, как по глобальному потеплению были определенные переговоры. Китайцы в них, кстати, не участвуют. По кровавым алмазам инициатива ООН, как я понимаю, есть. По детскому труду — тоже.

Ястржембский: Блажен кто верует. Я, конечно, бы очень хотел, но поскольку эта тема стала уже международного звучания, кстати говоря, в этом лонг-листе на «Оскар» есть и вторая лента, которая спродюсирована Леонардо ди Каприо, это наш естественный партнер.

Лобков: Про глобальное потепление.

Ястржембский: Нет, у него другая там лента. Глобальное потепление — оно уже растиражировано. Это называется «Ivory game», про слоновую кость. Потому что эта тема стала действительно очень кричащей, и, скажем, Обама, уходящий президент, не раз обращался к своему китайскому counterpart с призывами принять меры против незаконного трафика слоновой кости в Китай, и что-то китайцы пообещали. Так что об этом надо говорить, показывать, оказывать давление.

Лобков: А кто финансировал этот фильм? Насколько я знаю, там смета составила больше 1 млн. долларов.

Ястржембский: Достаточно много людей в России, прежде всего, и среди них много охотников.

Лобков: Ваш давний друг Алишер Усманов принимал участие в этом?

Ястржембский: Косвенно — да, Михаил Прохоров — не косвенно, Александр Верховский — не косвенно. Кого-то я могу назвать, кто-то не хочет, чтобы звучало его имя. Но, повторяю, среди них были, в том числе, охотники, которые давали деньги на этот фильм.

Лобков: 145 сейчас фильмов в этом длинном списке, будет выбрано пять.

Ястржембский: 15 вначале, потом пять.

Лобков: Вы не боитесь иметь такого сильно конкурента, как ди Каприо?

Ястржембский: Чего бояться? Если я не боялся эту историю снимать, то чего бояться ди Каприо. К тому же, ди Каприо я показывал трейлер этот фильма, он ему очень понравился, когда мы были где-то в середине съемок.

Лобков: Там, где-то на месте?

Ястржембский: Нет, я во Франции ему показывал.

Лобков: Спасибо большое. Сергей Ястржембский продолжает удивлять нас многообразием своих талантов. Теперь он, бывший и нынешний охотник, снял документальный фильм о нелегальном рынке слоновой кости.

На превью: DepositPhotos