Софья, здравствуйте. Скажите, как вы узнали об увольнении Ивана и Максима?
Самохина: Я узнала об их увольнении некоторое время назад. Это мои коллеги, мы работаем с ними в одном отделе. Безусловно, я узнала об этом чуть раньше, чем об этом было объявлено сегодня.
Слышали ли вы о претензиях к их статье о Валентине Матвиенко?
Самохина: Да, мы обсуждали это нашим отделом, когда эти претензии… Точнее, не претензии, когда мы узнали, что есть вот такая проблема, что с этой заметкой что-то не так, и вопрос может идти об увольнении двух сотрудников. Мы безусловно отделом это обсуждали, все вместе и вместе с ребятами.
Расскажите, как вы и ваши коллеги принимали решение о таком совместном увольнении? Это было чье-то предложение, или в разговоре вы к этому решению пришли?
Самохина: Мы пришли к этому решению совместно, потому что это, наверное, одни из ключевых сотрудников нашего отдела, это первое. А во-вторых, нам совершенно непонятны, и они непонятны нам до сих пор, несмотря на то, что сегодня были некоторые комментарии Владимира Желонкина, нам непонятны причины увольнения наших коллег. И мы просто не понимали, как мы будем работать в такой ситуации дальше, если они уйдут, а мы останемся.
Были ли какие-то сомнения, уходить всем вместе или нет? Может быть, кто-то сомневался, кто-то говорил, что можем еще остаться и бороться, потому что у всех разные мнения обычно бывают в этой ситуации.
Самохина: Мнения действительно всегда бывают разные, это видно даже сегодня по тому, как это комментируют всякие сторонние люди. Но мы понимали, что мы все разделяем такую позицию, что это слишком несправедливо, и мы не понимаем, как остаться, поэтому вынуждены уйти. Не потому, что мы вот хотим уйти, а потому, что не понимаем, как остаться. Наверное, вот так правильно сказать. Мы не понимаем, как остаться, когда такое произошло, вот так.
Понимаю ваши чувства. К нашему разговору хочу подключить Галину Тимченко, генерального директора издания «Медуза». Галина еще работала редактором тоже в «Коммерсанте», в конце девяностых. Галина, здравствуйте.
Тимченко: Добрый день.
Вот сегодня «Медуза» опубликовала редакционную колонку в поддержку коммерсантовцев. Чувствуется, что вас эта тема тоже задела, хотя казалось бы, журналистика в России и не такое переживала за последние годы. Расскажите, почему?
Тимченко: Во-первых, это решение редакции, не я принимала это решение. Принимала редакция решение дать колонку и заявление от редакции. Я целиком и полностью ее поддержала, потому что мы пережили похожее, похожую историю, только уволили тогда не специального корреспондента и редактора отдела, уволили главного редактора. И точно так же вся редакция тогдашней Ленты.ру встала и вышла вслед за мной. Тогда это казалось отчаянным и безумным шагом, на самом деле это открыло перед нами новые возможности.
Но дело не в этом, а дело в том, что меня лично, почему я сказала: «Да, ребята, мне нравится то, что вы написали», меня лично совершенно, к сожалению, теперь такое поражает. Меня ужасно вдохновило и поразило вот это стойкое решение людей, вот сейчас я слушала коллегу, она сказала, мы ушли не потому, что хотели уйти, а потому, что не знали, как остаться в таких условиях. То есть когда люди сделали, в общем, абсолютно уникальное, я не побоюсь этих слов, издание, и отдел политики «Коммерсанта» всегда был одним из, самым сильным в стране, встают и уходят, потому что больше так не могут, невозможно остаться в такой ситуации, когда твою профессию топчут, и это такое достоинство внутреннее, которое, мне кажется, заслуживает отдельного обращения. И потом всегда в таких ситуациях очень важно сказать: «Ребята, вы не одни, мы проходили, это страшный путь, но как бы так лучше, так будет правильнее».
Галина, вот сегодня как-то так получилось, что к этой теме очень активно подключился Алексей Навальный, и целый день в твиттере с ним все спорили, он комментировал решение коммерсантовцев. И потом еще недавно в Telegram выкатил огромный-огромный пост, и вот он считает штрейкбрехерами тех, кто остается в таких ситуациях работать в ситуации цензуры. Вам какая точка зрения ближе, что надо оставаться и пытаться что-то делать даже в условиях давления или что надо уходить?
Тимченко: Вы знаете, вопрос стоит немножко не так. Насколько я понимаю, Алексей Навальный решил, что все 450 или сколько человек работает в «Коммерсанте», должны встать единым фронтом и уйти из-за этого. Понимаете, как бы легко давать советы по другую сторону, не находясь в этом издании, не будучи с ним связанным. Я работала в «Коммерсанте» с 1997 по 2000 год, я до сих пор считаю себя человеком «Коммерсанта», я до сих пор меряю какие-то профессиональные вещи той линейкой, которую мне вручили в «Коммерсанте». Но это невозможно, вот так как бы отстроиться и сказать, «Коммерсант» уже не тот.
Да, одно дело, когда ты идешь работать к условному Араму Ашотовичу или на Russia Today, а другое дело, когда ты в родном издании, которое тебе стало домом, среди своих коллег, высокопрофессиональных журналистов, с которыми творится несправедливость. Есть люди, которые окружают этих коллег, которые говорят, так, отдел политики кончился, мы уходим, мы не знаем, как остаться, и есть другие люди, которые говорят, ребята, мы постараемся сделать все, чтобы что-то изменилось в этом «Коммерсанте», это наш дом, туда пришли люди, которые ничего не понимают примерно в журналистике, простите меня, или ничего не понимают в этих стандартах, и мы постараемся сделать все, чтобы этого не допустить.
Кто их осудит? Кто такой Алексей Анатольевич Навальный, чтобы бросать камни в людей, которые честно делают свое дело? Я не очень понимаю, я сегодня ужасно расстроилась из-за этого поста, потому что это такое радикальное и такое злобное отношение к коллегам, которые честно работают. Ребята, работать вообще тяжело, а в нынешних условиях журналистам работать еще тяжелее. Как говорил Рома Баданин когда-то, я никогда не брошу камень в коллег, они не гадят в профессию, они ее делают, они пытаются ее исправить, они пытаются сделать то, что могут. Очень легко бросаться камнями, строить очень тяжело. Строить и работать тяжело, а кричать и бросаться камнями очень легко. К сожалению, Алексей Анатольевич пошел по самому легкому пути.
Галина, я тоже, честно говоря, задумывалась, как так получилось, что мы с коллегами оказались в ситуации, когда иногда акционер или владелец может напрямую оказывать давление на редакцию, и ему эта редакция, так бывает, не дает отпор. Меня тоже в свое время уволили с радиостанции «Коммерсант FM», так получилось, по каким-то причинам было принято такое решение. Нет ли ощущения, что, может быть, в какой-то момент сообщество не дало отпор на одну поправку, вторую поправку, одну снятую заметку, вторую снятую заметку?
Тимченко: Вы знаете, я как раз вот вчера давала интервью одно, и рассказала про музей Берлинской стены, который на меня произвел тяжелейшее впечатление. Видите ли, в чем дело, это же another brick in the wall, то есть кирпичик за кирпичиком. Ты ходишь 15 лет мимо КПП, и ничего не происходит. Потом там начинаются какие-то работы, ну и до этого они были. Потом у тебя начинают спрашивать документы, ну как бы ничего же не происходит. Просто в какой-то момент строят Берлинскую стену и ставят пулеметы. Ты не понимаешь, когда настанет этот момент, это кирпичик за кирпичиком, день за днем, мы все заняты своим делом, у нас у всех много и очень много работы.
И вообще-то журналисты люди, которые заняты в основном своей работой и погружены в свою тему. Плохо это, хорошо это, я тоже не возьмусь никого осуждать, но ты просто не замечаешь, что эта стена строится уже. Просто когда она встает перед глазами, и ты понимаешь, что твои любимые оказались по ту сторону стены, а ты здесь, вот тогда наступает прозрение. И опять же, ну да, так бывает, ну мы же не будем кричать, что вот весь Берлин смотрел, как строили Берлинскую стену, что же вы раньше-то не подорвались. Ну так бывает, мы заняты собой, заняты работой, у нас тяжелая жизнь, у нас много задач, ну упустили, да. Да, были моменты, когда можно было повернуть, но казалось, или повод незначительный, или не до этого, или еще что-то, тысяча оправданий есть. Но просто есть моменты знаковые, которые просто ну как бы «на слом», что называется.
Спасибо вам большое.
Фото: Коммерсант / ТАСС