«Хожу в парике и маске». Герои репортажа Дождя о мусульманках рассказывают об угрозах после выхода фильма

Тимур, герой фильма Дождя «Верь. Молись. Терпи» («Снявшие хиджаб»): После выхода фильма жизнь изменилась, это ясно. То есть приходится теперь быть осторожными. Стараемся минимизировать вообще в принципе выходы в город, потому что люди узнают уже, естественно, пешком мы по городу уже не ходим.

Нина, героиня фильма Дождя «Верь. Молись. Терпи» («Снявшие хиджаб»): Моя жизнь сильно изменилась после фильма. Я такой перебежчик сейчас, чувствую себя так. То есть я не могу встретиться с друзьями, в кафе посидеть. Или просто самой посидеть, поработать, потому что после этих угроз, после этого внимания я езжу с охраной. Но ничего со мной еще не сделали пока, но я боюсь. Также реакция религиозных деятелей, которые прямым текстом говорят, что мы должны отсюда уезжать и даже уезжать из России, потому что таким, как мы, не место здесь. Это прямой призыв к насилию над нами, я так считаю.

Ашура, героиня фильма Дождя «Верь. Молись. Терпи» («Снявшие хиджаб»): Родители, на удивление, ведут себя очень мило, и это даже еще больше пугает. Ничего не говорят. Не знаю, обычно, когда они ругаются, я к этому как-то привыкла, но когда они ведут себя слишком… Слишком хорошо, это вызывает еще больше подозрений. Они что-то задумали, наверно, какой-то план мести у них образуется.

Нина, героиня фильма Дождя «Верь. Молись. Терпи» («Снявшие хиджаб»): Чего я боюсь? Я чувствую такое… То есть пока я, например, целый день на улице, я чувствую такое давление и такое неприятное чувство тяжести. Я себя не чувствую в безопасности, пока я не приду домой. Пока я на улице, либо в магазине, либо в кафе, я чувствую опасность, я чувствую, что кто-то меня может узнать, несмотря на то, что я в парике, в маске хожу, и что-то может сделать. Например, как Саида, да, она отказалась сниматься, но она рассказывает, что она шла, парень ехал на велосипеде и ударил ее по спине.

Тимур: История такая, это уже был, наверно, день шестой или седьмой после выхода фильма, уже тогда вышла пара видеообращений от всяких деятелей религиозных. Получается, мне нужно было вечером поехать, забрать ключи и вернуться, то есть у меня такси было в две точки заказано сразу. Я сажусь на заднее сиденье в маске, в капюшоне и вижу, как таксист смотрит в чате в вотсапе мои фрагменты из видеообращения. В Дагестане инстаграм и вотсап ― это два основных инструмента распространения информация. И вижу чат, в котором очень много фотографий моих, были фотографии Нины, на них что-то нарисовано, где-то что-то написано какой-то каллиграфией. Честно сказать, я не мог разобрать, что это, поскольку я арабский язык не знаю, чтобы его читать. Но было понятно, что что-то негативное, потому что там были всякие смайлики, ножик какой-то, еще что-то.

Саша: Страх, наверно, больше я показываю сейчас, потому что мне сложнее держать в узде свои эмоции. Очень я тяжело переживаю то, что сейчас происходит вокруг Тимура. На меня это очень сильно давит. У меня начались панические атаки, очень сильные, если Тимура рядом нет. Какие-то голоса начинаются в голове вот этих комментариев, вот этих угроз, которые летят в его сторону. Это невыносимо читать, слышать то, что говорят в адрес твоего любимого мужчины, который делал все только с целью помощи, добра и привлечения внимания к серьезной проблеме, а его врагом народа обернули. Это омерзительно, отвратительно, и я чувствую себя очень уязвимой в этой ситуации, и мне реально страшно.

Тимур: Сегодня была ситуация, что… Я занимаюсь продажей товара, и сегодня женщина пришла посмотреть товар, увидела меня, посмотрела и сказала: «Ой, вы знаете, нет, мне ничего не нужно, нет, ничего-ничего не нужно. Все, ― говорит, ― я поехала». Я говорю: «Подождите, но вы же даже не посмотрели, что вам не нужно. Давайте я вам покажу». Она такая: «Нет-нет, ничего не надо, все-все, извините, я ошиблась, я не туда приехала». Но ужас в ее глазах был, как будто бы она увидела, я не знаю, дьявола, что ли, во плоти.

Нина: Да, наверно, мне повезло, что ко мне никто не пришел из родственников. Они ведь знают, где я живу, в принципе. Я бы не открыла им двери, наверно.

Тимур: Что, наверно, страшно ― то, что кто-то все-таки воспримет чьи-то призывы b реследования и перейдет к реальным действиям.

Ашура: Я не жалею, что снялась в фильме. Я думаю, если это поможет каким-нибудь девушкам, которые растут в таких же типичных дагестанских семьях, не повторить моей судьбы, то я считаю, что это было не зря все сделано.

Нина: Я абсолютно не жалею о том, что я это сделала, вообще нет у меня того, что не надо было это делать, надо было молчать. Просто я знала, что будет что-то, да, будут обсуждать. Но я никогда не могла себе предположить, что будет вот такое, то есть что будут… Порицать насилие, например, да, что вместо того, чтобы порицать насильников и людей, которые так делают, началось какое-то тотальное… Не знаю, какое-то тотальное преследование нас и уверение в том, что мы порочим религию, мы оскорбляем ислам и так далее, хотя ни в одном из наших слов не было такого сказано.

Тимур: Я не жалею, что осветили эту проблему. Мне жаль лишь, что люди восприняли только то, что они хотели воспринять, и что переврали всю ситуацию. И жаль, что регион и народ оказался не готов посмотреть правде в лицо и решил просто закидать камнями тех, кто об этом сказал.