«Все знали, что вырежут»: актриса Елена Коренева о том, как премия «Ника» превратилась в акцию протеста

Любопытно, что и президент кинопремии «Ника» и по совместительству ее лауреат этого года за фильм «Рай» Андрей Кончаловский добавил в интервью агентству РИА : «Я не считаю, что это правильное место для политических высказываний. Когда Сокуров сидел на президентском совете и была возможность высказаться, это я понимаю. Но здесь это немножко идет мимо кассы».

Актриса Елена Коренева, которая выступила со сцены «Ники» в защиту политзаключенных, рассказала в эфире Дождя, что толкнуло ее на эту политическую речь.

Я хотела бы вас спросить, Елена Алексеевна, как так получилось, что вчерашняя «Ника», традиционная регулярная ежегодная кинематографическая премия неожиданно превратилась в такую площадку для свободного, даже провокационного политического высказывания?

Вот как-то так получилось. Дело в том, что я лично, когда я посмотрела программку, и знала, что Александр Сокуров будет, что он получит приз «За честь и достоинство», что будут чествовать Юрия Арабова, персональный приз получит Паша Бардин, который снял сериал «Салам Масква», который я еще не видела, который пять лет лежал на полке и его не показывали, это довольно острая тема, я уже поняла, также чествовали Александра Наумовича Митту, я поняла, что будет говорить Сокуров, о злободневном, актуальном, важном, о гражданском обществе и его проблемах.

Тем более, что эта «Ника» происходила 28 марта, после событий 26 марта, с выходом в разных городах на антикоррупционное шествие или митинг очень большой массы людей, в частности, в Москве и в Санкт-Петербурге. И то, какое количество людей попали в автозаки, как с ними обращался ОМОН, просто выхватывая из толпы, что, собственно, типично, это происходит на всех больших, на многих шествиях и митингах. Просто мирно стоящие или идущие люди, в определенный момент врезается отряд ОМОНа, рассекает толпу и выхватывает абсолютно произвольно людей, тащит кого-то по земле, пожилых людей, не обращая внимания на возраст. То есть это закономерно было, я думаю, это подогрело вот это настроение со стороны определенных выступающих.

Скажите, а вы заранее решили, что вы скажете? Или вы уже на месте, поддавшись общей какой-то волне, решили говорить именно об этом?

Нет, когда мне позвонили и сказали, что я прошла в номинации, как одна из трех актрис в номинации «Роль второго плана», то я, естественно, во-первых, я совершенно не ожидала, говорю абсолютно искренне, потому что картина Володи Мерзоева, Кати Мерзоевой, которая была продюсером, Насти Мерзоевой, их дочки, которая работала над фильмом, он был снят, они говорят, за две недели, ну скажем, за три недели, в одной декорации, на мизерные деньги, и вся истории сочинена была по следам тоже известной истории с Катей Муму.

На такую историю денег государственных было не получить, конечно, 100%, я думаю.

Вообще, то, что фильм однажды показали по Первому, по-моему, как-то ночью — это уже было что-то совершенно невероятное. То есть для меня было неожиданностью, тем более у меня ну такое микроскопическое, по моему опыту больших, более объемных ролей, но это такой, острохарактерный эпизод, по сути. И я посмотрела, с кем я рядом, с Юлей Ауг за фильм «Ученик» и Светланой Брагарник — это две мощные драматические актрисы.

Я посмотрела фильм «Ученик», у них очень сильная работа. Я так прикинула свои шансы, на всякий случай в голове прокрутила, чтобы меня не застали врасплох. И скажу вам откровенно, у меня была такая уловка, когда я вышла на сцену и надо было что-то сказать, то я начала говорить о том, что я в конце концов сыграла мать оппозиционера. Я действительно играла мать оппозиционера, ее звали Муму, то есть я как бы говорила от образа. Я подумала о том, что я могу это сказать, а больше меня волновало то, что я чувствовала, что от нас ждут. И от меня ждут мои единомышленники и знакомые, может быть, тот же Володя Мирзоев и Катя. И от нас, от актеров, режиссеров, от творческих союзов ждут какого-то большего откровения…

Позиции.

Речь не о том, оппозиция ты, не оппозиция, назови себя никак, просто человек, ни к чему не призывай, но просто формулируй то, на что невозможно закрывать глаза, потому что, как сказал Александр Николаевич Сокуров, что давайте добьемся закона, запрещающего сажать в автозаки женщин и детей, которые вышли на площадь, на митинги и марши, право на которые имеют все наши граждане по закону. На мирные, они всегда мирные, все, что не мирное, то провокация. Но дело не только в детях и женщинах, а вообще в каждом человеке. Мирное шествие, вообще человека нельзя…

Вид человека, которого волокут по земле в автозак, и вид того, как расправляются дубинками над людьми, которые что-то выкрикивают, если даже, это не может не волновать просто человека, у которого на месте сердце, душа, глаза и уши. И об этом обязаны говорить мы.

Получается, что это было первое публичное высказывание людей с репутацией, узнаваемых, на широкую аудиторию. То есть в принципе никто ничего не говорил, пока не появились все вы вчера на сцене «Ники». Вы понимаете, что, скорее всего, в федеральном эфире трансляции вашего высказывания не будет?

Не скорее всего, я знала, что это вырежут, и все, по-моему, кто говорил подобное на эти темы, знали, что вырежут. Но дело в том, что нас всех режут, всегда, любое интервью, телевизионное или печатное, перекраивают, иногда аккуратно и по объективным причинам формата, — это естественная вещь. И тем более, я была спокойна, я могу сказать конкретной аудитории, просто к ней. Я и сказала, что я говорю это больше себе, потому что, по большому счету, желания учить или озвучивать какую-то истину, которую якобы другие люди не знают, а я ее знаю, — это высокомерно и как-то уже тоже набило оскомину. Я действительно чувствовала, что вот я должна об этом сказать.

Как отреагировал зал? Были ли какие-то негативные отклики, возможно после? Что не стоило, надо быть аккуратнее, сдержаннее и так далее…

Я убеждена, что целый ряд людей, потому что это тоже существует, и мы все с этим уже сталкивались, они считают, действительно, что фестиваль — это праздник, что это даже неприлично, существуют некоторые табу — за столом в светском обществе не говорят о деньгах, о политике и о здоровье.

То есть не стоило омрачать, да?

Не стоит портить праздник. Но кто-то так думает, окей, но кто-то думает по-другому. И потом, как вам сказать, художник, высокопарно называя нас всех, но тем не менее, у нас труд такой, для человека, связанного со словом, образом, эмоцией, психологией людей и так далее, условно говоря, художники, они правозащитники по своей сути. Что бы они не снимали — триллеры, комедии, мультфильмы, но дух гуманистический в самой этой профессии этого дела, он подразумевает, что правозащиту, то есть защиту человека от того, сего, пятого, десятого.

А потом, если говорить обо мне, не обязательно иметь в роду какую-то историю, но я людям, которых арестовывают, а особенно политзаключенным, по навету, по дезинформации намеренной и так далее, сопереживаю особенно, потому что у меня были репрессированы бабушка с дедушкой в тридцатых годах. Потом реабилитированы, но дедушка был расстрелян к тому моменту. И я чувствую это, свою причастность, я не могу их предать. Такое у меня ощущение.

Спасибо большое.