«Бунт на коленях»: почему протест в Екатеринбурге обречен

Павел Лобков: Вся страна смотрит за битвами на крошечном кусочке земли в Екатеринбурге, почти как за «Игрой престолов». Как будто запахло 2011 годом. Или 1905-м.

С подавленного Болотного восстания политологи гадают, что станет спусковым крючком нового протеста, этими эйзенштейновскими червями на броненосце «Россия». И станет ли? 

Кто-нибудь помнит систему Платон и подмосковные лагеря шоферов? А марш кубанских фермеров на Москву? Тогда говорили: вот она, искра, и возгорится пламя. Потом были митинги против реновации, куда пришел Навальный и все испортил. Все прошлое лето в сероводородных испарениях стонало Подмосковье, и появлялись такие экзотические фигуры, как народные мэры. Там тоже был ОМОН, и тоже хватали активистов. Марши матерей против ареста малолетней Ани Павликовой прошли по Москве. И что, разгорелось? 

Пенсионная реформа в разгар Чемпионата мира по футболу. В едином порыве слились либертарианцы с коммунистами. Проглотили. Даже в странной победе на шоу«Голос» дочери Алсу видели эту искорку: дети — это святое, украденные голоса — это историческая память. Рассосалось. 

Екатеринбургский сквер имеет пока все черты такой новой искры. С одной стороны — граждане. С другой — государственная церковь и медные олигархи со своими частными армиями, которые во имя божье бьют нечестивых. Неслыханное дело, пожалуй, впервые с 2011 года, когда триггером стали украденные голоса, на сторону народа встает мелкий бизнес. Парфюмерная сеть «Золотое яблоко» в своем Инстаграме дублирует призывы к сохранению сквера. Бизнесмен Иван Шкиря предлагает помощь журналистам: «Если вы ночью будете работать на Драме, и у вас возникнет потребность попить чай-кофе, или просто погреться, можете воспользоваться моим офисом». Конкурирующие медиа объединяются.

Да, и символ прекрасен: забор, возведенный в рекордные сроки. Забор — это то, что в России умеют делать лучше всего. От кремлевской стены до самодельных блок-постов, от чужих машин во дворе и кладбищенских оградок. Забор четко показывает: тут наши, а тут — не наши. Церковь, которая свою жизнь начинает с забора вокруг себя, омоновцев и титушек — еще один символ. Перефразируя фразу из фильма Абуладзе: зачем нужна церковь, если она не окружена забором? То есть, как бы все сходится. Кирзово медно-спортивное православие против вольного уральского города. Крики про американских наймитов и христопродавцев. Будут красивые кадры девушек, приковавших себя к деревьям, красивые фразы, обыгрывающие место действия — Театр драмы. Но, кажется, всему этому суждено рассосаться. Все эти протесты не про храмы, не про мусор и не про пенсии. Это история про семейное насилие, в которой глава семьи то бьет несчастную жену, то приходит к ней с шампанским и букетом. А она то собирается на него жалобу писать, то умильно смотрит, как он играет в хоккей. А развестись страшно: еще шут придет какой, как на Украине. И этот бунт на коленях, кажется, будет вечным. Поплакаться же на грозного начальника можно в храме. Для того и строят.