«Врачам объясняют, что людей освобождать нельзя»: почему тяжелобольные остаются за решеткой

Денису Морозову, экс-главе банка «Огни Москвы», на момент смерти было всего 42 года. У него осталось трое несовершеннолетних детей. И этот случай, к сожалению, один из многих. Во время посещения камер и тюремных больниц, мы с коллегами-правозащитниками встречаем десятки и сотни людей в очень тяжелом состоянии, в преклонном возрасте, например 85-летних, которые почему-то арестованы.

Разберем пример Морозова. Его, человека, обвиняемого в совершении экономического преступления, ни в убийстве, ни в разбое, несмотря на тяжелый диагноз — редкое наследственное заболевание, нарушающее свертываемость крови,  отправили в заключение на период следствия. Зачем? Для чего? Судья мог назначить домашний арест, но диагноза в списке запрещенных нет. И тут ситуация двоякая. Можно отправить за решетку, а можно и не отправить  — обычно выбирают второе.  Сама система ФСИН стонет, переполненность изоляторов — почти 30 процентов. Но следователей и судей это не волнует,  логика такая: когда обвиняемый увидит тюремные ужасы, он заговорит по-другому   а возможно и признается побыстрей.

Дениса Морозова отправили в СИЗО №4, его еще называют «Медведь». Это изолятор, где в камере на четверых могут находиться шестеро —  там здоровому-то противопоказано находиться, что уж говорить о больном. Врачей, естественно, не хватает.

По официальной статистике неукомплектованность  — 30%, а средняя зарплата врачей, у которых двойная нагрузка (из-за того, изоляторы переполнены) всего  30-40 тыс. рублей;  у медсестер — и того меньше — 15-20 тыс. рублей. Арестанты стонут, что не могут попасть к медикам. Кстати, «Медведь» — это первое СИЗО, куда я попала в день начала своих полномочий. Тогда во время прогулки умер экс-замминистра ЖКХ Подмосковья Гусев, арестованный по подозрению в хищении и растрате. История была похожая.

У Гусева был букет заболеваний:  сахарный диабет, ишемия, гипертония, стенокардия и кардиосклероз. Причем риск сердечно-сосудистых осложнений был установлен как «очень высокий». Но ни одно из них не предусмотрено Постановлением №3, документом, который освобождает от заключения в изоляторах.

 Медики СИЗО, которые устали его лечить, ходатайствовали сами о его освобождении, но суд все время продлевал арест. В апреле экс-замминистра вывезли в Городскую больницу №20, где проходят освидетельствование самые больные арестанты — комиссия пришла к выводу, что, несмотря на плохое состояние заключенного (а это состояние она полностью подтвердила), в СИЗО находиться он может. Это давняя проблема — гражданские врачи не берут на себя ответственность. Из 30 больных в 2016 году медкомиссия освободила лишь одного , как рассказывали тогда тюремные врачи. Но есть еще Постановление №54. Оно освобождает тех, кто уже в колонии. Его недавно переписали. Правда, снова много претензий к нему.

В прошлом году из 3.5 тысяч заключенных, которые подали ходатайства об освобождении по болезни, освобождены 1600 человек. Но  749 заявителей скончались до начала слушаний в суде, а 119 – до вступления решения суда в законную силу. Российские суды освобождают меньше 50% тяжелобольных заключенных. Об этом в начале мая 2017 года заявила уполномоченная по правам человека в России Татьяна Москалькова.  Она предложила президенту Владимиру Путину обязать суды освобождать заключенных, у которых тяжелые заболевания. Но дело не только в судах, но и в том, чтобы врачи, которые проводят экспертизу, не боялись освобождать.

Фото: РИА Новости