«Если б я попал к нему на допрос, я бы рассказал все»: умер генерал КГБ Филипп Бобков, выславший Бродского и Солженицына

Почему тогда в советские годы вы, в том числе с помощью вашего управления, вознесли интеллигенцию до какой-то сверхвлиятельной силы? Почему интеллигенция была так важна, если она в меньшинстве?

Ну, как почему? Потому что интеллигенция – сила, управляемая страной. А как иначе должно быть?

Среди тех, кто обязан Бобкову своей вынужденной эмиграцией — поэт Иосиф Бродский и писатель Александр Солженицын. Даже спустя десятилетия КГБшник рассказывал об этом уклончиво.

Что касается Бродского, я не принимал участия в том, чтобы ему помогать уезжать или помогать оставаться. Единственное, когда встал вопрос о том, что ему бы надо было уехать, я не возражал. Но я не вырабатывал эту линию, это его был вопрос. Единственного человека, которого выселили из страны, это был Солженицын. Его – да, выселили. Но это был единственный.

 — За что?

За что? Потому что он начал писать против советской власти. Видите ли, дело не в этом, что он там писал. Если он писал литературу, писал книги, но он писал книги в противовес советской власти, то есть той власти, которая существовала в стране. Зачем ему здесь жить?

Впрочем, генерал Бобков так и не признал, что Бродский — поэт.

Это неинтересный человек. Кстати говоря, если вспомнить это, то когда он уехал, он остался вычеркнутым совершенно. Никаких уже не было к нему отношений, чтобы его вспоминали. И я, между прочим, большого поэта и большого таланта в нем никогда не видел, даже когда он уехал.

Пятый отдел причастен и к ссылке в город Горький академика и правозащитника Андрея Сахарова. Правда, впоследствии Бобков оправдывал ссылку интересами самого же Сахарова.

Я его считал приличным человеком и очень сильным, серьезным ученым. А почему он уехал, почему его перевели в Горький тогда? Это не потому, что мы его… а потому, что нам надо было его спасти. Потому что эта его супруга, вот эта, которая его начала таскать в американское посольство, привела бы к тому, что в один прекрасный день он сел бы в американском посольстве и сидел бы там, и не выходил бы оттуда.

К 75-летию Бобкова, в двухтысячном году обозреватель «Власти» Евгений Жирнов опишет деятельность генерала как «надувание из лягушки вола». Сотрудники пятого управления планомерно внедряли миф о существовании в СССР массового, но контролируемого инакомыслия, в то время как идейных врагов власти среди творческой интеллигенции были единицы.

Зампредседателя Совета общества «Мемориал», историк Никита Петров: Это такая форма, я бы сказал, психологического давления, запугивания. Когда человека, полагали, необязательно посадить в тюрьму, но достаточно крепко напугать, чтобы он больше не выступал со своими смелыми речами и не критиковал советскую власть. И не выступал, тем более, публично. Это был своего рода орган по политическому и идеологическому контролю советского общества. И Бобков стоял во главе этой чудовищной структуры.

В оперативную работу Бобкова входили приятельские отношения с теми, кого при случае отдел мог обвинить в инакомыслии — дружил с Евтушенко, вел беседы с уехавшими из союза Мстиславом Ростроповичем, Галиной Вишневской.

Зампредседателя Совета общества «Мемориал», историк Никита Петров: Это был такой, я бы сказал, посвященный деятель тайной полиции, и это был человек, который, безусловно, поддерживал контакты в писательской среде, среди интеллигенции, в среде художественной интеллигенции. Это то, что называется «душить в собственных объятиях». Конечно, кому-то из писателей, кому-то из артистов было лестно, что его проблемами может заняться сам Филипп Денисович и, скажем так, снять какие-то запреты, которые были до этого. Бобков, в конце концов, прекрасно понимал, что у людей есть много оснований быть недовольными существующей действительностью. Он это понимал, но он не мог изменить действительность. И отсюда его особая роль в служении брежневскому режиму, а потом уже, соответственно, андроповскому. И при Горбачеве он, в общем-то, выступал за перестройку. Он написал мемуары, но в этих мемуарах он признал, что неправильно действовали с Солженицыным и Сахаровым, но в целом эти мемуары оправдывают ту линию, которую он вел, работая в пятом управлении.

После распада Советского Союза вслед за многими силовиками пошел работать в компанию «Медиа Мост» Владимира Гусинского — в аналитический отдел.

Мы оказались вообще не у дел, нигде. Я почему пришел на работу к Гусинскому? Не потому, что я хотел там это, а потому что деваться было некуда.

О самом Гусинском, как и о нынешней власти, генерал говорил обтекаемо — Путина хвалил за недопуск распада страны. 

Его [Владимира Путина] заслуга состоит в том, что он все-таки удержал государство от развала полного. 

А еще хвалил работу нынешних спецслужб — ФСБ как достойная преемница КГБ его вполне устроила.

Зампредседателя Совета общества «Мемориал», историк Никита Петров: Сейчас официально нет цензуры, хотя по факту, конечно же, мы видим, как те или иные произведения запрещаются — тем или иным фильмам не дают прокатное удостоверение. Это все отрыжка деятельности пятого управления. Вот эта болезнь пятого управления, этот синдром пятого управления жив до сегодняшнего дня.

За пределами стран соцлагеря Бобков так и не побывал — возможно, чтобы капиталистический мир не разрушил его представлений об устройстве жизни. На пенсии генерал заговорил, но какую-то правду о нем смогут рассказать только рассекреченные архивы.