«Майдан не закончился»: революция на Украине глазами журналиста

Сакен, приветствую вас!

Добрый вечер! Я жил в Киеве восемь лет, для меня эти события ― закономерное развитие того, что я видел. Я видел страну после ― я три года жил там после Майдана. Сейчас живу в Праге, работаю на «Свободе», на канале «Настоящее Время».

Спасибо за уточнение.

Три года спустя согласны ли вы с тем, что главной проблемой украинского государства и общества остается то, о чем я спрашивал Наталью Гуменюк, ― разделение, раскол между обществом и государством? Общество, которое на многое надеялось три года назад, обвиняет власть в коррупции и клановости в политике ― во всем том, против чего выступали люди на Майдане.

Я бы не назвал это расколом, потому что изначально, на мой взгляд, взгляд человека, который действительно видел Майдан от начала до конца, это была история не про власть, как сейчас мы это особенно понимаем. Это была история про людей, общество, самоорганизацию общества и огромное терпение, которое украинские люди показали и друг другу, и всему миру. Терпение не в смысле готовности терпеть беззаконие и беспредел, как раз против этого вышли. Терпение в своем стремлении добиваться достоинства и свободы ― то, как этот день называется на Украине.

Что касается раскола между властью и обществом, вы знаете, позиция «может, и хорошо, что сегодня вся власть не на Майдане» ― а что же в этом хорошего? Что хорошего в том, что они собрались в отдельном выставочном центре под софитами телекамер, друг друга поздравляли, исключительно лозунгами разговаривали и со своим народом, и со своим миром, и не пришли туда, где все произошло, где люди погибали, где люди стояли и жили недели и месяцы?

Может быть, они придут туда, когда будет годовщина непосредственно событий, приведших к падению режима Януковича.

Все-таки сегодняшний день отмечен в календаре как главный, а день, когда произошли эти кровавые события на Майдане, чаще всего и политики, и простые люди проводят в храмах, молятся о погибших. Сегодня важный день. Как и в Чехии важный день ― начало Бархатной революции.

Прошло три года, давайте посмотрим ближайшие три года, тем более в них также входит и выборный период. Что будет происходить в отношениях между властью и обществом? Будут ли те перемены, на которые общество надеялось, или же снова начнется череда выборов, может быть, досрочные выборы в Верховную Раду и выборы президента?

Все может долго продолжаться. Если, так скажем, выразиться коротко и образно, Революция достоинства не завершилась, Майдан не закончился. Эти три года показывают именно этот результат. Есть какие-то процессы в украинском обществе необратимые, они уже произошли.

Я наблюдаю за тем, что происходит в стране и вижу, что есть путь, с которого украинское общество уже не свернет. Например, борьба с коррупцией. Все, что происходит в последние месяцы, когда чиновники декларируют безумные миллионы наличности, хранимые в домах, ― это тоже важно, тоже результат революции, Майдана.

Это тоже Майдан, который продолжается сейчас в работе журналистов, активистов, тех волонтеров, которые перешли ― кто-то в компьютер, а кто-то, между прочим, и на войну. Об этом тоже нельзя забывать. Не просто так постояли, потусили и ждем, когда в стране будет демократия и свобода. Война идет на Украине.

Поэтому процесс Революции достоинства не завершен.

А как на него влияет конфликт с Россией? Украина потеряла Крым, по крайней мере, она сегодня его не контролирует. В общем-то, не контролирует она и какую-то часть Донбасса. Как это сказывается на развитии Революции достоинства, какой эффект оказывается, с вашей точки зрения?

Согласитесь, сложно учить латынь и греческий, когда у тебя ампутирована нога и ты находишься в критическом состоянии. Это будет сложно каждому человеку, а целому обществу тем более непросто это пережить. Конечно, это тормозит, отвлекает огромные духовные, физические, финансовые силы страны на преодоление вот этого несчастья, которое Российская Федерация учинила с Украиной. Я надеюсь, что несчастье закончится и Украина покажет России и миру, что три года назад все было не зря. У меня ощущение, что выбор, сделанный тогда, был не случайным.

Еще очень важная особенность украинского народа в целом ― Майданы там происходят, не будем делать вид, что это единственный Майдан. Майданы могут происходить еще. Но общее стремление, природа энергии Майдана была одна и та же и в 2004 году, и в 2013 году, и, если нужно, будет еще раз. Это стремление к независимости и достоинству, то, что украинские люди очень чувствуют.

Какой для вас лично за все эти месяцы наблюдения и освещения событий на Майдане самый запомнившийся момент?

Много всего было, конечно. И первая смерть, и первые пули. Это самое серьезное человеческое потрясение.

Я говорю: «Майдан». Что сразу возникает? Если хотите, первый образ.

То утро, когда на Майдане начались большие убийства, собственно, в феврале. Я работал обычно ночью, а в это утро поехал к 11 на Майдан. Ехать было трудно, метро и наземный транспорт в Киеве не работали, только некоторые троллейбусы ходили, по-моему. Я доехал, куда мог, и значительную часть пути по центру шел пешком, вдоль Крещатика.

Что меня поразило больше всего (и это для меня Майдан) ― огромное количество людей, почти все, кого я видел, несли в сумках и пластиковых пакетах физраствор, лекарства, обезболивающие. И этот звон медицинских склянок ― люди сами несли лекарства для тех, кто там пострадал, кто был ранен. Одна пожилая женщина подошла ко мне, у нее был листок, на котором были написаны названия лекарств. У нее не было денег, и она взяла на себя работу, миссию просить прохожих купить конкретные лекарства, которые там нужны, а не просто нести, например, бинт и зеленку.

Это очень личное для меня воспоминание, потому что оно во многом про то, что нам происходило, про милосердный ответ людей на насилие, без политики, без Путина, без Америки. Склянки, которые звенели все утро. Знаете, было такое прозрачное морозное утро и вот эти склянки. Для меня это ― Майдан, хотя я помню и много всего другого.

Еще пара слов по поводу того, почему Майдан продолжается и предстоит много чего еще. Потому что не произошло двух вещей, на мой взгляд, ключевых: люстрации, о которой очень много говорили, ― выяснения того, кто занимался злом, и политического обновления в стране. Не пришли новые люди в таком количестве, в каком они критически необходимы для перемен.

Сакен, в этой связи задам вам очень короткий вопрос, коль вы снова заговорили о будущем. С одной стороны, вы вроде бы оптимист, судя по ответам на предыдущие вопросы Дождя, с другой ― сейчас вы говорите о проблемах.

Сейчас наблюдается, в том числе в украинской власти и довольно серьезной части общества, тренд к возвращению к корням, как считается, к созданию новой украинской идентичности на основе борьбы украинских повстанцев в середине XX века. Фигуры Бандеры и Шухевича сейчас очень важны в официальном пантеоне героев.

Одновременно говорят о европейском будущем. В какой степени это сочетаемо?

Опыт ближайших соседей Украины ― поляков, которые сейчас тоже возвращаются к идеям своего великого прошлого, доказывает, что совмещать такие тренды возможно. Мне кажется, что это во многом обострено именно из-за того, что сейчас происходит со страной. Страна, пережившая насилие в целом, так реагирует. Это тоже надо понять и принять.

Я думаю, что со временем этот тренд будет нивелироваться. Просто украинская идентичность намного шире, чем повстанцы (кстати, они были отважными людьми). Мне бы очень хотелось, чтобы Украина развивалась, наоборот, в культурную сторону как неотъемлемая часть Европы. Все-таки украинские студенты, к сожалению, в большинстве своем стремятся уехать куда-то учиться. Вот когда они все вернутся, начнется новая Украина.

Фото: Андрей Стенин / РИА Новости