Евгений Цыганов про актерскую фальшь, ночную жизнь и ту самую «Оттепель»

Алена Долецкая: Конечно, я могла бы нарушить все, что можно нарушить, и спросить, чем все кончится, но не буду. 
Евгений Цыганов, актер театра и кино: Зачем? Не надо. 
Долецкая: Будем досматривать. 
Цыганов: Не будем портить впечатление. 
Долецкая: Не будем портить ни себе, ни им. Ну, вы там хороши!
Цыганов: Спасибо!
Долецкая: Самому-то понравилось? 
Цыганов: А я же еще не видел тоже. Ну, нет, мне все нравится. Понравилось сниматься? 
Долецкая: Да. 
Цыганов: Было интересно, да. Был такой редкий хороший сценарий. 
Долецкая: Сценарий отличный. 
Цыганов: И какая-то компания. 
Долецкая: Хорошая у вас компания была, отличная. Жень, у меня личный вопрос. У вас пятеро детей. 
Цыганов: Например? Ну, да. 
Долецкая: Их пятеро. Как вы справляетесь? 
Цыганов: Как они справляются. 
Долецкая: Вы-то как справляетесь? Как они, я уже даже и не знаю. 
Цыганов: Ну, они мне помогают. 
Долецкая: Помогают? Как? Тем, что они есть? 
Цыганов: Ну, да, наверное, так. Не готов я сейчас был сразу начинать с детей и с того, как я справляюсь. Наверное, так себе справляюсь. Так как-то, не очень. Можно, наверное…
Долецкая: И получше? 
Цыганов: Ну, да. Нет предела совершенству. 
Долецкая: Ясное дело. Это ясно. 
Цыганов: Я какой-то страшно несовершенный. 
Долецкая: Вы страшно несовершенный? 
Цыганов: Угу. 
Долецкая: Жень, ну, вот сейчас, особенно с приходом власти Интернета, пишут же совсем бог знает, что. Особенно про людей, которые заметны, знамениты, как вы. Как вот вы к этому относитесь сами? 
Цыганов: Я стараюсь быть не очень заметным, не сильно знаменитым. Просто в силу того, что само увлечение этой профессией, театром и прочим, оно предполагает какую-то публичность…
Долецкая: Уровень публичности высокий. 
Цыганов: Но я себя все-таки все равно считаю театральным артистом. То, что происходит в театре, мне больше интересно (как для артиста), потому что от меня там больше, может быть, зависит. Интереснее мне это. 
Долецкая: Конечно! Так многие киноактеры, кстати, говорят. 
Цыганов: Честно говоря, тот момент, когда меня стали дергать на улице и говорить «подпишите», «сфотографируйтесь», это было после того, как параллельно с фильмом «Питер ФМ» вышел клип на песню группы «Город 312», которая вовсе не является какой-то там моей любимой группой (ну, так, если уж совсем честно). Да, я думаю, для музыкантов группы 312 их музыка не является их любимой группой. Но мне говорили: «Мы тебя знаем, ты – парень из клипа!»
Долецкая: Ой. 
Цыганов: Ну, потому что его крутили по телеку.
Долецкая: И как? Мало приятного? 
Цыганов: Да никак. Ну, никак. 
Долецкая: Ну, мало все-таки.
Цыганов: А, приятного? 
Долецкая: Ну, вы – серьезный театральный актер, за вами потрясающие роли. 
Цыганов: У меня нет в этом смысле комплексов. Это же как происходит часто, ну, типа, «иди сюда, улыбнись, соответствуй». Я же тебя знаю. Ну, так ты стой со мной в кадре, как белый человек, позитивно, что-то такое. Вроде как, ты становишься уже что-то должен в том месте, где ты ничего не обещал. Ну, и все, какая-то такая история.
Долецкая: Жень, а вы говорили, что за некоторые работы вам стыдно?
Цыганов: Стыдно? Я не знаю, стыдно, скорее, наверное, за то, когда ты не сказал «нет». 
Долецкая: То есть, вы зря кому-то сказали «да»? 
Цыганов: Да, когда-то проскочил момент, когда я мог бы отказаться, но махнул рукой и сказал «да пусть будет, ну и что?» Ну, ничего страшного.
Долецкая: Жень, а когда вы признали, что, ну, что-то я маханул, конечно, вам просто легче от этого стало? 
Цыганов: Когда уже все закончилось? 
Долецкая: Да, когда закончилось, вы поняли, что зря сказали этим ребятам «да». 
Цыганов: Не знаю. Мне кажется, все равно нужно испытывать какой-то кураж и все равно пытаться найти какой-то интерес, какое-то любопытство в том, что ты делаешь. Несмотря на скучность моей физиономии, мне все-таки, ну, не знаю, я стараюсь этих персонажей или то, с чем мне приходится сталкиваться, с кем мне приходится сталкиваться, как бы не был вымышленным этот человек, все-таки, как-то его понять, как-то его себе вообразить. Это игра. Она, в общем-то, игра интересная. Если просто сливать карты и не хотеть в этой игре одержать, пусть маленькую, но победу…
Долецкая: То какой смысл? 
Цыганов: То это все бессмысленно. Даже, если ставки не самые большие, но азартно все равно играть. 
Долецкая: Конечно. Жень, вы много работаете? 
Цыганов: Да дофига, да. Но с моей ленью…
Долецкая: А, вы еще и ленивый?!
Цыганов: Да, я же этот…
Долецкая: Ленивый трудоголик. Это такой будет у вас новый…
Цыганов: Лекарь поневоле, да. 
Долецкая: Лекарь поневоле – ленивый трудоголик. Как вы отдыхаете? 
Цыганов: Давно этого не делал, поэтому не могу ответить. 
Долецкая: Даже забыл, как это делать? 
Цыганов: Ну, так, не напрягаюсь. Вроде, такой принцип, да. 
Долецкая: А, то есть, такой отдых, он внутри все время проходит? 
Цыганов: Ну, да. То есть, как-то все-таки пытаешься выбирать что-то, такой процесс, чтобы он не был для тебя обременительным и неприятным. 
Долецкая: А ночная жизнь, вечеринки? Нет? Успеваете хоть? 
Цыганов: Ну, вообще, я ночной житель. То есть, так получилось. То есть, с утра я утренники не очень воспринимаю. Спектакль – это штука вечерняя, он затрачивает какую-то там все равно энергетическую такую штуку, то есть, ты не можешь после спектакля придти…
Долецкая: И лечь спать. 
Цыганов: …домой, выпить чаю, лечь на подушечку и уснуть спокойным сном. 
Долецкая: То есть, еще адреналин крутит? 
Цыганов: Все равно у тебя есть вот эта штука, которая должна во что-то обнулиться и во что-то превратиться. 
Долецкая: А во что обнуляете? 
Цыганов: Наркотики в основном, секс и алкоголь. 
Долецкая: Секс, наркотики, алкоголь? 
Цыганов: Да. 
Долецкая: И пятеро детей? 
Цыганов: Соответственно, именно поэтому. 
Долецкая: Походу.
Цыганов: Да, как результат. 
Долецкая: Жень, как результат вот этих вечерних праздников, получились пятеро? 
Цыганов: Угу. 
Долецкая: Да, ленивый трудоголик – это сильно. Вы знаете, я вам не то, чтобы не могу простить, я вам это простила уже давно, но лет пять назад я очень хотела вас сфотографировать и взять у вас интервью для журнала, а вы отказались, сказали, что я там для глянца вообще не хочу. Почему такое отношение к глянцу и сохранилось ли оно? 
Цыганов: Я сейчас не вспомню эту историю, но мне сегодня позвонили из газеты «Антенна 7» (ну, например, это не глянец, да) и сказали, что мы печатаем эту историю, рассказываем про «Оттепель». Позвонили вчера, я сказал, что попробую найти время, позвоните сегодня. И сегодня я думал, что ответить. Когда они позвонили, я сказал: «Вы знаете, мне не нравится ваша газета». И на том конце трубки человек обиделся и сказал «извините», повесил трубку. 
Долецкая: Зря обиделся. 
Цыганов: Я не знаю, что отвечать в такой ситуации. Ну, мне не нравится газета «Антенна 7», я могу что-то соврать, что-то придумать…
Долецкая: Отличный ответ. Вы имеете право. 
Цыганов: …как-то обойтись. И, что качается глянца, у меня была неприятная история с журналом Harper's Bazaar, который является глянцевой стори. Понимаете, тут же тоже такая история, что в журналах в этих все время меняется редактура, сама история. Обложка и название остается, ну, как клубы или какие-то питейные заведения, да? Кухня меняется, а название и интерьер остается. Что касается содержания, журнал Vogue или что-то, это же интересно пролистывать. Хотя, наверное, последний раз я это делал, когда был на море лет 10 назад, просто найдя это где-то на полу и просто потому, что совершенно не было… Ну, а поскольку я на море давно не был, соответственно…
Долецкая: То можно и полистать. 
Цыганов: В общем, я и не видел, что такое Vogue, я и не знаю, что это такое. Время от времени появляются какие-то журналы, которые вызывают любопытство. Но мне кажется, этого всего очень мало!
Долецкая: Мало? 
Цыганов: Ну, нет, прессы-то много, конечно, просто вы….
Цыганов: Прессы дофига! И всем нужны какие-то люди, которые если не на обложку, то хотя бы в середину, чтобы вот эту всю толщину между рекламой чем-то заполнить. 
Долецкая: Осуществить, да. Это правда. 
Цыганов: Это тоже какой-то стресс. Потому что ты общаешься, потом ты рефлексируешь то, что та наобщался, потом ты пытаешься исправить то, что там написано…
Долецкая: А уже поздно.
Цыганов: …потому что, как правило, это услышано не так или как-то переиначено неточно, неаккуратно. А потом тебе говорят, что это уже и исправить нельзя, потому что это уже в печати. 
Долецкая: И, в общем, ты попал. 
Цыганов: И хоть потом обзванивай всех, кого вдруг как-то упомянули в этой всей истории. 
Долецкая: И извиняйся. 
Цыганов: И нафига, вот остается единственный вопрос. 
Долецкая: Как вы воспринимаете критику в свой адрес? 
Цыганов: Знаете, мне кажется, что я стал очень равнодушен. 
Долецкая: Равнодушно? 
Цыганов: Ну, да. Я, с одной стороны, очень мало читаю какой-то толковой критики, ну, когда идет разбор. Мне интересны какие-то мнения, самые простые или самые сложные, но я знаю, как это мнение меняется на протяжении лет. Мне вчера мой близкий друг сказал: «Я же был у тебя на «Бесприданнице» три года назад, и мне очень не понравилось. И я до сих пор вспоминаю этот спектакль, и мне кажется, что он замечательный». 
Долецкая: А что вы почувствовали в этот момент, когда он сказал: «А мне не понравилось». Обида? Расстройство? 
Цыганов: Я сам не был в большом восторге от того, как у нас сложился на тот момент спектакль. Я там много фыркал, но в итоге, да, это работа. Просто Петр Наумович нас мог бы оттащить на десять шагов вперед в этой истории, просто нам сказать, вот вам, типа, толчок какой-то, пинок дать, мы бы уже всех там рвали и играли бы какой-то успешный спектакль. А он не сделал этого. Он нас поставил в начало этого пути, чтобы мы, как-то притираясь друг к другу, с этим сложнейшим материалом пытались найти какую-то связь, какую-то энергию в этих словах, в этой штуке. И это, в общем, три года такого трудного достаточно пути внутри этой истории. 
Долецкая: Жень, а вот рассказывали, что при вашем рождении присутствовали 12 студентов из Эфиопии из медицинского института. Это правда? 
Цыганов: По-моему, их было 12.
Долецкая: Вы никогда не пытались с ними встретиться? 
Цыганов: Они со мной тоже. Нет, я их видел потом на горе Синай, они встречали рассвет и пели песню. Мы с ними встречались, они молились лорду.
Долецкая: Вот так вот. 
Цыганов: И я вместе с ними. 
Долецкая: Жень, я увидела в «Оттепели», вы играете такого циника, распутника. 
Цыганов: Распутина. 
Долецкая: Ну, пока нет, но распутника точно. Легко было играть? 
Цыганов: Я не совсем согласен с тем, что он - распутник. 
Долецкая: А кто он? 
Цыганов: Да, он – распутник, точно. Я просто, видимо, не думал об этом. Он на распутье, да, вы про это? 
Долецкая: Ну, про это, конечно.
Цыганов: Да, он на распутье. 
Долецкая: Легко было? Себя узнавали? 
Цыганов: В такой точке такой человек находится, в какой он есть. Другой точки у него нет. Да, у него есть взрослая дочь. У него есть бывшая жена актриса, с которой у них не сложилась эта история. У него есть какие-то там знакомые женщины. Более знакомые, менее знакомые. У него появляется в этой истории девушка, которая становится чуть большим для него, нежели все остальное, и он отказывается от этих отношений и понимает, что в той точке, в которой он находится, эти отношения невозможны. Этот человек - больной кинематографист. Этот человек, который, если его отправят на полгода в экспедицию, он в экспедицию поедет, и ни о каком ожидании никакой 20-летней девушки здесь не может идти и речи. И он сам это понимает. И он понимает, какой он для нее обрюзгший, ненастоящий, и что это не те отношения, которые вообще должны быть. Ну, и вообще это затратно. 
Долецкая: И вообще что? 
Цыганов: Вообще, это ни к чему. Тем более, что возникает история этого фильма, этот фильм для него важнее становится. 
Долецкая: А у вас это может произойти в жизни, как вы думаете? 
Цыганов: Я – не больной кинематографист, я – театральный артист. 
Долецкая: А заболеть театром так сильно, как ваш герой заболел кинематографом, можете? 
Цыганов: Может, я не настолько цинично распутен… Не знаю. А, ну, я понял. Ваш вопрос идет к тому, что распутный и такой циничный человек и вы. И какие общие, да? Что общего? 
Долецкая: Угу. Ну, например. Или для вас это вообще…
Цыганов: То есть, я сейчас попытался оправдать его распутство, да? 
Долецкая: Как бы да. 
Цыганов: А есть другой момент понимания его цинизма, ну, степени, да? 
Долецкая: Конечно. 
Цыганов: Мне понятны поступки. Грубо говоря, если бы они мне были совершенно непонятны и странны, было бы непонятно, как это произносить…
Долецкая: Как это сыграть, да? 
Цыганов: …как в этом существовать. 
Долецкая: То есть, вам трудно сыграть то, что вы не понимаете? 
Цыганов: Он Хрусталев. Если мы говорим об этой истории, то он хрупкий, понимаете? 
Долецкая: Да, я про Хрусталева. 
Цыганов: Ну, потому что хрусталь, да? Соответственно, эта хрупкость должна на чем-то крепиться, на чем-то держаться, чем-то защищать себя. Поэтому цинизм. И эта женщина, которая очень важный человек в его жизни, то есть, мать его дочери, с которой у них идет бесконечная война, и которой он говорит: «это глицерин или слезы, и что ты здесь вообще делаешь?» - она для него очень важный человек. И все его шутки по поводу ее аборта – это просто переживание того момента, когда она же от него ушла. 
Долецкая: Конечно. 
Цыганов: Поэтому да, наверное, цинизм. Там уже такие мозоли. Мне кажется, что просмотр фильма до конца будет чуть даже больше понятно, почему так. 
Долецкая: Жень, а вы сами хрупкий? 
Цыганов: Очень. Конечно. 
Долецкая: Что вас ранит больше всего? 
Цыганов: Близкие. 
Долецкая: Близкие? 
Цыганов: Ну, что способно ранить? 
Долецкая: Да. 
Цыганов: Ну, да. Чем ближе, тем больнее. 
Долецкая: Например? 
Цыганов: Сейчас ближе вас никого нет, поэтому…
Долецкая: Тогда я вас не буду ранить. 
Цыганов: Вам проще всего. 
Долецкая: Я надеюсь, что я вас ничем не ранила пока. А вот скажите, писательница известная Татьяна Никитична Толстая сказала как-то, что у актеров вся их жизнь в масках, в личинах. И их истинная сущность и проявиться практически не может. 
Цыганов: Я не очень понимаю, что такое личностная сущность в представлении писательницы Толстой? 
Долецкая: Это правда, это ее точки зрения. Я думаю, что она имеет в виду то, что актер…
Цыганов: Личностная сущность может проявляться в ролях. Это во-первых. Во-вторых…
Долецкая: В выборе ролей, наверное, да? 
Цыганов: Ну, да, в выборе ролей, в отказе от ролей. Конечно, если вы играетесь, вы себе позволяете, наверное…. Говорят, что артисты – это наиболее эгоцентричные люди, которые воспринимают только, когда говорят о них. Мне кажется, мне иногда удается забывать о том, что я – артист, если говорить обо мне. 
Долецкая: Да? 
Цыганов: Мне кажется, да. У меня есть ряд каких-то увлечений. 
Долецкая: Сейчас про увлечения…
Цыганов: Хотя, в общем-то, понимаете, в чем дело? Если говорить… Это немножко другая история (я сейчас сбил тему с масок на тему эгоцентризма и нарциссизма какого-то) про маски…
Долецкая: Ну, а что такое роль? 
Цыганов: Я не отвечу, я, может, очень мало знаю артистов просто? Надо говорить про артистов вообще или про себя? 
Долецкая: Нет, только про себя. 
Цыганов: Я не могу так себя рефлексировать. Не, не могу так отстраниться и сказать, что живу в бесконечных масках. 
Долецкая: От какой роли вы откажетесь? 
Цыганов: Врача Костика, уезжающего в Петербург, чтобы встретить Марину. Не знаю. 
Долецкая: Я имела в виду, на самом деле, ну, например, я говорила с Женей Мироновым недавно, он говорит: «Я не могу сыграть Иисуса Христа». 
Цыганов: А, в этом смысле? 
Долецкая: Да. Ну, не могу. 
Цыганов: Лукавит, наверное. Может. 
Долецкая: Я знаю, что он отказался от этой роли, а там уже что правда, что не так – не важно. 
Цыганов: Просто, наверное, не тот режиссер предложил. 
Долецкая: Это тоже может быть. Ну, тогда можно так: у вас в голове была когда-нибудь такая штука, что вот это я вообще сыграть не могу, вот не знаю как, или реально не хочу – мерзко? 
Цыганов: Понимаете, не бывает. Наверное, это шутка про режиссера, а, с другой стороны, есть какие-то вещи, историю кинематографа, допустим, возьмем, которой всего-то сто лет с небольшим, да? Есть какие-то страшно дерзкие вещи, которые непонятно вообще, как сделаны, как люди осмелились. За режиссером (Ходоровский его зовут, который святая кровь там?), за ним бежали из зала, пытались его побить, убить в Аргентине, когда он показывал свое кино, при этом Джон Леннон дал ему миллион долларов на то, чтобы он снял свой второй фильм. Это вопрос восприятия, и то, что он там вытворяет и на тему Иисуса, и на тему всего этого, будучи, в общем-то, человеком я уверен, набожным, как все латиноамериканцы, но раскрепощенным, как художник… мне было бы интересно пойти за таким человеком. 
Долецкая: Для вас все равно важнее режиссер? А та роль, которую он предлагает, в принципе, второстепенна? 
Цыганов: Все-таки, есть какой-то замысел. Все-таки, я не могу сам по себе что-то изобразить – я пытался. У меня был и такой опыт в жизни, когда я говорил, какая интересная роль, от такого не отказываются. И, в общем, честно отдавал какую-то свою в это, какую-то историю. Это плохо заканчивается. Но, с другой стороны, так тоже нужно. 
Долецкая: Попробовать? 
Цыганов: Ну, не надо отказываться, просто не надо рассчитывать. Это – дурной опыт, но дурной опыт – тоже опыт. 
Долецкая: Женя, какой вы режиссер? Тиран? 
Цыганов: И деспот!
Долецкая: И деспот? 
Цыганов: Ну, какой я режиссер? 
Долецкая: Ну, как? Сейчас же ставится…
Цыганов: Я же этот, как его… Выпендрук. 
Долецкая: Ну, что за ложная скромность? «Вальс» чудесный получился, кстати. 
Цыганов: Спасибо. 
Долецкая: Я с большим удовольствием посмотрела, я не знала даже, что вы сделали такую штуку. 
Цыганов: Я – любопытный режиссер, вот так вот. У меня есть такой друг Никита Зверев, который тоже артист. Когда мы занимались движениями, он говорит… жонглируют люди, у меня это жонглирование не получалось. А он с цирковым прошлым человек, он берет эти шары и говорит: «Я – жонглер». И минуту жонглирует. Потом он выдыхает, они у него падают. Это вопрос настроя и просто поверить. Алле! Это работает. Поэтому я сейчас просто в таком настрое, что у меня есть шары, и сейчас они полетят. А не летают пока. 
Долецкая: Женя, деньги – какую роль они играют в вашей жизни? Что они для вас? 
Цыганов: Ну, я на них ем. 
Долецкая: Это понятно. Курю, пью. 
Цыганов: И кормлю.
Долецкая: И кормлю пять ртов. Нет, шесть. 
Цыганов: Семь, восемь, девять, десять… 
Долецкая: Не увеличивайте так на моих глазах. 
Цыганов: А вот так быстро все это. 
Долецкая: Так все быстро получается? 
Цыганов: Да, не успеваю. Деньги? Ну, не знаю. Не такое, наверное, важное, чтобы об этом говорить. Нет к этому привычки, к этой субстанции. 
Долецкая: Нет привычки? 
Цыганов: Нет. Грубо говоря, когда они появляются, я их сразу куда-то убираю. 
Долецкая: Куда убираете? 
Цыганов: Ну, находится. В долги. 
Долецкая: Долги. А скажите, вы на ночь детям сказки читаете? 
Цыганов: Бывает. 
Долецкая: Да? 
Цыганов: Да. 
Долецкая: У нас вечерняя программа, прочитаете что-нибудь? 
Цыганов: Прямо сейчас? 
Долецкая: А что? 
Цыганов: Ну, как скажете. 
Долецкая: А что-нибудь помните наизусть? 
Цыганов: Сказки? 
Долецкая: Да. 
Цыганов: Нет, я читаю по книжке. Я вот Чапека читал недавно – прекрасно. 
Долецкая: Чапек – детям? Дайте мне Чуковского. 
Цыганов: Да. У него есть прекрасные 6-7 сказок. 
Долецкая: Ну, что, полистаем? Что-нибудь коротенькое. Я хочу, чтобы вы мне почитали на ночь. 
Цыганов: Но вы не уснете, точно? 
Долецкая: Я усну и упаду в ваши объятья тогда. Ну, например, если нравится. 
Цыганов: Так, все легли! Так начинается? 
Долецкая: Все легли, да. 
Цыганов:
У меня зазвонил телефон. 
- Кто говорит? 
- Слон. 
- Откуда? 
- От верблюда. 
- Что вам надо? 
- Шоколада. 
- Для кого? 
- Для сына моего. 
- А много ли прислать? 
- Да пудов этак пять. Или шесть: 
Больше ему не съесть, 
Он у меня ещё маленький! 

А потом позвонил Крокодил 
И со слезами просил: 
- Мой милый, хороший, 
Пришли мне калоши, 
И мне, и жене, и Тотоше. 

- Постой, не тебе ли 
На прошлой неделе 
Я выслал две пары 
Отличных калош? 

- Ах, те, что ты, трам-пам-пам. 
Долецкая: Угу. 
Цыганов: Страница? 
Долецкая: Любая. А сколько у нас всего, погадаем? 
Цыганов: 150.
Долецкая: 150. Сейчас я загадаю желание, задам вопрос. Отвечайте, страница 42. 
Цыганов: На ней открыто. 
Долецкая: Да ладно? 
Цыганов: Да. 
Долецкая: Картинка? 
Цыганов: Айболит. 
Долецкая: Айболит!
Цыганов: Да, вот и как бы достаточно. 
Долецкая: Сейчас я посмотрю, ответит на вопрос? Интересный ответ на вопрос. 
Цыганов: Ну, какой есть. 
Долецкая: Ну, что, спокойной ночи с Евгением Цыгановым. Смотрите внимательно за этим человеком. 
Цыганов: Приятных… Всю жизнь проспите. 
Долецкая: Вы много спите? 
Цыганов: Что-то не очень в последнее время. 
Долецкая: Вот и я тоже.