Михаил Дмитриев: инвесторы слишком напуганы – экономической амнистией и либеральным Улюкаевым Путин не отделается

Дмитриев: Протесты 2011-2012 годов вывели российскую политическую жизнь из равновесия. Был уклон очень сильный в сторону демократизации, который, в конечном счете, власти удалось сдержать. И он выдохся естественным образом, протесты спали, оппозиция, которая требовала демократизации, оказалась ослабленной и изолированной от остальной части общества. Власти взамен смогли запустить противоположную волну. Волну, которая была призвана восстановить статус-кво до периода протестов. При этом их акцент был - это апелляция к более консервативной части российского общества.

Белоголовцев: Это то, что зачастую называют «взбесившимся принтером», верно?

Дмитриев: Эта волна, как любой волнообразный процесс в нашем обществе, превратилась в «взбесившийся принтер». Потому что, в конечном счете, рациональный смысл этих действий стал ослабевать. В конечном счете, сам первоначальный мотив, ради которого это затевалось - сдержать политические протесты, открытое давление на власть, направление на демократизацию, эти протесты уже на очень низком уровне. Они находятся на таком уровне, когда они, по сути, безопасны для власти и для текущей политической стабильности. А волна все идет, она катится дальше, и она создает новые проблемы в обществе, и начинает создавать проблемы для власти. Издержки от ее продолжения оказываются более высокими, чем плюсы, которые она сейчас генерирует.

Белоголовцев: Я правильно понимаю, что логичнее эту волну разделить на три составляющих: экономика, внешняя политика, внутренняя политика? Давайте начнем с экономики. Насколько силен этот консервативный тренд в этой сфере?

Дмитриев: В экономике нет особо консервативного тренда. Но продолжение консервативной волны в нынешнем виде создает проблемы для экономического развития. Дело в том, что экономика столкнулась с торможением по всем основным факторам спроса и развития. Внешний спрос затухает, потому что падают цены на сырье и потенциальный спрос мировой экономики. Внутренний потребительский спрос, который три года подряд очень мощно двигал нашу экономику, тоже затухает, причем заметно. В мае реальные доходы населения уже упали, это довольно неприятный симптом. Дальше за счет потребительского спроса такого роста уже быть не может.

Ну, и последняя по порядку, но не по значению, - инвестиции. С инвестициями в последнее время совсем плохо, государственные инвестиции снижаются отчасти из-за того, что прекратились мегапроекты саммита АТЭС и Сочи, отчасти из-за того, что бюджет уже не в таком хорошем положении, как раньше. Дальше масштабно реализовывать новые крупные проекты уже не получается, госкомпании сталкиваются с падением выручки и рентабельности и тоже свертывают инвестпрограммы, а частный сектор просто испуган. Он не очень верит в перспективу экономического роста. Последние события, в том числе связанные с консервативной волной, не очень радуют.

Белоголовцев: Но ведь то, о чем говорят как раз буквально сегодня в Думе, что экономическая амнистия - это попытка слабого сигнала: парни, чтобы ни происходило во внутренней политике, вас мы особо трогать не будем.

Дмитриев: Дело в том, что за последние пять месяцев из страны чистый отток капитала составил около 40 миллиардов долларов, это больше, чем самый пессимистический сценарий Минэкономразвития на весь 2013 год. Совершенно очевидно, что амнистия, назначение либерала Улюкаева на пост министра экономики - это полезные сигналы с этой точки зрения, но ими теперь уже не отделаться. Бизнес очень серьезно оценил риски инвестиций в России, причем и российский бизнес, и иностранный, и переубедить его в обратном будет очень непросто.

Белоголовцев: Насколько можно говорить, что последствия экономические и последствия внутриполитические вообще неразрывны? Или это некоторое упрощение ситуации?

Дмитриев: Это, конечно, упрощение, но они достаточно тесно связаны. Возьмем два аспекта консервативной волны. Один из них - это акцент на ксенофобию, раздувание антиамериканизма, даже антиевропейских настроений, который уже привел к тому, что напрочь испорчены отношения с Германией. А ведь 90% прямых иностранных инвестиций к нам приходят из Европы. Как с испорченными отношениями с Евросоюзом, это уже произошло, мы можем рассчитывать на приток иностранных инвестиций? Или другой аспект этой волны - избирательность правосудия. Экономические иски применяются для давления на недовольных. Бизнес ведь это прекрасно видит. Кто гарантирует от того, что завтра такой же метод не будет использован для рейдерского захвата или для неугодного предпринимателя. Амнистия как бы закрывает некие прошлые такие истории, но она отнюдь не гарантирует от их повторения в будущем. Для бизнеса это нерешенный вопрос.

Белоголовцев: По поводу антиамериканизма. У меня сложилось такое ощущение, что Владимир Путин чуть ли не против своей воли говорил накануне об Эдварде Сноудене, мы, мол, готовы его видеть у себя, только если он прекратит свою антиамериканскую деятельность и не будет больше вредить и пакостить нашим американским партнерам. Это попытка хотя бы в каких-то локальных историях этот тренд развернуть или что это?

Дмитриев: На самом деле, это один из маленьких индикаторов того, что консервативная волна в широком смысле наталкивается на пределы по разным направлениям. Внутренний спад уже заблокировал и не позволяет развивать такие вещи, как избирательное давление через правосудие на инакомыслящих и на недовольные слои населения, потому что это дает негативный сигнал бизнесу. Ксенофобия - это та же история, ведь это не просто вопрос негативного восприятия России иностранными инвесторами. Это еще и вопрос предстоящего председательства России в Большой Восьмерке. Отношения с европейцами, которые довольно сильно представлены в Большой Восьмерке, уже испорчены. Ситуация с Сирией привела к тому, что Россия оказалась наедине один на один против всех остальных семи членов Большой Восьмерки на предыдущем саммите. Россия на будущий год принимает на себя председательство Восьмерки. Как с такими достаточно негативными отношениями с Америкой, с Великобританией, с Евросоюзом выполнять роль председателя, да еще рискуя несколько раз оказаться с позицией противоположной консолидированной позиции других членов Восьмерки по принципиальным вопросам?

Белоголовцев: Насколько это для России в практической плоскости накладно, невыгодно, насколько это мешает чему-то более-менее реальному? Это какие-то абстрактные вещи или из-за этого мы не получаем раз, два, три, четыре, пять?

Дмитриев: Дело в том, что участие в Восьмерке, особенно выполнение роли председателя, тоже находится, как ни парадоксально, в духе консервативной волны. Потому что неотъемлемый фундаментальный элемент консервативной волны - это апелляция к чувствам международного патриотизма россиян, гордость за Россию и надежды на усиление ее влияния в мире. Что, как не Большая Восьмерка это демонстрирует? В Большой Двадцатке, в конце концов, Россия - это одна из нескольких стран со средними или низкими уровнями дохода. Там Россия не занимает уникального положения. В Большой Восьмерке Россия - это единственная не очень богатая страна, страна со средним уровнем дохода, которая является членом этого эксклюзивного клуба и единственная страна, не имеющая полноценной конкурентной политической системы. То есть для России это очень престижно, для нее сделали большое исключение, включив в этот клуб. На самом деле, российские власти и население это чувствуют и очень это ценят.

Белоголовцев: По поводу внешней политики. Ряд судебных процессов - «Болотное дело», суд над Алексеем Навальным, законы, которые только ленивый уже не пнул, закрытие некоммерческих организаций, проверки там - насколько долго и последовательно может продолжаться волна в этом направлении?

Дмитриев: Я повторяю: главный смысл этой волны был сдержать открытое противостояние власти и оппозиции в формах массовых протестных действий. Эту задачу для себя, с точки зрения своих интересов власти уже решили. Уровень протеста по политическим мотивам в стране очень низкий, очень мало людей верит в то, что с помощью такого рода протеста можно добиться изменений, поэтому на улицы они не выходят. В этом плане власти в данный момент особо беспокоиться не о чем. Но консервативная волна начинает создавать проблемы, это проблемы в экономике, это проблемы во внешней политике, это проблемы рисков с точки зрения международного престижа страны, осложнение Большой Восьмерки будут очень неприятны для России. И что самое главное, если ухудшение восприятия инвесторами России будут продолжаться так, как оно идет сейчас, нас ждет неизбежно очень серьезное и достаточно длительное торможение роста. Вот это торможение уже породить совсем другого рода политические конфликты в российской глубинке, в том числе, связанные с протестами из-за ухудшения экономического положения  довольно широких слоев населения. Там готовность предстать по экономическим причинам очень сильна.

Белоголовцев: Неужели этих рисков не видят те, кто эту консервативную волну запускал?

Дмитриев: Это логика политических кампаний, как и всякая политическая кампания, она идет с перехлестом. Она набирает инерцию, в нее вовлечено очень много сил, остановить которые одномоментно невозможно. Это целый процесс переосмысления стратегии, формулирования новых подходов, определения новых приоритетов и перезапуск всего политического процесса. Сейчас он только в самом начале, мы чувствуем все эти ограничения, власти начинают это понимать сами. Никакого серьезного продолжения консервативной волны без значительного внешнеполитического, а также экономического ущерба уже невозможно. Все это начинает переосмысляться, но мы еще не видим альтернативных решений, что будет дальше.

Белоголовцев: Если этот процесс в самом начале, как вы говорите, то  следует ожидать еще большего «закручивания гаек»?

Дмитриев: «Закручивание гаек» контрпродуктивно в этой ситуации, потому что оно создает внешнеполитические, внутренние, экономические и политические риски, не решая никаких проблем. Сейчас для властей проблема в другом - как запустить такую политику, которая не привела бы к рискам возобновления конфликтов по поводу требований демократизации, связанных с этим волнением протестов, но при этом не наносила бы такого ущерба текущему экономическому росту, инвестиционной привлекательности России и ее восприятию ведущими международными партнерами из числа развитых стран. Вот это дилеммы, на которые власти пока ответов не дали, но явно консервативная волна здесь наносит очень много вреда.

Белоголовцев: А нет ли здесь для власти таких простых и локальных шагов, как, условно говоря, более-менее открытые, более-менее честные, более-менее прозрачные выборы в Москве и Подмосковье? Понятно, что это локальная история, понятно, что это не процесс в рамках страны. Но ведь это довольно выгодная была бы витрина со всех сторон - и для международного сообщества, и для страны, слова о том, что: ребята, вы хотели, вот вам, получите.

Дмитриев: Дело в том, что с точки зрения, например, экономического роста, просто конкурентные выборы в Москве никаких инвесторов ни в чем не убедят. Проблема, которая больше волнует инвесторов - это не выборы, это непредсказуемость российского правосудия. Она консервативной волной была доведена до крайних форматов, когда бизнес уже перестал понимать.

Белоголовцев: А, например, оправдательный вердикт в отношении Алексея Навального - это сигнал для инвесторов, или он будет абсолютно незаметен?

Дмитриев: Инвесторам нужно много таких сигналов, потому что за последние 9 месяцев было подано очень много негативных сигналов. Одним сигналом здесь просто не отделаться, здесь нужен новый курс, который инвесторы будут воспринимать как курс, обещающий им более благоприятные условия для инвестиции.

Белоголовцев: С вашей точки зрения, Путин на это морально готов и способен?

Дмитриев: Я думаю, что он очень быстро понял проблему. Этот перелом произошел в первые три недели июня. Буквально в начале июня таких ощущений даже не было, была просто обеспокоенность экономическим ростом. К Санкт-Петербургскому форуму уже было понимание того, что главные управляемый фактор – это ожидание инвесторов, на который  действительно можно повлиять и просто, делая такие декларации, эти ожидания не изменить. Явно надо менять довольно много элементов политического курса. Какие именно, пока власти явно не определились.