Валерия Гай Германика о хипстерах на митингах, русской интеллигенции и своем отношении к акциям Pussy Riot

Гай Германика: Привет.

Собчак: Давай сразу определимся: мы на «ты», как в жизни, или на «вы», как в эфире? Как тебе удобнее?

Гай Германика: Ну, давай не будем притворяться, что мы не знаем друг друга. Будем на «ты».

Собчак: Хорошо. У нас много информационных поводов, чтобы с тобой поговорить. Начать хотелось бы с главного. Не так давно, насколько я знаю, закончились съемки твоего нового фильма, не сериала на этот раз. «Да и да» - черновое название, продюсер – Федор Бондарчук. Все так?

Гай Германика: Закончились они давно, на самом деле, еще летом, по-моему. Федор Бондарчук – продюсер, и «Да и да» - не черновое, а реальное название, которое будет.

Собчак: О чем этот фильм, и почему до сих пор не вышел на экраны? У тебя монтаж затягивается, практически, как у Германа.

Гай Германика: Нет, у меня все в рамках производства. Монтаж как должен был идти, месяца два или три…

Собчак: Вы не выбиваетесь из графика?

Гай Германика: У нас пока нет особого графика. Это же не тот фильм, в который вложили очень много денег, и если растягивать монтаж будут тратиться большие деньги.

Собчак: А сколько? 200 тыс., я слышала, или больше?

Гай Германика: Мне кажется, побольше, потому что бюджет – это такая органичная вещь в нашем российском производстве. Ну, наверное, смотря, кто продюсер. Иногда уменьшается прямо на проекте, иногда увеличивается. Мне кажется, у нас чуть-чуть увеличилось, капельку.

Собчак: Сколько в итоге получилось?

Гай Германика: Я не знаю.

Собчак: Ну, порядок? 500 тыс., миллион?

Гай Германика: Я не знаю точно, не миллион.

Собчак: Расскажи, о чем будет этот фильм. Какая тема на этот раз?

Гай Германика: Все та же – о любви. У меня одна тема.

Собчак: Ну, смотри, ведь грубо говоря, творчество Валерии Гай Германики для людей – я так, совсем грубо скажу – делится  на тему поколенческую, тему «все умрут, а я останусь», потом сериал «Школа», трагедия непонимания поколений, новая жизнь и так далее. Тема любви в твоем сериале на «Первом»… И вот сейчас интересно, о чем будет «Да и да». Это больше о поколении офисных сотрудников, о гопоте 90-х или о ком-то еще?

Гай Германика: Если так говорить, то, наверное, скорее, на тему… Как сказать-то… Я не знаю, наверное… Сейчас так понятия размылись: богема, андеграунд, неофициальной Москвы. Я не знаю, это все в прошлом так осталось. Мне кажется, что немножко ретро-фильм получился, потому что я его делала от своих каких-то и подростковых, и юношеских впечатлений от, наверное, например, Liquid Sky Славы Цукермана, от панк-рока какого-то, который мы в детстве… как его понимали, когда только с ним встречаешься… и от своих личных переживаний, которые касаются, например, любви, когда каждая любовь как будто первая, и каждая сильнее, чем предыдущая, и ты считаешь, что у тебя все время первая. Просто когда-то давно хотела снимать кино большое, за границей, может быть. И один писатель мне сказал: «Снимайте о первой любви лучше кино».

Собчак: Кто писатель?

Гай Германика: Владимир Георгиевич. Он мне посоветовал снимать кино о первой любви. И так получилось, что вдруг я сняла кино о первой любви, если так можно назвать. Антураж, фон этой истории – богемная тусовка. Богемной… сейчас богема – это какая-то цыганщина.

Собчак: Андеграундная Москва, ты имеешь в виду?

Гай Германика: Андеграундная Москва разная.

Собчак: Какая в твоем фильме?

Гай Германика: В моем фильме она, наверное, какая-то собирательная, скорее, неконкретная. Это такая история, которая могла произойти в любой точке мира, в любое время, независимо от эпохи.

Собчак: Любая история может произойти в любой точке мира.

Гай Германика: Да. У меня художники андеграундные, но они немножечко, наверное, неконкретные. Скорее всего, они такие… Не знаю.

Собчак: Братья Тотибадзе, образно.

Гай Германика: Да вот нет. Я же говорю, это Liquid Sky, рок-н-ролл, это что-то такое ретро.

Собчак: Из того, что ты говоришь, если бы еще не был снят великий фильм, на мой взгляд, «Асса», такое ощущение, что это «Асса».

Гай Германика: Нет, «Асса» - это отражение эпохи как раз. А у меня чистая история про первую любовь. Но я должна показать это людям, когда покажу, критики – они же должны работать – сразу напишут все, и я посмотрю на фильм по-другому. Потому что я когда снимала, и «Школу», я же не думала о судьбах человечества и поколениях. Я думала только как свой эмоциональный опыт… привнести свое отношение к миру, к общению с ним. А критики мне показывают, рассказывают, что я снимаю. Я у них не буду хлеб отбирать, пожалуй. Пусть они мне сами потом расскажут. Но я не думала, конечно, о поколениях. Но тусовка богемная мне близка, она больше такая, шестидесятническая, восьмидесятническая.

Собчак: Кто эти люди? Ты можешь назвать несколько фамилий, кого ты считаешь богемной тусовкой, той, которая тебе сегодня интересна?

Гай Германика: Вот именно, что сейчас, наверное, уже нет богемной тусовки.

Собчак: Ты же с кем-то общаешься из этого мира. Кого-то наверняка…

Гай Германика: Истории придуманы мифические. Вообще, сценарий не мой. Мне его рассказал Сандрик Родинов, и я его выбрала, потому что мне были близки отношения двух людей, которые в кадре.

Собчак: Ты очень много давала интервью, когда снимала и первый сериал, и второй, говорила о том, что ты несериальный режиссер, что ты это делаешь по нужде, и твоя мечта – это фильм.

Гай Германика: Первый по странным обстоятельствам таким, а второй, наверное, конечно, по нужде. Но там разносторонняя нужда. Я познала, что такое разносторонняя нужда.

Собчак: Я к чему говорю. Михалков в свое время сказал, что для настоящего режиссера каждый следующий фильм тяжелее предыдущего, потому что каждый раз должен снять лучше себя. Ты должен сделать еще лучше, чем было. Тебе страшно после такого успеха «Все умрут, а я останусь» выпускать следующий полнометражный фильм, который еще неизвестно, станет ли таким же культовым, получит ли призы? Это страшно – комплекс второго фильма?

Гай Германика: Да, ну, не такой уж он прямо какой-то великий, какие-то там… не миллионы призов. Мне кажется, достаточно скромный проект.

Собчак: Не скромничай. Ты сама знаешь, что это…

Гай Германика: Нет, мне было нестрашно. Мне вообще было нестрашно, мне было все равно. Я так долго ждала этот проект, я так хотела его снимать, что я его уже снимала для себя только, для того, чтобы «очиститься» что ли от этого телека.

Собчак: А почему «Первый канал» не дал на него деньги? Почему Федор Бондарчук?

Гай Германика: Вопрос. Федор Бондарчук мне был послан, чтобы дал мне этот фильм снять.

Собчак: Почему не «Первый канал»? Тебя так раскручивал Константин Эрнст.

Гай Германика: Это вопрос.

Собчак: Ты не знаешь, почему?

Гай Германика: Наверное, потому что им это неинтересно делать. У них вектор на сериалы, они считают, что сериалы надо снимать.

Собчак: А у тебя нет ощущения, что тебя использовали и как-то оставили после сериальной жизни ни с чем? Ведь я помню, как ты говорила о том, что второй сериал для «Первого канала» ты снимаешь потому, что тебе пообещали потом полный метр.

Гай Германика: Я не могу к этому относиться так, что меня использовали, тут, скорее всего, мы друг другу что-то там давали, может, что-то отнимали. Я же взрослый человек, я, видимо, все понимаю. Они мне дали возможность снять второй сериал, который мне нужен был не только для того, чтобы как-то деньги заработать тупо, а еще чтобы доказать, что я могу еще по-другому снимать. Потому что для многих это было важно очень в плане профессии. Когда ты общаешься в этой тусовке, на тебе ставят определенное клеймо, как у некоторых актеров есть амплуа, от которого они не могут отделаться, которые в сериалах долго снимаются. Им уже трудно попасть в киношную тусовку арт-хауса. Хотелось, наверное, мне показать, что я могу и так снимать, и заказы выполнять, и что «давайте, присылайте мне какие-то предложения».

Собчак: Обида у тебя осталась какая-то?

Гай Германика: Да у меня нет обиды. Мне предлагали еще дальше работать, но наши пути разошлись, потому что мне интересно делать русское, бедное арт-хаусное кино. Вообще, спасибо Константину Эрнсту за то, что я вспомнила благодаря ему, зачем я пришла в кино, когда я была свежей маргариткой еще. Я пришла в кино, чтобы снимать кино. И именно такое, какое я хочу.

Собчак: Он дал тебе школу циничной жизни, когда ты поняла, что иначе ты навсегда застрянешь в сериалах.

Гай Германика: Ее можно принять, циничную жизнь эту, и снимать дальше сериалы, и ездить на черном «Мерседесе», и у тебя будет все круто.

Собчак: Тебе нравилось! У тебя был водитель, «Мерседес», зарплата за сериал…

Гай Германика: Я вдруг поняла, что я в кино не за этим пришла, и очень захотелось настоящей своей жизнью жить, ну, прям настоящей, по призванию.

Собчак: А настоящая жизнь помимо кино, если уберем творческую составляющую, для тебя в чем? Потому что со стороны ты должна четко понимать, для любого человека, который смотрит сейчас эфир с тобой, Гай Германика – безумно талантливая девушка, снявшая…

Гай Германика: Не для каждого…

Собчак: Для многих. Снявшая интересный фильм, но абсолютно с тараканами  в голове, то ли наркоманка, то ли алкоголичка, со странными друзьями, знакомствами и периодическими трэш-скандалами. Это действительно часть твоей жизни? Это мифологизация твоего образа? Или тебе просто иногда самой неловко, стыдно за то, что это есть в твоей жизни?

Гай Германика: Я думаю, что многие вещи преувеличены очень сильно, практически все немножко гипертрофированы, скорее всего, прессой и людьми, которые там работают.

Собчак: Ну, слушай, я же смотрела сама перед эфиром…

Гай Германика: Ты же приятель мой, что, ты странная что ли?

Собчак: Я про личное наше с тобой, как человек порядочный, не рассказываю. Надеюсь, это взаимно.

Гай Германика: Ты спрашиваешь, настоящая ли это моя жизнь? Я думаю, что есть доля какой-то моей жизни в этом, но это, скорее, темная сторона, от которой мне хочется….

Собчак: Откуда она в тебе?

Гай Германика: В общем, я борюсь с силами тьмы. Откуда это? Это все пресса придумала на самом деле.

Собчак: Ну, смотри, Лера. Я говорю только о фактах, которые есть в публичном пространстве.

Гай Германика: Нет, ну, я не знаю. Наркотики я не пробовала, мне никто не верит.

Собчак: Мы снимались вместе в фильме «Эйфория».

Гай Германика: Да нет, это «Интропия», «Эйфория» у другого режиссера.

Собчак: «Интропия». Прости, я перепутала.

Гай Германика: Если бы мы снимались в «Эйфории», были бы более клевыми.

Собчак: Я не смогла попасть на эту премьеру, на следующее утро на меня лучами вываливается интернет, где Гай Германика устроила трэш на сцене. Я открываю, и это невозможно… Это не «Лайф Ньюс», который смонтировал. Ты на сцене, 12-минутный ролик в Youtube, не одна, вместе с нашими знакомыми устраиваешь… То ли ты выпила, то ли тебе просто очень хорошо, но ведь это был провал.

Гай Германика: Это был провал, конечно, но, во-первых, материал сам требовал этого перформанса, во-вторых, режиссер, конечно…

Собчак: Что ты имеешь в виду? «Материал требовал перформанса». Сам фильм и участие в этом проекте подсказало просто в моей душе, видимо, немножечко опуститься на дно вместе с этой премьерой. Потому что если позориться, так по-русски, уже до конца как бы. Когда я взошла на сцену, режиссер, продюсер, не помню, просили прямо в микрофон сказать – меня это очень возмутило – чтобы люди до конца досмотрели фильм. И мне это так не понравилось, что я впала опять в какой-то протест, может, опять подростковый, а может, такой нормальный, панковский протест. Получилось, как получилось. Но это… Во-первых, мы все падаем, и доходим иногда до дна, отталкиваемся от него и опять. Это надо, наверное, для динамики жизни, для какого-то там… не знаю, даже для спасения души иногда. Это нечастое явление, но оно так было освещено прессой, конечно.

Собчак: Мы остановились на том, что твоя протестная натура иногда дает возможность выходу такой трэш-энергии, которая потом заставляет желтые издания что-то о тебе такое писать. А как ты относишься к ситуации, связанной с протестами в более широком смысле? Я читала очень много твоих интервью, и ты всегда говоришь примерно одинаковую вещь: что тебе это вообще неинтересно, все эти протесты, митинги, «путинги», тебя не касаются, и ты творческий человек, который просто творит. Не считаешь ли ты, что есть такие ситуации и времена, когда невозможно оставаться в стороне и тебя все равно втягивают в историю своей страны?

Гай Германика: Судя по моим законам и некоторым друзьям, их, конечно, втягивать нереально в историю нашей страны, в это все. Меня почему-то не втягивает. Может, я сухарь, я не знаю. Я как-то действительно равнодушна к этому. Я очень переживаю, когда вижу, что кому-то чего-то не хватает, и людям, которые выходят на митинг, действительно очень больно и что-то не хватает, но я точно ничем помочь не могу. Россию с колен поднять -  не знаю. Если только кино повезти на какой-то европейский фестиваль, это максимум, что я могу сделать. А в остальном я просто бесполезна, а идти туда, куда не лежит душа, и ты ничего в этом не понимаешь, и еще себе голову этим забивать. У меня файлы настолько переполнены, что это вообще будет лишнее для меня.

С: А ты не находишь такую взаимосвязь, ведь очень часто во многих твоих интервью ты говоришь, что тебя унижает, тебе приходится искать деньги на кино.

Гай Германика: Я уже передумала, меня уже не унижает.

Собчак: Но тебе же приходится искать деньги, ты живешь не так, как жил бы режиссер твоего уровня на Западе. Ты не находишь взаимосвязь между этими событиями и ситуацией в стране. Что, может быть, если бы ситуация поменялась, то по-другому бы развивался кинематограф, тебе не надо было бы брать деньги у продюсера Федора Бондарчука, имеющего контракты благодаря, в том числе, своим связям с властью, а ты бы могла делать действительно независимый кинематограф.

Гай Германика: Почему? Я и делаю абсолютно независимый кинематограф сейчас. У меня уже лежит контракт на следующий фильм, и я очень счастлива этому. Я не очень понимаю, как ситуация в стране влияет на мою безработицу или на мою работу.

Собчак: Другая конкуренция, другая заинтересованность в тебе, как в режиссере. Если есть свободные телеканалы, если есть между ними конкуренция, не взял первый, возьмет второй или третий.

Гай Германика:  У нас больше человеческий фактор имеет значение. У нас не смотрят особо, мне кажется. Кто-то боится со мной работать, для кого-то я слишком радикальна, кто-то считает, что он не сможет договориться со мной, и все – сарафанное радио, идут слухи. Сейчас полегче стало. Когда я ушла с канала, стало больше предложений, больше общаемся с продюсерами, что-то предлагают, я стала больше отказываться от проектов на самом деле. Я думаю, что на мою работу только я сама, наверное, как-то влияю, а не ситуация в стране.

Собчак: Нет вещей в современной России, которые тебя саму невероятно бесят или раздражает? Которые, ты считаешь, что можно было бы и нужно поменять?

Гай Германика: Бабушки на улице, которые просят деньги очень печалят меня. Ситуация с домашними животными, с детьми в доме-малютки, в детских домах – это, наверное, всех печалит, не только меня.

Собчак: Но ты совершенно не интересуешься всеми там законами, акт Магнитского?

Гай Германика: Нет, я гуманитарий, я в этом вообще ничего не понимаю, это надо мертвым предоставить хоронить своих мертвецов. Я ничем помочь не смогу.

Собчак:  В одном из интервью, меня это очень заинтересовало, по-моему, это был журнал «Сноб», ты сказала следующее: «Более того, я вам страшную вещь  скажу: я голосовала за Путина, представляете? Меня сейчас все загнобят, блин. А за кого еще голосовать? А что – конкретный правитель, которого мы заслуживаем. Я не пропагандирую его, я говорю, что мы его заслужили. Просто это очень модно – кого-то гнобить. Понимаете? Я одета, у меня семья не голодает, пенсии маленькие, но, думаю, что-то сделают с этим. Очень много богатых людей, эти люди бы помогли пенсионерам денег дать, не знаю. Но многие так занимаются благотворительностью, и заметьте, при этом президенте».

Гай Германика: Но это прямо… мне было сколько-то мало лет. Двадцать с чем-то.

Собчак: Что ты имеешь в виду?

Гай Германика: Мне лет, наверное, двадцать пять.

Собчак: То есть на последних выборах за Путина ты не голосовала?

Гай Германика: Я вообще на это так забила, мне реально все равно. Ну, а тогда, наверное… Я даже не могу дать оценку этому, потому что все мои интервью прошлых лет были даны либо в каком-то бреду, либо как-то неосознанно, что тоже приравнивается к бреду. Я не очень понимала, о чем я говорю на самом деле. А вследствие этого развития событий я просто напрочь потеряла нить разговора, сейчас хаос такой случился с этими митингами. Я про митинги знаю только потому, что у меня друзья туда ходили, рассказывали, кто там, что там. И я все равно ничего не поняла. Я, наверное, плохой ответчик за эти свои слова.

Собчак: То есть сейчас ты так не думаешь? Ты не думаешь, что народ заслужил такого правителя? Эта точка зрения многим присуща.

Гай Германика: Я думаю, любого правителя заслужил народ. Я в этом уверена, я об этом читаю в разных книжках, которым я верю, а по поводу всего остального…

Собчак: Понимаешь, сейчас есть две позиции. Позиция первая: ничего делать не нужно, ходить на митинги не нужно, потому что все равно ничего не изменится, потому что действительно мы заслуживаем того, кого имеем, и так будет в России всегда. И вторая позиция: друзья, если мы так будем думать, то действительно ничего не изменится. Если мы хотим что-то изменить, то нужно каждому отдельному человеку  выйти  и заявить.

Гай Германика: А когда русский протест менял что-то в лучшую сторону? Исторически.

Собчак: Это риторический вопрос. Я могла бы на него ответить, но тогда мы выйдем за рамки интервью. Мне интересно, как ты думаешь. Ты считаешь, что все революции в России ни к чему хорошему не приведут?

Гай Германика:  Все революции…?

Собчак: 1905 года, 1917-го.

Гай Германика: Они все так печально кончились, и мы до сих пор пожинаем последствия этой, особенно 1917, года революции. А 1905-го, когда народ расстреляли.

Собчак: Это то, что называется Первая буржуазная революция.

Гай Германика: Ужас. Не знаю, мне кажется, у революции в нашей стране судьба печальна, да и во Франции с этими баррикадами со всеми, с отрубаниями головы царским особам... Для меня это страшно.

Собчак: Лучше пусть будет Путин, ты считаешь?

Гай Германика: Я не знаю, я так не буду говорить «лучше пусть будет Путин», например. Для меня то, что там Медведев был, одно и то же. А кто сейчас будет? Я просто не знаю, есть какие-то кандидаты новые? Я не знаю, из кого выбирать, что предлагается. Я этим вопросом не занимаюсь, и ты мне предлагаешь сейчас думать на эту тему, а я на нее сию секунду даже думать не могу, потому что надо куда-то идти домой, открывать интернет, заморачиваться, разбираться в этом, узнать позиции. Это темный лес, зачем мне это надо?

Собчак: Ну, ты же говоришь, что твои друзья многие ходили на митинги. Тебе не кажется, что как в свое время…

Гай Германика: Да это хипстеры, они же хипстота, они ходят на митинги, потому что это так модно.

Собчак: А для тебя хипстота – это что такое? Ты к этим людям пренебрежительно относишься?

Гай Германика: Нет, нормально, почему пренебрежительно? Сейчас же все со всеми дружат, такое время.

Собчак: Ты не хипстер?

Гай Германика: Я?

Собчак: Ты гот.

Гай Германика: Не знаю, какая была, такая и осталась – консервативный ретроград.

Собчак: Хорошо, а чем гот – ты же гот, я так понимаю…

Гай Германика: Наверное, типа того.

Собчак: Чем гот отличается от хипстера? Я уже тоже старенькая, не до конца понимаю разницу, объясни мне и нашим телезрителям.

Гай Германика: Мне кажется, что гот – более закрытая, вымирающая субкультура у нас в Росси, а хипстеры заполнили все.

Собчак: А хипстеры – кто? Какие они?

Гай Германика: Хипстеры… Мне рассказывали про них мои друзья, правда, ничего практически не помню.

Собчак: В твоем представлении кто они?

Гай Германика: Хипстеры – ходят мальчики, у них тонкие икры, такие обтягивающие штаны тонкие, они на моде все время, у них какие-то пятые «айфоны» и часы дорогие, и они тусуются в клубе «Солянка». Это вот эти, да? Они хотят быть в теме всего. Они ходят на митинги, слушают Mujuice, наверное. Наверное, какие-то такие они.

Собчак: Им твое кино, как ты считаешь, будет интересно? Ты на них ориентируешься?

Гай Германика: Блин, ну, я ориентируюсь на все человечество. Какого ты спрашиваешь?

Собчак: Замахнулась ты прямо.

Гай Германика: Во всех интервью, на что я отвечу – я на всю планету Земля ориентируюсь. Думаю, что история про первую любовь универсальна. Любовь свойственна и хипстерам, и готам, и президентам, и всем.

Собчак: Но я не верю, что такая интересная, умная, образованная девушка….

Гай Германика: Я не такая…

Собчак: как ты, может быть настолько деидеологизирована. Ведь ты же видишь, что происходит в стране.

Гай Германика: Я стала интровертом в последнее время, я поняла, что прежде, чем спасать, судьбы России решать, надо с себя начать. Я очень углубилась в себя, и занимаюсь борьбой с силами тьмы внутри себя. Это самое важное сейчас.

Собчак: Я сделаю еще два подхода с разных сторон. Подход первый: в тех же интервью, говоря о политике в России, ты говорила: «Ребята, не трогайте меня, я как Пьер Безухов. И когда его брали в плен, - ты цитируешь Толстого, - вот вы мою душу бессмертную все равно в плен не взять не можете». Это был ответ на вопрос. В связи с этим, хотела спросить, чувствуешь ли ты до сих пор себя в какой-то степени Пьером Безуховым в современной жизни. Ты можешь сказать, что это твой герой?

Гай Германика: Я могу сказать, что это мой герой, он мне очень импонирует. Я даже свою вторую собаку назвала Пьером.

Собчак: Круто. Тогда следующий вопрос. Если ты помнишь, в «Войне и мир» Пьер Безухов в конце, по сути, становится декабристом. И Толстой пишет, что он становится членом каких-то таких кружков, намекая, что дальше декабристское восстание. Он, пройдя весь этот путь, стал декабристом.

Гай Германика: Да, взрослый уже был. Я еще не дошла до этого. Я прошла стадию Пьера Безухова, когда он вначале романа с медведем обнимался пьяный, потом идейный был, дошла до плена пока. Остальное еще не освоила.

Собчак: Но ты понимаешь, почему он стал декабристом или нет?

Гай Германика: Я не только могу понять, почему Пьер стал декабристом, почему ты когда-то стала декабристом, да кто угодно.

Собчак: Почему?

Гай Германика: Если человеку не хватает этого в крови, если он действительно… все по-разному.

Собчак: Почему, как ты думаешь, я стала или кто-то еще? У тебя же есть какие-то мысли на сей счет. Если Пьер твой любимый герой.

Гай Германика: Я думаю, у меня нет мыслей на эту тему.

Собчак: Я тебе не верю.

Гай Германика: Нет, правда. Я не знаю, кто-то от любви к родине становится.

Собчак: Ну, Пьер из-за чего стал?

Гай Германика: Не хочу сейчас даже отвечать на этот вопрос, потому что давно не перечитывала роман. Пьер мне был близок в своих человеческих качествах, в философских измышлениях именно на той стадии, которую я очень хорошо запомнила.

Собчак: И другая вещь, которая мне тоже была интересна, связана с тем, что независимо от политических взглядов, я уверена, что тебя как человека тонкой душевной организации всегда в людях – это правда, что ты улыбаешься? Ты не тонкой организации человек?

Гай Германика: Тонкой, да, наверное…

Собчак: Ну, это же правда, ты же вся без кожи, это же так и есть, разве нет?

Гай Германика: Ну, наверное.

Собчак: Тебя не могут не трогать просто человеческие проявления, такие, как малодушие, трусость, жадность, еще какие-то такие. Правда или нет? Ты когда видишь это в мужчинах, например, тебя это трогает? Ты можешь встречаться с трусливым или жадным? Или подлизывающимся кому-то мужчине?

Гай Германика: Раньше, когда я была крайней идеалисткой, я, наверное, не смогла бы. Я сейчас, наверное, в себе сразу же… если так рассуждать… вижу те же самые качества в себе, и как-то стараюсь сама с ними справляться. Если я замечаю что-то в ком-то, значит, это точно моя проблема.

Собчак: Ты рассказывала  в одном из интервью, что тебе кажется, что сейчас очень женская атмосфера в обществе, в стране. Что ты имела в виду? И почему ты говорила о том, что эта женская атмосфера подавляет, тебе не нравится, что есть такая сильная женская энергия?

Гай Германика: На вторую половину есть ответ, а по поводу первого, не помню, почему я так говорила, но, скорее всего, наверное, в связи со своей профессией, что появляется очень много…Меня смущает, когда начальник женщина. Это очень трудно, а с мужчинами работать гораздо проще. У меня недавно был опыт работать с женщинами, как-то сосуществовать в жизни, живем мы дома с девочками.

Собчак: Но ты любишь больше женщин или мужчин?

Гай Германика: Работать мне легче, безусловно, с мужчинами, потому что женщины, особенно идейные, за пять минут из дикого благочестия могут впадать в противоположные состояния, в  панические атаки. Мне очень трудно, потому что я люблю последовательность, спокойствие  в работе. С мужчинами гораздо проще. «Бери лопату, загружай снег в машину», грубо говоря. А женщина по-другому относится к своей работе, очень… Если она еще давно этим занимается, я заметила, женщины очень нервно, как-то приторно, скрупулезно, любой шаг влево – вправо может караться расстрелом. Я просто такие вещи замечала. Есть и поспокойнее, конечно.

Собчак: А как ты считаешь, почему так мало женщин-режиссеров.

Гай Германика: Почему мало? Мне кажется, сейчас как раз очень много. Сейчас продюсеры появились женщины.

Собчак: Гораздо меньше все равно, чем мужчин. Если мы будем называть великих режиссеров…

Гай Германика: Наверное, потому что все-таки призвание какое у женщины? Быть хорошей женой и хорошей матерью, наверное.

Собчак: Ты тоже считаешь, что это женское призвание?

Гай Германика: Так должно быть, так должно быть точно. Как оно есть на самом деле, непонятно. Может быть, поэтому. Потому что все-таки природа берет свое. А в плане и биологических процессов, мозга какого-то, и психологических, и всего остального, душа, может быть, к чему-то другому лежит. И поэтому, наверное, женщин меньше в нашей профессии.

Собчак: Не то, что меньше, если мы говорим о великих режиссерах, кроме Лилианы Кавани даже не знаю, кого еще назвать.

Гай Германика: Надо просто немножечко, наверное, иметь… кино, наверное, лучше снимать с холодным расчетом, с холодной головой.

Собчак: Хотела тебя про псевдоинтеллигенцию спросить. Я тоже читала много твоих интервью, ты очень много об этом говоришь. Ты очень не любишь псевдоинтеллигенцию.

Гай Германика: Ты тоже, кстати, говоришь об этом.

Собчак: Я тоже не люблю. Я ее ужасно не люблю, это правда. Если бы ты у меня сейчас брала интервью, я бы тебе сразу сказала, что я действительно считаю, что одна из главных проблем нашей страны – так называемая, псевдоинтеллигенция, которая готова все критиковать, очень снобистски относится к миру и так далее. Но так как я сейчас беру у тебя интервью, я у тебя спрашиваю.

Гай Германика: Ты поднимаешь такие вещи, которые давностью несколько лет.

Собчак: Это сейчас уже не так? Ты так сейчас не чувствуешь?

Гай Германика: Нет, я, наверное, так и чувствую, но давай поговорим на эту тему, мне надо вспомнить, я уже года полтора очень отстранилась.

Собчак: Вот у тебя было интервью, например, 2012 года, ты здесь говоришь как раз об интеллигенции, о Гришковце, о том, что тебе надоело их отношение к тебе. Ты осталась при таком же…?

Гай Германика: Нервный срыв просто.

Собчак: Почему?

Гай Германика: Потому что женская сущность – истеричная.

Собчак: Мне кажется, это ты сейчас себя контролируешь, а вот это было по-настоящему, и ты так правда считаешь. Тебе не нравится, что эти люди имеют право тебя так критиковать, так зло и больно тебя унижать, обсуждать твою внешность, говорить о тебе….

Гай Германика: Ксюш, ты знаешь, что было на ТЭФИ, когда за сериал «Школа» не дали премию? Я реально расплакалась, у меня какая-то истерика была.

Собчак: Но это же было искренне. И ты хотела получить этот приз, и это нормально.

Гай Германика: Слушай, дети в младенчестве к кошкам привязывают искренне консервные банки и режут червяков на четыре части, готовя завтрак.

Собчак: Это тоже была ты, почему ты этих эмоций стесняешься? Я, например, когда увидела твои слезы там, подумала, что это самое настоящее, что было в тебе. Не образ гота, ногти, шипы. Это была ты – девочка, которая сняла сериал и расстроилась, что ей не дали премию.

Гай Германика: Да, действительно, я очень расстроилась. Сейчас я, конечно, улыбаюсь над этим, а тогда это было очень… И то, что я говорила… Я всегда испытываю на данный момент то, что я говорю. Я не скрываюсь особо. Тогда было очень трагично, было очень обидно. Там еще воздействие, наверное, алкоголя было какое-то. Нервные срывы, опять же расставание с готическим принцем, наверное, повлияло. И постсиндром сериала «Школа», когда была очень тяжелая нагрузка физическая, и моральная. Было тяжело. Наверное, я чего-то ждала другого. А может, ничего не ждала, может, не была готова к этому типа успеху. Это же все равно можно приравнивать к успеху, весь этот черный слив в мою сторону. От этого может быть.

Собчак: Сегодня кого ты считаешь настоящей российской интеллигенцией? Есть некая псевдоинтеллигенция, о которой ты говорила тогда. Кроме Гришковца там нет других фамилий, но образ понятен: это люди, которые критиковали твой сериал, обсуждали твою внешность, оскорбляли тебя, делали тебе больно. А кто настоящий русский интеллигент? Кто этот человек сегодня?

Гай Германика: Я не знаю, я ни с кем не общаюсь в данный момент.

Собчак: Необязательно общаться, может, есть такие люди, на которых ты смотришь, знаешь о их существовании, ты понимаешь, что это по-настоящему традиция российской интеллигенции.

Гай Германика: Ой, блин, есть, наверное. Но чего-то, блин, опять именами. Не люблю я это. Традиции русской интеллигенции – это пафосно все.

Собчак: Скажи менее пафосно.

Гай Германика: Не знаю. Я себя очень ограничиваю в общении, знакомствах. Не знаю, не хочу отвечать опять за судьбы теперь русской интеллигенции еще. Это вообще не моя тема.

Собчак: Ну, ладно, не твоя. Ты, мне кажется, девочка начитанная, из интеллигентной семьи.

Гай Германика: Да какая! Да нет. Сейчас я чего-нибудь скажу, потом опять будут в мой «Фэйсбук» порождать споры. Мне это все неинтересно, не хочу даже думать об этом. Я не знаю. У меня есть друзья, с которыми я общаюсь, которые прошли через года, выдержали все мои психические атаки и остались со мной. Они для меня и интеллигенция, и свет человеческий, и все остальное.

Собчак: А кто эти люди?

Гай Германика: Мои друзья? Как по именам и фамилиям что ли скажу? Ты, Ксюш.

Собчак: Но иногда среди людей, которые тебя окружают, я тебе честно могу сказать…

Гай Германика: Уж точно не русская интеллигенция, и не думаю о судьбе России. Не моя вообще константа.

Собчак: Есть люди, кого ты считаешь примером русской интеллигенции. Я не общаюсь, например, с композитором Мартыновым, но я понимаю, что он, наверное, для меня олицетворяет человека, который в современном понимании является русским интеллигентом. Для меня, безусловно, Акунин олицетворяет современного интеллигента.

Гай Германика: Значит, ты с ними общалась, чтобы понять это.

Собчак: Почему? Мне достаточно читать их статьи.

Гай Германика: Вот я-то не читаю статьи, понимаешь.

Собчак: Мне кажется, ты лукавишь.

Гай Германика: Нет, нет. Я не читаю. Я вообще про Мартынова только от Эдика Буйкова, по-моему, даже на какой-то концерт сходила один раз.

Собчак: Давай о другом поговорим, у нас мало времени остается.

Гай Германика: Я предупреждала, что я вообще неинтересная и серая личность, и сказать мне нечего. Простите меня, человечество.

Собчак: Это неправда, ты просто зажалась. В тебе иногда происходит странный процесс: ты закрываешься и не можешь закрыться. Ты залезаешь в ракушку свою, и оттуда не можешь вылезти.

Гай Германика: Потому что я не могу рассуждать на эти темы, они у тебя слишком глобальные. Какими-то пластами культурными мыслишь, это не мое. Ты в этом варишься, это твоя тема.

Собчак: Ну, а что тебе интересно? Что является для тебя темой, которая тебя будоражит, помимо твоего творчества и фильма, которого ты снимаешь.

Гай Германика: Я не готова сейчас говорить, это очень личное.

Собчак: Ну, почему. Вот поступок Pussy Riot тебя будоражит? Мне почему-то кажется, что эти девушки очень в чем-то похожи на тебя. Такой же бунт против общества, такой же эпатаж, такие же – прости, что я тебе это говорю – комплексы, связанные с внешностью. Это все  в них есть, и почему-то когда я увидела их выступления, я сразу подумала о тебе. Подумала, что ты могла бы быть на их месте. Или я ошибаюсь?

Гай Германика: Нет, я не могла бы быть на их месте.

Собчак: Нет, я надеюсь, ты не будешь на их месте в смысле тюрьмы, но могла бы ты быть на их месте в смысле творчества?

Гай Германика: Творчества?

Собчак: Они называют это творчеством. То, что они делали в храме, супермаркете, они называют это творчеством.

Гай Германика: Если они называют это творчеством, тогда я не знакома с их творчеством точно.

Собчак: Но ты же видела наверняка их акции, которые они делали.

Гай Германика: Одну пресловутую видела.

Собчак: В зоологическом музее.

Гай Германика: А, в зоологическом музее. Так это «Война» еще была.

Собчак: Они все вместе делали.

Гай Германика: Это не были Pussy Riot. С «Войной» я знакома.

Собчак: Это делали они совместно: Pussy Riot с «Войной».

Гай Германика: Потому что они связаны с семейными отношениями. Я с ними как раз знакома, я с ними даже какое-то лето проводила в Крыму.

Собчак: Вместе?

Гай Германика: Совместно. Наблюдала их жизнь, мне очень было интересно.

Собчак: Расскажи, они живут так?

Гай Германика: Они же распались все сейчас. У них какая-то идеологическая брань произошла, они распались, а тогда они жили достаточно для меня экзотично. Не платили за машину, на которой мы проезжали от одного города в Крыму в другой. Они  забирали просто еду на рынке или еще откуда-то. Один раз какой-то рок-фестиваль или байкер-фестиваль, приехали то ли в Симферополь, то ли в Севастополь, не помню, они большой-большой ящик котлет унесли оттуда.

Собчак: У кого-то забрали?

Гай Германика: Ну, прямо с фестиваля, по-моему, унесли или хотели унести. В общем, они все брали, они считают, что можно все брать и не платить. Даже когда я им давала денег, чтобы они купили вино, они не брали деньги, говорили, что не надо. У них это не тренд был, они ходили в супермаркет и все забирали. Кстати, подбивали меня, тот же Петруша, наш знакомый, все хотел, чтобы я с ними что-то снимала, участвовала в акциях. Но я им говорила, что это хулиганство, и я не готова.

Собчак: Ты не стала участвовать в этих акциях?
Гай Германика: Я нет, конечно.

Собчак: Почему не готова? Тебе это не показалось интересным?

Гай Германика: Я не понимаю этого, если честно. Если это художественная акция или образ жизни, лайф-стайл. Для меня такой лайф-стайл не очень понятен, для меня это другая планета. А как экзотика – они же все очень хорошие, милые люди, образованные, кстати, рассуждающие, мне с ними прикольно общаться. Но они начинают съезжать в совсем узкий угол, и тогда общаться уже невозможно. Они могут размножаться только внутри своей породы, друг друга заражать бациллами своей правды.

Собчак: Ты ведь не осуждала Pussy Riot вместе с группой «Война», которые крали котлеты и не платили таксистам?

Гай Германика: Я нет, конечно, я же не лезу в чужой лайф-стайл со своими указами.

Собчак: Но тебе и близко это не было?

Гай Германика: Нет. Я не могла бы, наверное. Вообще, ящик котлет – зачем он мне?

Собчак: Тебе кажется, что с ними несправедливо поступили или нет?

Гай Германика: Я не знаю, это вообще не моего ума дело.

Собчак: Неужели тебе даже не было интересно узнать об этом, разобраться?

Гай Германика: Для меня вообще непонятная история, это другой мир.

Собчак: Я себя ставлю на твое место. Какие-то мои знакомые, с которыми я где-то пересеклась, и вдруг такое дело на всю страну. Обсуждения, главы других государств выступают.

Гай Германика: Я думаю, они получили то, что хотели.

Собчак: Ты считаешь, они хотели сесть?

Гай Германика: Я считаю, если бы они не сели, для них не было бы смысла в проведении этой акции. Это продолжающийся перформанс, затянувшийся. Но я думаю, что они этого хотели. Наверное, не как неформально, наверное, о последствиях они не отдавали себе отчет, точно не знаю. Я не общалась с ними на эту тему, не могу за них говорить. Но я думаю, все это не имело бы смысла для них, если бы этот перформанс не продолжился бы в другом месте.

Собчак: А что ты больше всего боишься? У тебя есть какой-то страх.

Гай Германика: Да, я боюсь в ад попасть.

Собчак: А за что люди в ад попадают?

Гай Германика: За нарушение заповедей.

Собчак: Ты не нарушаешь заповедей?

Гай Германика: Все нарушают, и я тоже.

Собчак: Значит, точно попадешь?

Гай Германика: Это нам неведомо.

Собчак: А что такое счастье?

Гай Германика: Счастье? Есть такая песня: «Счастье – что это слово значит…» Сейчас, я думаю, поскольку мы живем такой земной жизнью, примитивной, как мы сегодня поняли из нашего разговора, счастье, наверное, у всех индивидуальное. Мне хочется найти покой внутренний, успокоение и гармонию. Тогда, наверное, я буду счастлива. Тогда все придет. Уже все приходит, как говорит, Лиза Боярская в фильме «Адмирал»: «Все уже хорошо».

Собчак: Тогда я желаю тебе никогда не снять такой фильм, как «Адмирал», а снимать совсем другие фильмы.

Гай Германика: Ты очень добра ко мне, спасибо. Немножечко злых иголок в конце, да?

Собчак: Мне кажется, это хорошее пожелание, либо ты хотела снимать такие фильмы, как «Адмирал»?

Гай Германика: Я по наитию, я не думаю об этом.

Собчак: Вот тебе мой подарок, открой.

Гай Германика: Спасибо большое.

Собчак: Мы дарим книгу нашим гостям. Можешь открыть, показать на камеру.

Гай Германика: Главное – красиво открыть на камеру, а то сейчас как-то по-панковски.

Собчак: Открыть можешь некрасиво, главное – красиво показать на камеру.

Гай Германика: А вы всем одну и ту же дарите?

Собчак: Нет, всем разную.

Гай Германика: А, так это специально для меня? Да, спасибо, это очень в тему, потому что следующие мои проекты будут по книжкам этого писателя. Так что ты угадала, спасибо большое.

Собчак: Мне кажется, что «Снежная королева» - это немножко ты.

Гай Германика: Я спасу своего Кая когда-то, растоплю его сердце.