Карен Шахназаров: поддержка Собянина не приносит мне выгоды, квартиру мне дали еще в СССР

20/06/2013 - 21:56 (по МСК) Ксения Собчак

В гостях у Ксении Собчак российский режиссер, доверенное лицо Владимира Путина Карен Шахназаров, который на этой неделе вступил в предвыборный штаб Сергея Собянина.

Собчак: Во-первых, хотела поблагодарить за то, что сегодня вы предпочли дать мне интервью, а не пойти на открытие Московского международного кинофестиваля.

Шахназаров: Да, свидание с вами, да.

Собчак: Вы часто бывали  на открытиях? Следите ли вы за программой фестиваля?

Шахназаров: Конечно, часто бывал, принимал участие и как режиссер, и в жюри был. Так что с Московским фестивалем меня многое связывает. Не могу сказать, что сейчас я слежу подробно.

Собчак: Есть какой-то фильм, за который вы болеете в этой конкурсной программе?

Шахназаров: Нет, я не знаю никаких фильмов. Наверное, скорее, после фестиваля что порекомендуют, посмотрю.

Собчак: А как относитесь  к тому, что сегодня Московский фестиваль открывается блокбастером, явно коммерческой картиной с Бредом Питом в главной роли? Он тоже сегодня прилетел на кинофестиваль в Москву. Многие критикуют такие приглашения, такое открытие, как нечто странное для фестиваля, где должны показываться высокохудожественные фильмы.

Шахназаров: Это такая жизнь фестивальная стала. Это уже неизбежно.

Собчак: Вы к этому позитивно относитесь?

Шахназаров: Я не могу сказать, что позитивно, но кино изменилось, изменились фестивали. Каннский фестиваль тоже открывался «Великим Гэтсби», абсолютно коммерческой картиной.

Собчак: Ну, на месте Никиты Сергеевича вы бы пригласили Бреда Пита открывать?

Шахназаров: Конечно. Для фестиваля важно иметь такую большую звезду на открытии, поэтому, в принципе, я его понимаю, и он правильно сделал, что, имея возможность…. Это, конечно, придает фестивалю некий статус.

Собчак: Мы сегодня много и подробно поговорим о кино и киноиндустрии, но все-таки вначале мне бы хотелось поговорить о главном информационном поводе, который звучал в прессе. На днях вы согласились наряду с другими 33 деятелями культуры и искусства войти в предвыборный штаб Собянина. Почему вы приняли такое решение?

Шахназаров: Это очень легкий для меня выбор. Я, честно говоря, не могу сказать, что какую-то инициативу проявлял, мне предложили, я без сомнения согласился, потому что я не вижу никого, кто мог бы сегодня реально претендовать на это место. Я с уважением отношусь ко всем, кто будет баллотироваться там.

Собчак: Но это было предложение, от которого нельзя отказаться? Или вам действительно симпатичен?

Шахназаров: Нет. Я, естественно, как и все москвичи, в той или иной степени, завишу от решений мэра, но я не могу сказать, что моя жизнь каким-то образом напрямую связана и, кстати, жизнь «Мосфильма», была связана с какими-то решениями мэра, что это был в свое время Юрий Михайлович.

Собчак: Все-таки близость к власти всегда дает какие-то преимущества…

Шахназаров: Никаких преимуществ у нас, поверьте, не было. В этом смысле с Москвой особо не было. Но я действительно считаю, что то, что он сделал за это время, у меня вызвало какие-то положительные эмоции. То, что снял рекламу с улиц Москвы. То, что он ларьки закрыл. Причем, должен сказать, непопулярные решения, правильно? То есть человек способен принимать решения, которые…

Собчак: Нет, мне тоже нравятся очень многие вещи, которые сделал за это время Сергей Семенович…

Шахназаров: Поэтому…. Я не знаю, я боюсь выступать в роли… но, мне кажется, это довольно легкий выбор.

Собчак: Что меня лично смущает, Карен Георгиевич… Многие вещи, которые вы перечислили, мне, как человеку, который долго живет  в Москве, тоже очень нравятся. Но меня смущает сам факт этих выборов. Эта поспешность. За два месяца сейчас организовывают выборы. Явное ощущение того, что лучше сделать это сейчас, чем в 2015 году. Не выставление Прохорова чисто по юридическим формальностям – он не успевает перевести активы, естественно, Собянин не мог этого не знать. Скорее всего, незарегистрированный Навальный. Вас не смущает, что москвичи обсуждают обширно то, что сам факт этих выборов не очень честен сейчас.

Шахназаров: Вы знаете, я вообще не помню случая, чтобы любые выборы не обсуждались с какой-то этой точки зрения. Любые выборы – все равно это политическая борьба. В политической борьбе, строго говоря, выигрывает тот, кто выигрывает. И это надо понимать. В этом смысле вполне возможно, что определенные мотивы, чтобы выборы состоялись так, допускаю. Но я бы, допустим, поступил точно так же, если бы я баллотировался. Если ты играешь в эти игры, ты должен принимать правила этих игр.

Собчак: Вы бы тоже сделали такой фильтр муниципальных депутатов, который практически невозможно пройти? Вы бы тоже сделали заранее выборы, чтобы главный ваш соперник Прохоров не мог в них участвовать?

Шахназаров: Если  ты хочешь бороться за власть, если ты за нее борешься, то ты должен бороться. И если кто-то из претендентов хочет принимать участие, на самом деле, у него есть такие возможности. Понятно, что чтобы быть избранным в Москве, надо быть фигурой весомой. Ты не можешь прийти с улицы, тебя никто не заберет. Мэр Москвы - это важная составляющая страны, поэтому, в принципе, понятно, что любой, кто приходит сюда, должен обладать авторитетом. На самом деле два месяца, на мой взгляд… Да это довольно срок сжатый, но все-таки достаточный, если это действительно серьезная фигура.

Собчак: Все политические аналитики говорят о том, что собрать такое количество подписей муниципальных депутатов – это практически невозможно.

Шахназаров: Смотря кому собрать. Если бы всерьез кто-то из крупных… Понимаете, в моем политический лидер сегодня захотел участвовать, он бы собрал.

Собчак: Алексей Навальный, на ваш взгляд, крупный политический лидер?

Шахназаров: Я не настолько знаком с этой частью, каких-то особых комментариев не хочу давать, но у меня ощущение того, что нет у Алексея Навального авторитета, чтобы сегодня считаться крупным политическим лидером. Вполне возможно, что человек молодой, через какое-то время он будет иметь, но на сегодняшний день мне все-таки кажется, что он не является, на мой взгляд, серьезным конкурентом.

Собчак: Вас не смущает факт того, что вы подписываете свое имя, имя великого российского режиссера, под, мягко говоря, сомнительной историей выборов, с самим движением Сергея Семеновича. Он всегда был в партии «Единая Россия», и тут вдруг…

Шахназаров: Нет, меня ничего не смущает, потому что я абсолютно уверен в своем выборе. Для меня этой легкий выбор, я за Собянина с легким сердцем буду голосовать. И если меня кто-то спросит, я выскажу свое мнение, у меня нет сомнений, что на сегодняшний день нет более правильной фигуры для управления Москвой, чем он. Я в этом абсолютно на 100% уверен. В конечном счете, я исхожу из этого, если уж на то говорить, я как далекий человек от всех политических нюансов, могу не принимать в рассмотрение. Я просто говорю: вот, да, это фигура. Вполне возможно, что если бы был кто-нибудь другой, я бы не пошел.

Собчак: Если кто другой? За Лужкова не пошли бы?

Шахназаров: Нет, за Юрия Михайловича не стал бы.

Собчак: А за Прохорова?

Шахназаров: Нет, не стал бы.

Собчак: Почему?

Шахназаров: Потому что из того, что я – я с уважением отношусь к Михаилу – Дмитриевичу, по-моему, да? – но из того, что я слышал, на сегодняшний день он не убеждает. Вполне возможно, что я изменю свое мнение через какое-то время, но пока мне не кажется, что он убедителен.

Собчак: Понятно. Почему я вас так подробно спрашиваю про Собянина, потому что мне показался интересным тот факт, что в одном из своих интервью вы сказали буквально следующее, отвечая на вопрос по поводу своих политических взглядов: «Я вообще левый по своим взглядам, я верю в социализм, я верю в то, что это устройство более правильно». Но в этом случае было бы логично, наверное, поддержать депутата от КПРФ. Они тоже выставляют своего кандидата на этих выборах.

Шахназаров: Я живу в реальной жизни, Ксения.

Собчак: Если вы считаете, что социализм правильнее, может быть, стоило поддержать Удальцова, например, Левый фронт?

Шахназаров: Я сказал «социализм», но это не значит… В конечном счете, когда ты голосуешь, тем более на таких выборах, за человека, понимаете? Ты можешь быть близок с человеком идеологически, но ты можешь прекрасно понимать, что, например, он не очень будет эффективен как хозяйственный человек. Надо понимать, что Москва – это очень сложный хозяйственный организм.

Собчак: Первично, на ваш взгляд, не взгляды, не идеология, а хозяйственность?

Шахназаров: На мой взгляд, лидер имеет принципиальное значение. В этом смысле я выбираю, как я думаю, большинство наших сограждан, прежде всего, голосуют за лидера. Голосуют не за партию, во всяком случае, в современном мире.

Собчак: Получается, что идеология не так важна?

Шахназаров: Да, не так важна, в отношении, когда речь идет о таком месте, где действительно ты… ты голосуешь за личность. В первую очередь, голосуешь за личность.

Собчак: Разве неважно, какие взгляды разделяет эта личность?

Шахназаров: Нет, ну, важно, конечно. Я не буду голосовать за нациста, за расиста, за человека, который… Есть определенные вещи, которыми неприемлемы.

Собчак: А за сталиниста будете?

Шахназаров: Смотря за какого. Что значит «за сталиниста»? Такого человека, который что? Предлагает возродить…

Собчак: Который говорит о том, что Сталин – эффективный менеджер.

Шахназаров: Если человек говорит, что он эффективный менеджер, у него есть свое право считать, расценивать историю… Если он, конечно, говорит: «Давайте сейчас начнем процесс», - это другое дело. А так… почему я должен? Я с уважением должен относиться к человеку, какие бы у него взгляды не были. Для меня абсолютно неприемлемы нацизм, расизм. Эта часть для меня исключена. Но Сергей Семенович абсолютно далек от этого. Это очевидно.

Собчак: Он харизматичный лидер, на ваш взгляд?

Шахназаров: Думаю, что да, у него есть энергетика. У меня ощущение, что он человек, который сознательно не выходил на первый план, но у меня ощущение, что у него есть энергетика. И некое понимание, как вообще хозяйствовать. Поскольку я сам отчасти, как генеральный директор, - конечно, по сравнению с Москвой, это… - я понимаю, что это очень тяжелое дело. А в отношении Москвы я, честно говоря, с ужасом думаю, как можно решить все эти проблемы, которые стоят перед Москвой, которые на мой взгляд, очень запущены.

Собчак: Вы же умный человек, точно понимаете: вас берут туда, как человека, который пользуется уважением большого числа москвичей, которые любят и помнят ваши фильмы. Сама система, при которой власть использует в качестве витринного лица каких-то известных деятелей культуры, правильна, по сути? Может быть, творческим людям вообще не нужно участвовать ни в каких политических играх?

Шахназаров: Я понимаю, Ксения, но это реальность жизни, реальность политической борьбы. Во всем мире это происходит. Обама выдвигался в Америке, за него там… Люди, которые сражаются за власть, стараются найти союзников…

Собчак: Зачем это нужно политикам, я понимаю. А зачем это нужно творческим людям? Вам зачем в этом нужно участвовать?

Шахназаров: Не могу сказать, что у меня есть в этом – абсолютно искренне говорю – личный интерес. Я не хочу просить у Сергея Семеновича квартиру, у меня нет такой сверхзадачи….

Собчак: Может, он вам после выборов сам предложит?

Шахназаров: Пока никто не предложил ничего. Кроме того, что мне оставил по наследству папа, и то, что я получил еще в Советском Союзе… на самом деле ничего нет. Несмотря на мое некоторое участие в каких-то политических этих… не могу сказать, что мне это что-то принесло. Это зафиксировано во всех документах.

Собчак: Понятно, я просто хочу понять. Нравится вам Сергей Собянин. Вы же можете просто пойти за него проголосовать. И где-то у вас в интервью спросят, нравится ли вам Собянин, вы скажете «да». Зачем в этом участвовать?

Шахназаров: Могу, если  это не противоречит моим убеждениям, почему не могу? Я хочу, чтобы он выиграл. Я реально хотел бы, чтобы он выиграл, и если у меня есть возможность каким-то образом кого-то убедить в этом, кто согласится со мной, почему я не должен этого сделать?

Собчак: То есть вы не считаете, что творческий человек должен находиться вдалеке от политической жизни?

Шахназаров: Вы правы с точки зрения… Как Чехов в свое время, по-моему, Антон Павлович сказал, что «художник должен заниматься политикой в той мере, в которой он может себя оградить от нее». Но он в другие времена жил. Сегодня трудно этого избежать. Хочешь – не хочешь, ты вовлечен в эти процессы.

Собчак:  Если ты не хочешь, то политика придет за тобой в твой дом?

Шахназаров: Все равно это происходит. Это проблема того, что называется демократией, современной формой демократии. Это во всех странах, везде происходит.

Собчак: Как раз в демократических странах от того, что вы откажетесь поддерживать того или иного кандидата, никак не повлияет…

Шахназаров: Но никто ж не отказывается. То есть отказываются там, где не совпадает. Но, заметьте, никто не отказывается. Во всех странах вы видите сплошь и рядом, как деятели культуры принимают в этом участие.

Собчак: То есть вы считаете, что в России все-таки демократия?

Шахназаров: Я считаю, да. Это демократическая страна.

Собчак: А по каким признакам?

Шахназаров: По тем признакам, что здесь есть демократически избранный президент, прежде всего. Я считаю, что президент избран демократическим путем.

Собчак: То есть нарушений на выборах не было, вы считаете?

Шахназаров: Я не знаю, были нарушения или нет, но я убежден, Ксения, и думаю, что вряд ли кто-нибудь может переубедить меня, что если делать здесь выборы 15 раз подряд с какими угодно наблюдателями, понятно, что Путин их выиграет. Потому что очевидно, что за ним большинство страны. Это и есть демократия. А все остальное… Я больше скажу. Я не очень большой сторонник выборов губернаторов.

Собчак: Почему?

Шахназаров: Потому что я считаю, что это опасно для России. Потому что вы девушка молодая, а я прошел через 1991 год. И не факт, что завтра опять, избиравшись и имея некую как бы легитимность, область на окраине России, причем выбранной 20%, в какой-то момент не скажет этот человек: «А слушайте, давайте объявим независимость». Такая проблема у России. У нее есть склонность к такому распаду.

Собчак: Я поняла вашу точку зрения, но тогда получается некое противоречие. Если вы против губернаторских выборов, то зачем тогда поддерживать Собянина на выборах? Может, лучше выступить против этих выборов?

Шахназаров: Нет, во-первых, эта моя личная позиция, которая, видимо, не совпадает с позицией большинства российского населения. Но если существуют выборы, признаны законом, то почему я не должен в них участвовать. Это моя личная, частная позиция. Я могу ее открыто высказывать, и высказываю: я считаю, что это для нашей страны опасно. Но это не значит, что я признаю… ну, если большинство моих соотечественников хочет, что я должен против всех идти?

Собчак: А не кажется ли вам, что это возможность для народного избранника? Мой отец как раз был в 1991 году выбран как мэр города. Вам не кажется, что это дает возможность быть независимым от центра?

Шахназаров: Ваш отец был избран. Поверьте, ваш отец очень много делал для того, чтобы помешать распаду СССР. Я это знаю однозначно, потому что мой отец тогда был в системе Горбачева, и он мне рассказывал, что как раз Анатолий Александрович ездил, пытался все вернуть. Конечно, он был не в силах. В этом смысле в этом вопросе ваш отец вел себя, на мой взгляд, совершенно безупречно.

Собчак: Так что же тогда плохого в выбранных мэрах?

Шахназаров: Я повторяю, это мое личное мнение. Вполне возможно, что я ошибаюсь. Вполне возможно, что это тот путь, который в конечном счете будет правилен. Но, пройдя через все события 1990-годов, когда губернаторы, президенты объявили, и страна фактически распалась, я этого, честно говоря, очень боюсь. Потому что я понимаю, что распад такой страны как Россия – мало не покажется никому. Ни левым, ни правым, а учитывая наш ядерный потенциал, на мой взгляд, это очень опасно. Я испытываю какое-то внутренне опасение по отношению к этому. Я повторяю, может быть, я ошибаюсь.

Собчак: Вы много говорили в своих интервью, в частности говорили о том, что президента Владимира Путина вы поддержали на выборах, потому что он вам видится как гарант системы нераспада. Каким образом, вы считаете, сегодняшняя власть удерживает страну от распада? То, что происходит на Кавказе – разве нет ощущения, что мы теряем этот регион?

Шахназаров: Трудно сказать. Мы теряем, но тем не менее. Я не могу до конца сказать. Я вообще, знаете, верю в некие провиденческие силы. Я понимаю, что порой ты не можешь объяснить. Почему в Путине сконцентрировалось это – не знаю. Но сегодня я понимаю, что Путин для Кавказа, например, - это авторитет.

Собчак: Сконцентрировалось что?

Шахназаров: Ощущение власти, страны, государства. Концентрация этого в личности. Почему? Это другой вопрос, наверное, потребует отдельных творческих исследований.

Собчак: То, как вы это описываете, образ царя.

Шахназаров: В определенной степени, да.

Собчак: Это позитивно для России – иметь царя, а не президента?

Шахназаров: Россия все-таки остается империей. Я в свое время сделал такую картину «Исчезнувшая империя», а потом я так подумал… Нет, Россия все-таки остается империей. Она империя, потерявшая окраины. Но по своей сути, она империя. Здесь важна личная вертикаль власти. И если этого не будет, это грозит для нашей страны распадом. Здесь уже даже чисто практический вопрос, ты начинаешь думать, что будет с тобой, с твоими детьми в этом случае.

Собчак: Давайте поговорим о госкино, но вначале хочется обратиться к вам как к хозяйствующему субъекту. Новая госполитика, очевидно, за последние годы сформировалась. Обозначены 12 тем Мединского, которые будут искать поддержку, речь Путина о фильмах, которые должны взывать к «хорошему доброму, светлому и патриотичному». Как вы к этому относитесь? Вы одобряете такую сформировавшуюся госполитику?

Шахназаров: Я бы не сказал, что на мой взгляд она так уж сформировалась. Я не очень понимаю, каким образом это все будет осуществляться в нынешней системе организации российского кино.

Собчак: Вы считаете, что технически это невозможно.

Шахназаров: Я считаю, что да, невозможно технически. Моя позиция известна, я ее много раз озвучивал. Я считаю, что надо вернуться к созданию того, что было – госкино СССР. Я считаю, что в то время организация советского кинематографа была очень эффективной, именно поэтому парадокс состоит в том, что советское социалистическое кино было рентабельным. Российское кино сегодня нерентабельно. Понятно, что в ней были свои минусы, чрезмерная идеологизированность…

Собчак: А сейчас разве вы не находите параллели с идеологией? Очевидно, что молодому режиссеру, чтобы получить деньги на фильм, нужно будет снимать на определенные темы.

Шахназаров: Ну, так же не говорится. Почему? Говорится, что государство хотело бы иметь какие-то темы, по которым будут созданы фильмы. Это не значит, что ты обязательно должен снимать фильм о переходе Суворова через Альпы. Не хочешь снимать, снимай что-то другое.

Собчак: Но тогда ты вряд ли получишь деньги. Это же тоже очевидно.

Шахназаров: Ну, как?

Собчак: Если вначале президент страны говорит о примерах…

Шахназаров: Нет, я такого не слышал. Никто этого не отменяет. В этом смысле необходимости искать в этом подводные камни, поэтому, пожалуйста, хочешь – снимай что-то другое. Другое дело, что я не очень понимаю, может, я тоже чего-то не понимаю, как это все осуществить, потому что это надо работать со сценарием, нужна редактура. У нас этого ничего нет.

Собчак: Вы тот человек, который точно знает, как эта система устроена. Я молодой режиссер, который хочет снять фильм не про I или II Мировую войну, а фильм на какие-то жизненные темы, связанные с жизнью молодого поколения в России, с демократией, с системой выборов. Что мне нужно сделать, чтобы получить госфинансирование?

Шахназаров: Вам нужно обратиться либо в министерство культуры со своим проектом…

Собчак: Предъявить сценарий?

Шахназаров: Предъявить сценарий. То, что у меня вызывает сложное отношение: сценарий у нас принимают тайным голосованием. Я, честно говоря, этого не понимаю

Собчак: Вы считаете, что голосование должно быть явным?

Шахназаров: Я считаю, что должна быть редакторская группа, коллеги, должны быть люди с именами и фамилиями, с которыми ты можешь говорить.

Собчак: То есть практически советская система.

Шахназаров: Да, потому что в кино никто не может отменить момент субъективности. У нас свет в окошке – Голливуд, в Голливуде именно так и происходит. Нет никакого тайного голосования, у тебя есть сценарий, ты приходишь к конкретным людям, и конкретные люди с тобой работают. Либо говорят «нет», либо говорят «что-нибудь исправь». Сегодня парадокс состоит в том, что в советское время ты мог прийти, могут говорить «нет», но ты можешь исправить сценарий.

Собчак: Меня смущают сами примеры, которые подаются нам на федеральном уровне. Вам фильм «Легенда №17» нравится?

Шахназаров: Да, нравится. Я вообще неравнодушен к Коле Лебедеву, я с ним работал. Я считаю, что это очень достойная картина.

Собчак: Вам не кажется, что этот фильм… Мы так часто ругаем Голливуд за его однобокость и одноплановость, и гордимся нашим авторским кино, совершенно другого рода российским кинематографом. Вам не кажется, что этот фильм сделан абсолютно по лекалам голливудских фильмов? Это такая… в лучших традициях американской пропаганды патриотическая картина, но только сделанная про нашу страну.

Шахназаров: Хорошо, но сделана профессионально, надо сказать. Он, на мой взгляд, профессиональный, не уступает никакому голливудскому.

Собчак: Это верный путь, на ваш взгляд?

Шахназаров: Это один из путей. Кинематограф должен быть разный. И американский кинематограф, кстати, тоже состоит не только из Голливуда. Там есть Джармуш, есть Вуди Аллен, есть нью-йоркская школа, огромное число независимых. В кинематографе должно быть разное кино, в том числе и такое кино – ориентировано на широкого зрителя, постановочно, в чем силен, конечно, Голливуд  и американцы.

Собчак: Сможет ли Россия производить качественные арт-хаусные фильмы или фильмы несколько другой направленности без господдержки.

Шахназаров: Кто же говорит, что ей… как раз арт-хаусные фильмы на самом деле много производятся.

Собчак: Но их по этой системе очевидно, будут поддерживать гораздо меньше.

Шахназаров: Почему? Никто не говорит о том, что это должно быть… Говорится о том, что должны быть и такие проекты. У нас российское кино в основном арт-хаусное, поверьте мне.

Собчак: Я приведу конкретный пример. Я была на «Кинотавре» в этом году и посмотрела фильм «Интимные места». Мне очень понравился. Он получил приз, по-моему, за главную женскую роль. Зал аплодировал стоя минут пять этому фильму. Фильм, который, я абсолютно уверена, по этой новой системе просто не получит прокатное удостоверение. Фильм, где много мата, много обнаженки, где много критики власти и так называемого комитета по нравственности, который там одобряет или не одобряет те или вещи. Очень едкий, провокативный, при этом не пошлый и смешной. Такие же фильмы не будут по этой системе поддерживаться?

Шахназаров: Почему не будут? Во-первых, разницы между СССР и сегодняшней системой в том, что в СССР был только один путь – Госкино. Сегодня, пожалуйста, есть телевидение, которое является большущим инвестором для кино. Есть, в конце концов…

Собчак: Там даже ограничения по возрасту, запрет на такие сцены, маты….

Шахназаров: Телевидение вкладывает в кино, кинотеатральное кино. В конце концов, есть частные инвесторы. В-третьих, ты можешь просто взять кредит и снять эти самые интимные…

Собчак: Ну, прокатное удостоверение ты не получишь.

Шахназаров: Почему не получишь? Я такого случая не знаю. Получила же эта картина прокатное удостоверение?

Собчак: Пока мы не знаем, она была на фестивале.

Шахназаров: Я не видел картину, не буду… Но я сторонник мата на экране. Вернее, я не сторонник лицемерия. Тогда упраздните все законы, которые запрещают говорить нецензурно в эфирах телевидения, на улице. Тогда говорить таким языком. Я его знаю, я служил в армии.

Собчак: Вам не кажется, что кино и язык телевидения, дикторов – это все-таки разные вещи.

Шахназаров: Нет, это один и тот же язык. Почему должны считать, что язык кино или театра – это другой, чем язык телевидения? Тогда давайте…

Собчак: То есть мат не может быть искусством?

Шахназаров: Нет, абсолютно. В этом смысл искусства.

Собчак: Пушкин иногда писавший какие-то матерные стихи…

Шахназаров: Да, и, между прочим, сожалел об этом. Он не писал их для публикации. Да, у всех было. И Алексей Толстой писал такие рассказы, но они… Это была шутка гения. Я не считаю, что это…

Собчак: И группа «Ленинград», соответственно, по этим критериям…

Шахназаров: Я не знаю, что такое группа «Ленинград».

Собчак: Как? Сергей Шнуров. Вы не знаете такую группу?

Шахназаров: Сергея Шнурова я знаю, но я не видел его выступлений в качестве музыканта. Актер, мне кажется, он очень способный, кстати.

Собчак: Вы не слышали его песен?

Шахназаров: Нет.

Собчак: Ни одной?

Шахназаров: Ни одной.

Собчак: Серьезно говорите?

Шахназаров: Абсолютно искренне.

Собчак: Если бы я знала, я бы подарила вам не книгу, а диск Сергея Шнурова.

Шахназаров: Ну, пожалуйста, подарите.

Собчак: У него масса всяких премий, наград. И вообще, на мой взгляд, он талантливый… Хорошо, оставим это, это вещи вкуса. Хочется про Фонд кино немного поговорить. Странная история произошла с фондом кино. Вначале его создали для поддержки кинематографа, через два года всеми этими решениями, которые мы сейчас обсуждали, его, по сути дела, убили. Зачем это было нужно? Зачем нужно устраивать всю эту катавасию с Фондом кино, на ваш взгляд?

Шахназаров: Ну, я не знаю. Я должен, во-первых, однозначно сказать, что как директор «Мосфильма» я не пользовался государственными средствами. «Мосфильм» развивается 20 лет, модернизировался…

Собчак: Как режиссер. У вас около 10% финансирования последнего фильма было.

Шахназаров: Было, 10%, побольше – 15%. У меня в трех-четырех картинах было участие государства не более чем 30% в одной картине, чтобы не было каких-то это.

Собчак: Давайте к Фонду кино. Странная история: зачем создали и зачем развалили через два года?

Шахназаров: Не знаю. Я с сомнением относился к идее создания, а потом я… Фонд кино, в общем, как-то вошел в жизнь кинематографа, и как-то он так заработал. Но как-то да – его значение сейчас… Но я не могу вам сказать, что я… Думаю, что все сводится к тому, что мы никак не нащупаем точную ясную организацию кинематографа в стране. Она должна быть ясной. Наполеон говорил, что законы должны быть простые ясные и лаконичные. Правда, насчет Конституции он сказал: «Пишите коротко и неясно». Это другой вопрос.

Собчак: У меня к вам. Почему у нас и фестивалей несколько, никто между собой не может договориться, и премий несколько, и все время какие-то скандалы в кругу кинематографистов? Почему происходят такие ситуации?

Шахназаров: Я бы не сказал, что скандалы в кругу кинематографистов. То, что у нас несколько кинофестивалей, - да на здоровье. Что в этом плохого? Во всем мире… Посмотрите, в Испании 50 фестивалей, в Италии.

Собчак: «Роскино», Фонд кино – масса различных организаций.

Шахназаров: Это разные вещи, Ксения. Фестивалей может быть сколько угодно, и дай Бог им развиваться. Если город какой-то хочет фестиваль, что в этом плохого? Люди посмотрят кино, для них праздник. То, что разные премии – ну, что в этом? Даже разные союзы: хочется вам – вступайте в разные союзы. Другой вопрос, что, мне кажется, само кино должно быть достаточно централизованно, и должен быть единый орган, который занимается всем: кинотехнологиями, производством картин, продвижением.

Собчак: Представляете себе, к какой внутренней конкуренции и в итоге коррупции может привести такая система? 

Шахназаров: Почему?

Собчак: Потому что решения будут принимать определенные люди. А раньше было то же самое: те же худсоветы, цензура, идеология, внутренние дружественные связи. Это же все было в Советском Союзе.

Шахназаров: В Советском Союзе были дружественные связи, и они всегда остаются, с этим ничего не поделаешь, так жизнь устроена.

Собчак: Понятно, что Карену Шахназарову, при всем моем уважении к вам, будет легче получить господдержку как режиссеру, чем какому-то молодому парню.

Шахназаров: Последнюю картину, которую я снял на госсредства, - «Город Зеро». Это было 1989 год. Между прочим, после этого «Цареубийца», «Сны», «Американская дочь», «День полнолуния» я снимал вообще без копейки государственных денег.

Собчак: Карен Георгиевич, вот мы говорили про кино, про политику и так далее. Хотела бы поговорить про легендарную встречу в резиденции Бочаров ручей, - вы там тоже присутствовали – с президентом Владимиром Путиным. Первый вопрос: вот вас, великого кинорежиссера, не унизило то, что вам пришлось два с половиной часа ждать приезда президента?
Шахназаров: Да нет, мне так часто приходится на съемочной площадке ждать. Я ждал по пять часов Евстигнеева, почему я на президента должен обижаться? И потом я видел, что он был  действительно занят.

Собчак: А кого приятнее ждать Евстигнеева или Путина?
Шахназаров: Каждого по-своему, могу вам сказать.

Собчак: ну приятней кого?

Шахназаров: Я говорю: и того, и того. Профессия у меня такая – слушать.
Собчак: Какой вы все – таки дипломат! Хорошо. Тогда к существу. На той встрече Владимир Владимирович как раз заявил о своей любви к фильму «Легенда №17», определил определенные принципы, которых стоило придерживаться, но которые, он подчеркнул, не являются цензурой и руководству к действиям. На этой встрече единственный человек, который в форме перепалки с  другим продюсером ему опосредованно возразил, был продюсер Сельянов. Я думаю, вы помните тот эпизод, вы присутствовали.

Шахназаров: Я помню. А в чем возражение?
Собчак: Он говорил, что роль продюсера нельзя понижать до роли некой технической фигуры, которая будет выполнять чьи-то заказы. «Мы не в Казахстане, мы не в армии, отправляйте этих людей в Миноборону», - образно сказал.
Шахназаров: Нет, это была совсем другая подоплека.
Собчак: Я могу привести вам точную цитату.
Шахназаров: Я помню просто, на что. Это была реплика Саше Акопову, который, как представитель большой студии, хотел, чтобы все средства шли через большие студии.  Вполне понятен его интерес.
Собчак: Давайте подробно, потому что, мне кажется, это важной темой. Я повторю еще раз этот диалог.

Шахназаров: Я хорошо помню его, и, поверьте, это ни имело отношения к тому, о чем вы говорите.

Собчак: Александр Акопов предложил создать госкомпанию, которая бы занималась продюсерской, дистрибьюторской деятельностью. На что господин Сильянов сказал дословно следующее: «Я не буду полемизировать с этой совершенно неожиданной гипотезой, она не выдерживает совершенно никакой критики. Структура Фонда вполне эффективна, нечего там городить еще  какие-то предприятия бессмысленные и превращать продюсеров, у которых есть компетенция, в какие-то придатки, в исполнителей заказов. Это амбициозный вид деятельности, для него нужна энергия исполнителя заказов, это другой вид деятельности. Это в армию, в Казахстан, к министру обороны. Это там исполнение приказов является главной добродетельностью».

Шахназаров: Это совсем не та мотивация, которую вы под нее подкладываете.
Собчак: Ну, как же! Ведь речь шла о госкомпании, которую предложил Александр Акопов.
Шахназаров: Я вам объясню: Александр Акопов – директор, совладелец  компании, студии «Амедиа». «Амедиа», как вы знаете, - это большая студия, достаточно хорошая.

Собчак: Он предложил создать некую общую структуру.

Шахназаров: Нет-нет, он предложил…Смысл его состоял в том, что, кстати, выгодно и «Мосфильму». Дело все в том, что продюсеры сегодня получают средства и могут их тратить где угодно. Конечно, руководителям больших студий было бы выгодно, если бы все эти средства тратились на их студиях. Вот в чем смысл предложения Александра Акопова.

Собчак: Вы предложения Александра Акопова поддерживаете?
Шахназаров: Я не поддерживаю, хотя  в этом есть своя логика. Это было бы выгодно и для «Амедиа», и для «Мосфильма». Но я понимаю, что в этом смысле Сельянов тоже прав, потому что это убьёт независимых продюсеров и не даст им возможность самим выбирать. Плюс к этому, снизит уровень конкуренции, который на нынешний момент нас мотивирует. Поэтому я не очень поддерживаю. Но мысль Саши Акопова абсолютно ясна, потому что она в интересах больших студий, а не в интересах некой компании. И там, на встрече, поскольку все кинематографисты этот смысл поняли правильно, Сергей как раз против этого возражал. Это наша давняя полемика, которая идет между большими студиями и независимыми продюсерами. Понятно, что большие студии хотят, чтобы все приходило к ним. Независимые хотят, чтобы у них было бы право выбора. Вот эта полемика и вылилась на встрече с Путиным.

Собчак: Факт того, что будь то Путин или кто-то другой, может быть, вам или каким-то большим режиссерам, продюсерам, что-то советуют или что-то могут говорить, что фильм «Легенда №17» - это «хорошо», может,» лучше обратить внимание на эти темы и снимать какое-то такое кино» - это правильно?
Шахназаров: Ну, я не усмотрел ничего такого.  Как бы я не хотел понравиться публике, которая смотрит телеканал «Дождь», но я не могу сказать, что от Путина в этом смысле исходило какое-то давление.

Собчак: Я еще раз могу процитировать: «Картина, обращенная к нормальным человеческим отношениям и чувствам…»

Шахназаров: Да, ну и что.

Собчак: «.. и фильмы, которые рождают гордость за свой народ, за свою историю. Конечно же, озвученные характеристики – только лишь пожелание», - подчеркнул Путин.

Шахназаров: Ну, пожелание. А что в этом такого?

Собчак: У меня… подождите. Карен Георгиевич, вы сразу начинаете так оправдываться.

Шахназаров: Я не оправдываюсь.

Собчак: Мой вопрос следующий: как вы считаете, правильно ли президенту или премьер-министру или вообще любому высокопоставленному чиновнику, давать какие-то рекомендации или пожелания, как  в данном случае, известным, заслуженным деятелям культуры и искусства. Это вообще правильная форма общения?

Шахназаров: Я не понимаю, почему премьер-министр, президент не может высказать свое мнение по этому поводу? Собчак этой точки зрения, давайте по-другому посмотрим. А правильно ли, допустим, нам высказывать свои претензии премьер-министру, президенту? Они также могут сказать: «Ребята, мы профессионалы, чего вы нам высказываете?»

Собчак: Я сейчас поясню, что имею в виду. Высказываться – это все-таки не совсем то же самое, что пожелание. Вопрос даже не в этом. Где та грань между просто высказыванием, пожеланием и, например, известным фактом того, что Сталин правил сценарии лично, принимал какие-то картины.

Шахназаров: Иногда очень успешно, должен сказать.

Собчак: Вы не видите в этом ничего плохого?

Шахназаров: Это не то, что плохо или хорошо. Строго говоря, так устроен мир. С этой точки зрения, Микеланджело, который писал Сикстинскую капеллу по заказу Папы Римского – он сотрудничал с властью. Какая мне сегодня разница, сотрудничал или не сотрудничал, если он написал Сикстинскую капеллу?

Собчак: То есть если Сталин правил сценарии и в итоге хорошо получилось, ничего в этом плохого нет?

Шахназаров: Если это было талантливо, если Эйзенштейн снял несколько действительно гениальных картин, какая мне разница? В конечном счете, через 100-200 лет останутся так же, как остались картины…

Собчак: Но ведь мы не знаем, сколько картин не вышло из-за самой системы правки сценария? Понимаете, сколько сценариев вообще не дошло до Иосифа Виссарионовича или Владимира Владимировича просто потому, что люди знали, что их будет кто-то править?

Шахназаров: Да, но я здесь-то не вижу вообще… Путин же ничего не правит. Ну, высказал пожелание. А что здесь такого?

Собчак: Где грань между пожеланием и правкой чьего-то сценария?

Шахназаров: Она есть там, где ты начинаешь править. Если бы он сказал: «Дайте мне…». Как знаете, у меня первая картина была, картина слабая, но, тем не менее, Сизов сказал: «Надо эту сцену вырезать». Ко мне пришел заместитель генерального директора в монтажную, сел за моей спиной, сказал: «Вот, вырезай эту сцену».

Собчак: Вы вырезали?

Шахназаров: Да, вырезал. А что я должен был делать? Рвануть рубаху?

Собчак: Кстати, это тоже могли бы.

Шахназаров: А зачем? А какой в этом смысл? Этого бы никто не заметил.

Собчак: Вы бы знали, что разорвали рубаху на груди.

Шахназаров: Нет. Гораздо важнее снять кино, за которое отвечаешь.

Собчак: Время наше подходит к концу. Я что хотела сказать: ваш фильм «Курьер», на мой взгляд, - очень хорошая картина. Перед нашим интервью я ее еще раз посмотрела. Ведь это фильм о человеке, который своим появлением абсолютно противопоставил себя системе, конформизму, советской действительности. Этим этот мальчик, курьер, был прекрасен. И вы сняли такое свободолюбивое, прикольное кино. Таких людей, как вы, сходных профессий и пути, было много. Уважаемый мною Говорухин, Геннадий Хазанов, совершенно другого профсоюза. Объясните мне, в какой момент происходит этот сдвиг от свежего свободолюбивого яркого озорного кино в молодости и такого встраивания в госсистему в уже более зрелом возрасте. Это из-за чего происходит?

Шахназаров: Я не очень понимаю смысл этого вопроса. В чем? Во-первых, мы все встроены в госсистему. И вы встроены, и все, кто здесь находится. Встроены более чем. Вы часть государственной системы, Ксения.

Собчак: Каким образом?

Шахназаров: А что вы вне государства? Вы каким-то образом существуете, значит, вы часть государственной системы. Это понятно, никто от этого несвободен. Во-вторых, в чем вы видите… ну, да, я меняюсь.

Собчак: А что поменялось в ваших взглядах с того «Курьера»?

Шахназаров: Очень много. Но я считаю, что у меня были покруче картины, чем «Курьер».

Собчак: А в чем разница между конформистом и нон-конформистом…?

Шахназаров: Например, «Город Зеро», который считали антидемократической картиной  в период перестройки.

Собчак: Для конформист – слово хорошее, обидное или какое, негативное?

Шахназаров: Да, это нехорошее слово.

Собчак: Вы себя считаете нон-конформистом?

Шахназаров: Нет, я не считаю. Я ничего такого не сделал. Я никогда не делал кино по чьему-то заказу. Я делал фильмы, которые, в принципе, во многом противоречили общепринятому общественному мнению. Поэтому мне за себя…

Собчак: Но рубаху на себе никогда не рвали.

Шахназаров: А это не моя миссия рвать на себе рубаху.

Собчак: А чья миссия?

Шахназаров: Ну, наверное, тех людей, которые занимаются, скорее, политикой. А моя миссия, моя задача – делать фильм. И я должен их делать, высказывать то, что я думаю, то, что высказываю.

Собчак: Последний вопрос хочу задать. Давайте представим ситуацию, что прошло какое-то время, мы вернулись к какой-то идеологизированной системе принятия кинематографа, и у вас есть выбор: либо вам дадут выпустить фильм, но вырежут какие-то важные части, либо не выпустят фильм, если на это не согласитесь. Вы какой для себя выбор сделаете?

Шахназаров: Это зависит от того, что вырежут. Есть та мера, которая допустима. Поэтому мне в советское время «Мы из джаза» вырезали какие-то сцены…

Собчак: Ну, что вы никогда не позволите вырезать?

Шахназаров: Никогда не позволил бы то, что принципиально для меня. То, ради чего я делаю картину.

Собчак: Это что?

Шахназаров: Это зависит от каждой картины. Например, в «Белом тигре» я не позволил бы вырезать финальную сцену, которая очень раздражает многих. Я бы никогда не позволил, кстати, мне предлагали.

Собчак: Кто предлагал?

Шахназаров: Ну, неважно, кто.

Собчак: Скажите.

Шахназаров: Мне один раз предлагали в одной картине…

Собчак: Ну, вы же смелый человек. Скажите, кто вам предлагал вырезать последнюю сцену?

Шахназаров: Это чисто личное, зачем я буду? У меня были случаи, когда мне в современное время предлагали деньги, и немалые, за то, чтобы я изменил ту или иную фразу в картине. Поверьте, это было. И я этого не делал. Но там, где я вижу, что это возможно, что это не вредит тому, ради чего я делаю картину, я могу, конечно. Что здесь такого? Микеланджело же закрасил фигуры… Правда, не он закрасил, закрасил другой художник.

Собчак: Позже?

Шахназаров: Нет, в это же время, но он согласился с этим.

Собчак: У нас заканчивается эфир. Вот вам подарок.

Шахназаров: Спасибо, что это такое?

Собчак: Мы дарим книгу. Открывайте. Мне кажется, эта книга должна быть в вашей коллекции. Называется «Королевство кривых зеркал».

Шахназаров: Это какой-то знак?

Собчак: Ну, да. Вы же режиссер, должны понимать образы.

Другие выпуски