«Если не Дождь, то что дальше?»

Мясникова: Ты у меня брала интервью под прошлый Новый год, буквально год назад. И так я тебе позавидовала, потому что ты сидишь и спрашиваешь то, что тебе реально интересно, совершенно не обязательно то, что мне нужно. Я не брала интервью лет 15. Если ты помнишь, я тебе сказала: «Ой, как я тебе завидую, я бы с тобой поменялась местами». И ты сказала: «Не вопрос, давай».

Синдеева: в программе «Синдеева» сегодня Елена Мясникова, которая будет брать интервью у Натальи Синдеевой. Елена ― член совета директоров компании РБК и вообще очень известный медиа-менеджер, один из самых авторитетных. То, что Лена сейчас будет брать интервью спустя 15 лет в первый раз, конечно, дорогого стоит. Лена, спасибо за доверие.

Мясникова: От медиа-менеджера — медиа-менеджеру. Конечно, самый актуальный сейчас вопрос, совсем свежая новость ― это то, что у вас идет череда разных проверок: прокурорская, налоговая. Скажи, пожалуйста, конечно, и в Фейсбуке, и везде огромное количество каких-то догадок, с чем это связано. Связано ли это с расследованием Навального, к которому вы имели некое косвенное отношение, или это просто регулярные проверки, которые просто случайно случились сейчас?

Синдеева: Программа выйдет практически под Новый год, она итоговая. Я не знаю, на какой стадии мы откажемся к тому моменту. Конечно, прокурорская проверка была неожиданной, не бывает плановых проверок. Их формулировка была: «Мы пришли по запросам граждан», мы еще не получили эти запросы, но нам, конечно, очень хотелось бы посмотреть, какие граждане что нам написали. Все это было в рабочем режиме. Они попросили все документы, мы предоставили, какую-то часть документов они забрали с собой. Результатов пока нет, не знаю, будут ли они к моменту выхода программы. Налоговая проверка, конечно, с одной стороны вроде кажется не случайной, потому что она была через день после прокурорской.

Мясникова: Еще МЧС, да?

Синдеева: Да. МЧС пришли вместе с прокурорской проверкой. Но с другой стороны, налоговая делает проверку за три года, и они нас три года не проверяли, не было этого.

Мясникова: То есть это нормально.

Синдеева: Поэтому, может быть, это вполне себе в рабочем режиме. Не хочется искать конспирологических версий.

Мясникова: Я тебя понимаю, но просто за мою долгую жизнь в медиа налоговых проверок было много: и камеральные, и такие, и сякие. Меня ужасно удивило, что там какое-то огромное количество медицинских вопросов. У меня, конечно, тоже какие-то конспирологические мысли сразу.

Синдеева: Какие?

Мясникова: Мысли, не связаны ли как-то все эти медицинские вопросы о том, что список лиц, которые должны проходить медицинскую проверку регулярно, с каминг-аутом Павла Лобкова? Это совсем бредовая версия?

Синдеева: Это какая-то новая версия. Лена, я прошу, давай мы совсем какой-то идиотизм, который где-то там витает, не будем комментировать. На самом деле в нашем Трудовом кодексе и вообще в том, что обычно проверяет трудовая инспекция, миллионы вопросов и в том числе медицинское освидетельствование, вред…

Мясникова: Безопасность рабочего места.

Синдеева: Безопасность рабочего места и так далее.

Мясникова: У меня есть, Наташа, довольно много вопросов, про которые муж вчера мне сказал, что с такими друзьями, как я, врагов не надо.

Синдеева: Так.

Мясникова: Так что давай. Скажи, пожалуйста, меня в твоей деловой деятельности какие-то вещи иногда смущали, я их не очень хорошо понимала. Например, то, что телеканал Дождь сделан по весьма парадоксальной бизнес-схеме. Это неэфирный канал, то есть этот канал был изначально задуман как интернет-, кабельный, спутниковый. Другое дело, что потом часть из этого отпала. Но все равно он был ограничен этими рамками, то есть заранее ограничен потенциалом рекламного дохода, но делался он по законам эфирного канала, а не вот этими блоками. Это очень сложное решение финансово. Тратить как эфирный, зарабатывая как кабельный и спутниковый. Или вот такая, например, цитата из твоего интервью, когда ты покупала «Большой город»: «Мне всегда нравился «Большой город». Эмоционально и идеологически он близок к Дождю. Ведь обидно, когда хорошая вещь умирает». В то же время в другом интервью ты сказала: «Мы здесь строим бизнес». Вот все-таки вы строите бизнес  или вам обидно, когда хорошая вещь умирает? Потому что это не совсем согласуется.

Синдеева: Это как раз вечный спор.

Мясникова: Я знаю.

Синдеева: Мне кажется, что все можно согласовывать, просто иногда получается, иногда нет. Я как раз здесь не вижу никакого противоречия. Когда канал задумывался, то мы очень хорошо понимали, на какую аудиторию, интересную рекламодателям, мы должны работать. Меня как раз совсем не пугало, что это неэфирное телевидение, но и затраты у нас несравнимы все равно с любым эфирным телевидением, несмотря на то, что они высокие для нашего формата, к которому мы пришли.

Наш опыт показал, что как раз к концу 2013 года, собственно за месяц до всех наших отключений мы доказали состоятельность этой бизнес-модели. С одной стороны, мы получили большой охват для неэфирного телевидения, войдя во все кабельные сети. Интерес рекламодателей в тот момент к неэфирному телевидению увеличился очень сильно, потому что для каких-то рекламодателей эфирное телевидение становилось очень дорогим, был очень серьезный sell out на больших каналах, и рекламодатели стали искать куда отдать деньги. А аудитория телеканала Дождь была очень качественной, это ровно то предложение, которое рынок ждал.

Мясникова: Наташа, а «Большой город»?

Синдеева: Мне кажется, по-честному, что на него у нас не хватило сил. Когда мы только купили «Большой город», то я как-то сразу его влила в семью, какое-то время очень много сил уделяла ему. Вместе с телеканалом, «Большой город», мы строили службу продаж, у нас уже стало что-то получаться, но потом я поняла, что меня как менеджера не хватает, я не могу справиться с двумя площадками, потому что и это надо поднимать, и это надо реанимировать. В какой-то момент мы его отдали на откуп фактически команде, которая его делала. На мой взгляд, это было ошибкой, честно. Потому что все равно когда ты владелец и менеджер, то ты вкладываешь в это столько энергии, что ты этой энергией заражаешь всех. А ты как никто другой знаешь, как все-таки важно для журналиста, чтобы рядом был менеджер, который всю эту прекрасную творческую тусовку, прекрасные идеи, креатив и так далее как-то может собрать и все-таки двигать в сторону бизнеса. На мой взгляд, нам в этот момент не хватило таких менеджерских усилий. Саша Винокуров, мой муж, сейчас как-то стал свое время в это инвестировать. Мне кажется, взяв в свои руки, он это вытащит.

Мясникова: Ты сейчас ищешь ошибки в том, что недоделали, доверили не тому, кому надо, хотя мне кажется всё равно, что это был несколько обреченный проект.

Синдеева: Почему?

Мясникова: У меня есть такое название, журнал «Столица» для этих вот историй.

Синдеева: А, я поняла.

Мясникова: Мне казалось, что это классический журнал «Столица». Я не знаю, мне было интересно твое мнение .

Синдеева: Но как ты считаешь, есть в этом потенциал?  

Мясникова: В «Большом городе»? В бумаге точно нет.  Ну, ладно. Наташа, такой у меня вопрос. Смотри, ты работаешь в очень определенном сегменте, такая бутиковая концепция всего, что ты делаешь, начиная с «Серебряного дождя», потом Дождь, «Большой город», Slon. Это фактически одна и та же аудитория, ты на нее работаешь, это те 10-15%, которые определенным образом высказываются во время опросов общественного мнения. И ты знаешь, что завоевать эту аудиторию очень трудно, она безумно требовательна и капризна, одним неосторожным движением ее можно потерять. Она гораздо меньше будет обижаться на потенциального условного врага, чем на друга, который вдруг не так сказал.

Синдеева: Да, мы это проходили.

Мясникова: Мы все проходим через это, поэтому, конечно, мы все вынуждены быть в этом смысле осторожными. Я помню, как из журнала Esquire уходил Филипп Бахтин. Ты знаешь и, наверно, все зрители тоже знают, что он уходил абсолютно по собственной причине в другую историю, которая была ему интересна. Тем не менее я ужасно боялась, что весь рынок скажет, что это «гребаная цепь», что нам позвонил Сурков, который, конечно, не звонил. Ты знаешь, как это всё бывает.

Синдеева: Я знаю, да.

Мясникова: Так, конечно, и сказали. Так говорили до тех пор, пока мы не позвали шеф-редактором Лошака, и тут сразу…

Синдеева: А вы выбрали Лошака, учитывая в том числе этот фактор?

Мясникова: Да.

Синдеева: Мне это было понятно. Я понимала ваши переживания тогда.

Мясникова: Да. Но в чем мой вопрос. Как тебе сходит с рук расставание с Верой Кричевской, Филиппом Дзядко, Катей Кронгауз и многими людьми, которые как раз для этой аудитории весьма значимы, это такие знаковые фигуры? Причем это не только тебе и каналу сходит с рук, но и, по-моему, с ними ты тоже сохраняешь хорошие отношения. Вот это для меня всегда было загадкой, потому что я ужасно боялась любого телодвижения в этой среде.

Синдеева: Наверно, нельзя сказать, что совсем сходит с рук, потому что все равно в каждом из этих случаев была какая-то волна обсуждений в Фейсбуке, периодически «гребаную цепь» нам тоже все-таки вспоминают, но так как на самом деле в этом ничего такого нет, нет никакой фиги в кармане, я всегда очень открыто в этот момент объясняю, почему мы расстаемся, почему уходим. Я никогда ничего не замалчивала, не скрывала. Мне кажется, в том числе моя, может быть, излишняя откровенность и искренность мне и помогает, и иногда мешает, но помогает больше, я уверена. Опять же мне кажется, что мы своими делами доказываем, что да, несмотря на то, что периодически происходят изменения, одни люди уходят, другие приходят, но мы в базовых своих принципах не изменяем ни себе, ни нашей аудитории, мы ее никогда не обманывали. Недавно была вся эта история с Мишей Зыгарем, тоже начали искать конспирологическую версию. Не знаю, будет это выглядеть скромно или нет, но до тех пор, пока я являюсь совладелицей канала, работающим директором, эти базовые ценности находятся так или иначе внутри меня, в моей корневой системе. Изменения возможны, только если я вдруг сойду с ума и решу что-то переделать. Может быть, поэтому это сходит с рук, ты считаешь.

Мясникова: Я думаю, что сходит с рук, потому что ты хоть и говоришь, что ходят какие-то волны и обсуждения, они до меня, например, особенно не докатывались. Ни разу не доходили, поэтому я и думала: «Как так вся аудитория в тебя влюблена, что любые твои движения…».

Синдеева: Не все до тебя докатывается. Ругают, много чего было. Опять же, я, например, стараюсь в себя это не впускать, хотя, конечно, расстраиваюсь. Я все равно попадаю на эти тексты, посты, но я стараюсь в себя не впускать, быть до конца внутри себя честной перед собой. Когда я знаю, я уверена, что ни в одном из моих действий не было какого-то нарушения, я не пошла на какие-то компромиссы сама с собой, тогда я спокойна. Окей, пусть говорят, кидаются,

Мясникова: Наташа, смотри. И просто из наблюдений, и читая твои интервью, я вижу, с какой удивительной легкостью ты бросаешься в какие-то затеи, не имея под этим базы знаний и опыта. Собственно, радио ты начинала делать, не имея представления о радио, телевидение ― имея только опыт работы на канале 2х2, но это совсем другое и не считается. Скажи, пожалуйста, как ты думаешь, не зная неких правил, ты изобретаешь и создаешь какие-то свои? Мне в этом кажется какой-то любительский налет, особенно поначалу, потому профессионализм набирается, конечно. Это плюс или минус? Если бы ты хорошо знала, как надо

Синдеева: Я бы не сделала Телеканал Дождь, мне кажется

Мясникова: ты бы просто не взялась или бы ты сделала что-то гораздо более стандартное, обычное? Твой неофитский восторг и незнание каких-то баз тебе помогает или мешает?

Синдеева: Наверно, по итогам помогает, потому что «Серебряный дождь» получился, хотя мы делали все по наитию. Телеканал Дождь тоже получился. Да, с ним сложности, но он получился и состоялся. У меня не было опыта, когда бы я делала что-то второй раз. Понимаешь, если бы мне сказали сейчас: «Сделай радиостанцию»…

Мясникова: А ты бы хотела вообще?

Синдеева: Нет, не хотела бы. Мне кажется, если бы мне сейчас сказали сделать, особенно после телеканала, я бы подумала, а что такого нового я смогу создать? Я не смогу войти в эту реку второй раз, принести и дать что-то. Наверно, я буду делать все профессионально, я буду лучше все понимать, но смогу ли я сделать так, чтобы это стало каким-то прорывом? Наверно, нет. Я думаю, что все-таки больше помогает вот это восторженное желание попробовать и не испугаться. Потом есть такое важное качество для предпринимателя  это правда не испугаться.

Мясникова: чем меньше знаешь, тем меньше боишься, так ты хочешь сказать?

Синдеева: Да, конечно, про телеканал же я уже рассказывала. Когда мне говорили: «Как, телеканал должен быть такой, такой, такой, у него не должно быть вот этого, этого, этого». Я этого не понимала, поэтому мне было сложно принять эти аргументы. Я делала так, как я чувствовала. Я чувствовала, что он должен быть открытый, с окнами, но без стен, без закрытых студий. Это было вообще вопреки всему. Ни один человек из телевизионной профессиональной тусовки не мог это принять. Все забыли, но, например, телеканал привез первым технологию передачи сигнала по интернету, мы первые стали выходить в эфир с этих специальных  устройств, потом с телефонов. Все большие каналы нас ругали, коллеги говорили, как мы себе позволяем давать ужасную картинку. В итоге сейчас все этим пользуются, и не только потому, что качество стало лучше, а потому что без этого нельзя, ты должен находиться здесь и сейчас.

Мясникова: Я поняла. Скажи, пожалуйста, я читала высказывание Леонида Бершидского, который сказал, что и у него, и у Веры Кричевской была к тебе претензия, что ты, будучи совладелицей, гендиректором, еще и пытаешься быть главным редактором. Всем, кто тебя знает, понятно, что ты контрол-фрик. Тебе это мешает или помогает, стараешься ты как-то с этим бороться или считаешь, что это единственное условие правильного существования бизнеса?

Синдеева: По-разному. Бершидский, на мой взгляд, здесь лукавил, потому что я не пыталась быть главным редактором. Я пыталась быть, могла даже претендовать и претендую на звание главного продюсера, я могла даже влезать в какие-то режиссерские вещи, в этом была 100% ошибка, потому что я в этом ничего не понимаю. Я точно знаю, чего я хочу, я не всегда могу это правильным языком объяснить сотрудникам. Но, конечно, ты не можешь в это не влезать, потому что ты создавал это детище со своим представлением, как оно должно быть. Оно не всегда может быть верным, но ты представляешь, каким оно должно быть. Если мне кажется, что что-то не так, конечно, я в это влезаю.

Другое дело, что уже с опытом, например, на протяжении пяти лет я все-таки научилась, во-первых, больше доверять, во-вторых, не влезать совсем вот так, с молотом поперек, делаю это как-то корректно. Хотя даже сейчас журналисты обижаются, потому что я чуть больше куда-то влезаю.

Мясникова: Но на Бершидского ты еще с молотом, да, как ты сказала?

Синдеева: Нет. Для него это, так как Леня все-таки воспитанник совсем классической журналистской школы, когда акционеры ― стена, рекламодатели ― стена, наверно, для него даже моя робкая попытка как-то в чем-то поучаствовать уже казалась этим молотом. Но я как раз Лене как профессионалу невероятно доверяла. У Лени сложнейший характер, с ним очень тяжело работать, но он, конечно, огромный профессионал. У меня никогда не было ни малейшего сомнения в том, что Леня делает все правильно. Но удержать себя от того, чтобы не поучаствовать в процессе, особенно на начальном этапе, конечно, было очень сложно. Его претензия отчасти обоснована, но опять-таки, я же не просто нанятый менеджер, который пришел генеральным директором. Я вообще не люблю быть генеральным директором, это моя вынужденная роль. Я в принципе пришла заниматься творчеством. Да, где я меньше понимаю, я отдаю все-таки кому-то и доверяю.

Мясникова: Как я понимаю, в «Большом городе» и Slon гендиректор Александр, да?

Синдеева: Да, Саша занимается двумя проектами.

Мясникова: Он инвестор Дождя, но акционер ли он юридически?

Синдеева: Нет, юридически акционер я. Когда мы это все делали, так было проще всего оформить. Сейчас я все время думаю о том, что надо оформить по-человечески.

Мясникова: Потому что у тебя с мужьями очень кудрявая система акционерных отношений, я бы сказала.Ну, понятно, что с первым мужем вы вместе делали «Серебряный дождь», он был инициатором этого дела, как я понимаю? И второй ― тоже акционер «Серебряного дождя», я правильно понимаю?

Синдеева: Да. Дима придумал радио, я появилась на этапе, когда он начинал, я присоединилась и была активным соратником по созданию радио. У меня была очень маленькая доля, я вообще не должна была быть акционером. Уже только когда мы оформляли, получили лицензию, мне просто как жене было подарено два процента.

Мясникова: Скинули с плеча. Да, остальное ты докупала, я слышала.

Синдеева: А потом, когда один из наших партнеров продавал свою долю, мы стали ее выкупать. Сколько я смогла найти денег, столько я и выкупила. Я докупила до 10%. Джамиль, мой второй муж, был тем человеком, который был способен выкупить. Так как мы не хотели уходить в сторону, брать чужих людей…

Мясникова: То он выкупил больше, чем ты.

Синдеева: Я надеялась, что он, может быть, мне потом отдаст, но этого не случилось. Поэтому он остался акционером большей доли.

Мясникова: А если вот так ковырять семейную тему, прости, я почти как желтая пресса, скажи, твоим мужьями никогда не бывало обидно, что за счет твоей харизмы, яркости, знакомства со всем городом и страной любой проект ― это все равно твой проект? Я понимаю, что «Серебряный дождь» вы делали пополам, нельзя это взвесить на весах…

Синдеева: Да, там

Мясникова: Но все равно вся Москва знала Синдееву. И сейчас знает Синдееву. Я знаю, что люди, которые далеки от СМИ, даже вообще и не знают, что ты уже давно не работаешь в «Серебряном дожде». Дождь ― конечно, это Синдеева, «Серебряный дождь» ― тоже Синдеева. Все остальные люди, которые принимали участие, уходят в твою тень.

Синдеева: Мне повезло с мужьями, хотя я на кого-то обижаюсь больше, на кого-то меньше. Но они все умные, все они умнее меня.

Мясникова: Это счастье, кстати.

Синдеева: Это правда, я не стесняюсь в этом признаваться. Каждый дал мне что-то свое, научил меня чему-то. Как-то они все это принимали. Я хочу сказать о Диме, хоть у нас сейчас очень сложные отношения, мы вообще не общаемся уже много лет, но Дима спокойно уходил в тень и отдавал мне право быть на сцене. Джамиль в меньшей степени, потому что он все-таки был пассивным акционером, но он тоже спокойно. Саша вообще у меня великий. Как я когда-то сказала, он действительно меня поставил на пьедестал, окружил меня невероятной любовью, доверил и отдал мне все.

Мясникова: Видно, что за тебя готов порвать, это даже из фейсбука видно.

Синдеева: Да.  Но иногда мне кажется, я сама допускаю такие ошибки, что я сама иногда говорю «я-я-я». И внутри себя я знаю, что если бы не Саша, ничего бы не было, не было бы телеканала. Он не только проинвестировал в телеканал, он проинвестировал больше денег, я только на начальном этапе, но Саша поверил в меня. Когда были все кризисы, когда было очень тяжело, и беременность, и кризис 2008 года, и когда начались все эти проблемы, Саша все время вставал и защищал меня. То, что для многих Дождь ассоциируется только со мной, ужасно несправедливо по отношению к Винокурову, потому что если бы не было его, ничего бы не было. Хорошо, что ты задала этот вопрос. Есть возможность сказать, что это Саша.

Другое дело, что я правда люблю быть на сцене в хорошем смысле. Мне это нравится.

Мясникова: С детства, да, танцевать с детства.

Синдеева: Да. Иногда я забываю сказать, что это не только я, что за мной стоит еще целая команда, Винокуров и так далее.

Мясникова: У меня такой вопрос. Есть ряд изданий, у которых слава в разы превышает тиражи или рейтинги, в зависимости от СМИ, что это: журнал, газета или телевизор. О них говорят, рейтинг цитируемости и рейтинг знания гораздо выше, чем реальное количество зрителей, читателей, слушателей, экземпляров и так далее. Я имею в виду такие издания, как Esquire, “Афиша», «Большой город». Вот «Афиша», кстати, даже на пике своей славы (я случайно знала реальный тираж) это был ну очень смешной тираж, в то время как казалось, что «Афишу» читает весь мир. Это было связано с определенной группой людей, назови их как угодно: хипстеры, вот с какой-то такой культурой, которая как-то связана и с тем, что потом стало Болотной.

Синдеева: С опинион-мейкерами, может быть?

Мясникова: Да, опинион-мейкеры тоже подходящее слово. Они получали большие рейтинги в опросах, потому что очень многие люди, я это точно знаю про Esquire и «Афишу», которые не читали эти издания, говорили, что читали, потому что это было модно и престижно. Сейчас это перестало быть модно и престижно, потому что эта группа очень съежилась, она перестала быть модной и престижной, на самом деле из-за этого происходит то, что происходит с «Афишей» и произошло с «Большим городом». Все вокруг ищут ошибки. Ты ищешь ошибку, что не довложилась, поручила не тем людям, «Афиша» видит новый менеджмент и «гребаную цепь». А на самом деле это какие-то социокультурные большие сдвиги, которые обрекают эти издания. То есть если кого-то и винить, то за все вообще, за все, что происходит в стране в целом, а не условного Мамута или условную Синдееву, которые не довложились.

Синдеева: Ты знаешь, мне кажется, что просто за то время, пока, ну вот ты описала этот путь. Ведь очень сильно изменилось потребление. Что ты сейчас читаешь? Ты читаешь свою соцсеть.

Мясникова: Да.

Синдеева: Понимаешь? И в этой соцсети ты для себя определяешь круг тех людей, которых ты читаешь, тех изданий, которым ты доверяешь. Мне кажется, что прежде всего вот это потребление повлияло на то, что какая-то культовость, модность, престижность ушла. Это изменилось просто кардинально потребление.

Мясникова: Парадигма потребления информации.

Синдеева: 100%.

Мясникова: Поняла тебя. Весной ты в интервью Ксении Собчак рассказала такую неприятную историю, которая случилась между тобой и Владимиром Соловьем  после твоего ухода с «Серебряного дождя», сокрушалась, что так произошло. У меня вопрос: а если бы это не произошло, ты бы хотела дружить с Владимиром Соловьевым?

Синдеева: Мы уже и не дружили тогда. Я не помню, я там говорила или нет, но ведь одна из базовых, глубоких причин моего ухода с «Серебряного дождя» в том числе была в том, что я не могла повлиять на решение о закрытии программы Соловьева. О том, что Соловьев как-то на наших глазах переформатировался, стал в эфире «Серебряного дождя» отрабатывать какие-то свои интересы, заказы, мы это видели. Но мы никакого отношения не имели к его политическим играм. Я тогда приходила к Диме и говорила, что что-то надо делать, потому что так не может быть. Это наше радио, Соловьев ― нанятый ведущий, да, талантливый, но так не может быть.

Мясникова: Так или иначе на вас ложится тень от того, что делают ваши ведущие.

Синдеева: Но Дима был не готов, ему было сложно принять это решение как бизнесмену, потому что Соловьев всегда был очень коммерчески успешен, его с удовольствием покупали рекламодатели.

Мясникова: Блестяще умным

Синдеева: Конечно. И в первые лет семь-восемь Соловьев очень много сделал для «Серебряного дождя», это тоже нельзя сбрасывать со счетов. Дима не решался, а я не могла на это повлиять. Я всегда горжусь своим проектом, это же твой ребенок, ты не можешь разлюбить ребенка, но был период, когда я встречала каких-то людей, которые узнавали, что я с «Серебряного дождя», и говорили мне: «Как у вас Соловьев такое говорит?». И я понимала, что я не могу повлиять на это решение. Если ты не можешь ничего изменить, надо изменить себя. Тогда я приняла решение уйти. Мы с Володей уже были на разных полюсах опять же ценностных, не политических взглядов, тогда они у нас были одинаковые, это сейчас они у нас разные. Это случилось, просто обидно. За что? Соловьев тогда, да и сейчас периодически обзывается всякими разными словами в адрес меня и Дождя, по-человечески обидно.

Мясникова: Мне кажется, что как раз это можно легко игнорировать.

Синдеева: Да. Но все это так или иначе двадцать лет какой-то жизни.

Мясникова: Мне всегда казалось, что один из секретов твоего личного успеха и успеха всех твоих начинаний именно в том, что ты знаешь и дружишь со всем городом, можешь любому позвонить, все будут рады тебе помочь. Не все, к сожалению, я сейчас подумала, что если бы все, то было бы легче. Но многие. Что у тебя все друзья. Это мне так кажется? Есть ли люди, с которыми ты никогда бы не стала поддерживать отношения? Настолько тебе чуждые люди, что ты бы не стала с ними поддерживать отношения, хотя они могли бы пригодиться тебе и как гости в эфире, и пригодиться по жизни. Имен не буду спрашивать, конечно.

Синдеева: Наверно, есть люди, с которыми мне не хотелось бы общаться. Я и не общаюсь. Вообще я люблю людей. Тут какая-то такая штука, иногда меня за это жизнь наказывает. Для меня человек всегда прежде всего хороший.

Мясникова: Пока он десять раз не докажет, что он плохой.

Синдеева: Может быть. Но вообще я умею даже какие-то тяжелые ситуации прощать, забывать. Я переболею сама, когда я понимаю, что у меня внутри отпустило, я могу сама сделать первый шаг. Я ужасно не люблю быть в конфликте.

Мясникова: Это отчасти продолжение вопроса, который я задавала. Это, наверно, грубовато звучит, но ты иногда лезешь в воду, не зная броду. Или скажем по-другому: охотно и легко берешься за дела, которые не делала раньше. Ты понимаешь, что это поле деятельности крутых профессионалов, которые осваивали эту индустрию много лет, но ты приходишь, раскрываешь дверь ногой и делаешь что-то совершенно для тебя новое. Вот если бы тебе предложили быть премьер-министром, президентом, ты бы тоже сказала: «Что за вопрос! Да легко! Послужу стране»?

Синдеева: Наверно, стране бы я послужила, может быть, могла бы быть полезной, но меня не хватит, я здесь очень адекватно к себе отношусь.

Мясникова: Тебе этого не хочется? Я понимаю, что огромному количеству людей этого не хочется. Или ты просто понимаешь, что не справишься с этим?

Синдеева: Нет, я не справлюсь. Если бы я знала, что я справлюсь своим умением, интеллектом, в конце концов, базовыми знаниями, которые очень важны на такой позиции, я бы не боялась, правда. Меня пугает не слово «премьер-министр» или «президент», а то, что я понимаю, что я с этим не справлюсь. Не надо мне туда.

Мясникова: Хотя, в общем, мысль о женщине-президенте для России достаточно привлекательна.

Синдеева: Я все время об этом думаю, я считаю, что нам нужна женщина-президент. Я готова поддерживать любую кандидатуру, вкладываться в это. Вообще я считаю, что время женщины должно в ближайшее время наступить в России.

Мясникова: Как думаешь, мы обе так считаем, потому что женщины, это такой патриотизм, или потому что это действительно объективное благо?

Синдеева: Мне кажется, сейчас объективно это благо. Сейчас должна появиться какая-то мудрая здравая женщина. Я так во всяком случае чувствую.

Мясникова: Ты знаешь, кстати, о чем я думала? С одной стороны, Россия ― одна из последних стран, где президентом может стать женщина, с другой стороны, женщина во власти, например, Меркель до недавнего времени или Маргарет Тетчер нигде в мире не пользовались такой популярностью, как в России. И это парадокс.

Синдеева: Поэтому мне и кажется, что Россия давно готова к тому, чтобы во главе государства встала женщина. Мне кажется, она готова. Я думаю, что это наш путь. Надо искать женщину.

Мясникова: Смотри, ты приехала из небольшого провинциального городка и как-то совершенно стремительно сделала  карьеру. Двадцать лет назад о тебе уже говорил весь город. Может быть, это преувеличение, но я тебе скажу, что услышала о тебе где-то лет двадцать назад от моего мужа. У меня муж приходил домой и пел мне в уши, какая шикарная Синдеева. Я тогда была редактором-основателем журнала Cosmopolitan. Надо сказать, мне было немножко обидно. У него, в общем, тоже жена медиа-менеджер вполне себе, а у него на работе и мне в уши поют про какую-то неведомую Синдееву. Мы с тобой познакомились гораздо позже. Вопрос: откуда ты такая взялась? Откуда этот дьявол, расскажи?

Синдеева: Сейчас злое интервью. Мне дифирамбы, дифирамбы, подготовишь под конец что-то?

Мясникова: Под конец. Я же не хочу, чтобы ты вышла злая и не стала пить со мной шампанское.

Синдеева: Меня воспитывали бабушка с дедушкой фактически с трех лет. Они вкладывали в меня какую-то невероятную любовь. Когда я сейчас анализирую себя как маму, я понимаю, что мне не хватает столько сил, времени, не знаю, чего, чтобы вложить столько любви в детей.

Мясникова: Из тебя получится отличная бабушка, будем надеяться.

Синдеева: Мне в принципе в жизни все всегда легко давалось. Да, есть какие-то сложности, но жизнь меня всегда вытаскивает. Мне кажется, это их заслуга, любви, которой они меня напитали. Они же мне тоже не говорили: это плохо, это хорошо. Как-то в семье не было никаких назидательных разговоров и лекций, но я была всегда в центре внимания. Вот этот эгоцентризм был с детства. Когда я говорю про сцену, это не только сцена, где танцуют. Вокруг меня вертелась жизнь. Бабушки, дедушки, тети, дяди, сестры. Я была в центре этой воронки.

Мясникова: Бабушка, дедушка ― я понимаю, им бог велел. Но почему сестры? Почему не вокруг них, а вокруг тебя?

Синдеева: Как-то так было с детства. И второе еще ― я получила какую-то невероятную прививку. Ппрививка внутренней свободы у меня была с детства. Я никогда не могла подстраиваться или встраиваться, когда на меня оказывалось давление. Папа с мамой, конечно, тоже играли свою роль, но все-таки в постоянном режиме со мной были бабушка и дедушка.

Мясникова: В твоей в широком смысле слова семье, среди родственников есть кто-то с таким же артистизмом, харизмой?

Синдеева: Моя тетка, которая тоже очень много вложила в меня и души, и любви, и сил. Она очень харизматичная, она красавица.

Мясникова: Вот, ты сказала слово, с которого мы плавно перейдем к следующему вопросу. Ты себя красавицей считаешь?

Синдеева: Иногда да, иногда нет.

Мясникова: Ты в сегодняшнем разговоре несколько раз употребила слово «ошибка». Ошибка, что менеджмент, что не хватило сил, в этом была ошибка. Я тоже очень легко говорю об ошибках. Я считаю, что каждый человек делает ошибки, нет ничего плохого в том, чтобы это признать. Скажи, есть ли большие ошибки, о которых ты очень жалеешь, которые тебя поменяли и заставили в дальнейшем пересмотреть какие-то взгляды, поведение, принципы?

Синдеева: Больших не было. Да нет, это даже не ошибка, это опять же опыт какой-то, который я получила. Про Соловьева я иногда думаю.

Мясникова: Я не очень хорошо, кстати, знаю глубинную биографию Соловьева. Это вообще были его первые эфиры? Ты его нашла?

Синдеева: Это было совершенно случайно. У нас в эфире был уже Гордон, в оставшиеся дня вели девчонки шоу на английском языке, «Английский с улыбкой». Одна из девочек заболела, нужно было срочно найти замену, потому что у программы были спонсоры. И менеджер, которая у нас работала, я очень хорошо помню, трафик-менеджер у нас была, она говорит: «Мой бывший начальник отлично говорит по-английски, он совершенно яркий чувак». Мы с Димой включили радио, услышали Соловьева у нас в эфире, мы его не видели. А я интуитивно очень хорошо чувствую звезд.

Мясникова: Но он до этого не бывал в эфире, он не был ни ведущим, ни шоуменом?

Синдеева: Никогда. У него тогда были какие-то заводы на Филиппинах, какое-то агентство по найму персонала, то есть он никакого отношения ни к журналистике, ни к шоу-бизнесу вообще не имел. Но он был в эфире просто невероятный. Мы поняли, что нашли Гордону антипода. Тот недовольный, не любит людей, курит, а этот фееричный, такой барин. Я помню, говорю Диме: «Надо быстро хватать Соловьева». Дима приехал, увидел Соловьева, он тогда выглядел совсем не так, как сейчас. Если возвращаться к вопросу про ошибки, глобальных ошибок, мне кажется, у меня не было, таких, о которых бы я жалела.

Мясникова: А вообще с ходом жизни, работы и опыта у тебя не возникает некоторого разочарования в звездах?

Синдеева: Разочарование бывает в людях, а не в звездах или не звездах. Бывает, но с возрастом я все меньше разочаровываюсь, потому что я допускаю, что человек может для меня открыться по-другому, не так, как в первый момент, когда я очаровалась. Я делаю себе это допущение сразу, чтобы потом себя сильно не расстраивать.

Мясникова: Наверно, это уже под конец нашего интервью. Скажи, какие качестве в себе три считаешь главными? Три качества или одно самое главное, которое помогло тебе построить такую яркую жизнь и сделать то, что ты сделала? У меня, кстати, есть мнение, но я хочу, чтобы сначала ты сказала, а потом я скажу.

Синдеева: Мне кажется, я очень открытая. И закрылась сразу Открытость и искренность, которые во мне есть. Да вообще я хороший человек! Я не говнюк.

Мясникова: Я абсолютно согласна, не хочу с этим даже спорить, я уверена, что так и есть, но это не то качество. Знаешь, на свете довольно приличное количество хороших людей. Не все они строят такую карьеру и добиваются такого в жизни.

Синдеева: Я смелая не в смысле храбрая, я именно смелая. Я не боюсь принимать какие-то решения и брать на себя ответственность. Мне кажется, это еще с детства, я помню, что ответственность ― это такое, хочу, не хочу, но надо, ты уже взял на себя это. Не знаю. Может быть, это то, что мне первое приходит в голову. А ты что думаешь?

Мясникова: Я согласна со всем, что ты сказала, но я думаю, что смелость принятия решений и принятия на себя ответственности ― очень важное качество, но оно есть у очень многих бизнесменов. Это одно из совершенно необходимых качеств для построения любой карьеры, успеха в любой области, у тебя это, конечно, есть, но это не есть удивительно для меня. Я могу это сказать и про себя, и про десятки других людей. Абсолютно уникальное, на мой взгляд, качество, благодаря которому твоя жизнь сложилась именно так, как сложилась, а не так, как у большинства других людей, по-моему, это любопытство.

Синдеева: Да? Не знаю.

Мясникова: Мне кажется, что ты ужасно любопытный человек.

Синдеева: Ты знаешь, я никогда про себя так не думала. Мне кажется, наоборот, когда я встречаю любопытных людей, я по-хорошему им завидую, потому что они любопытны во всех своих направлениях.

Мясникова: А ты не во всех?

Синдеева: Нет. У меня невероятно любопытный муж. Куда бы мы ни приехали, он тут же все изучает, интересуется, задает вопросы и так далее

Мясникова: И вот вопрос, который тебе, наверно, не понравится, ты захочешь сказать: «Я об этом не думала и думать не буду», но ты мне, может быть, все-таки ответишь. Если не Дождь, мало ли что, мало ли как складывается, то что дальше?

Синдеева: Конечно, я не то что не думала… Я как раз об этом думала. Мало ли как у нас все повернуться может, хотя я все равно закладываю себе такое длинное будущее.

Мясникова: И я тебе желаю его. Всегда надо рассматривать какие-то развилки.

Синдеева: Есть две мечты. Одна моя личная, у меня есть примеры друзей, у которых что-то закончилось, неважно, по каким причинам, и они вдруг исполнили свою заветную мечту. Например, кто-то стал петь, кто-то ― вышивать. Я много лет хочу танцевать на сцене, несмотря на то, что у меня уже возраст не тот, когда выходят на сцену. Но если бы это случилось в какое-то ближайшее время, я бы точно взяла себе преподавателя, я бы сделала для меня танцевальную программу, я знаю, что я хотела бы, и я бы точно подготовила как минимум один концерт, где я танцую на сцене.

Мясникова: Фламенко?

Синдеева: Я бы разное танцевала, и фламенко, и цыганское, и танго… Я очень бы это хотела когда-нибудь осуществить, но чем дальше, тем точно это будет сложнее сделать. Просто физически сложно.

Мясникова: Это не будет сложнее, будет сложнее попасть на сцену.

Синдеева: Какую-то сцену для своих друзей можно организовать. А второе, когда мы с Сашей думаем, чем мы могли бы заняться, условно говоря, на пенсии, смотря во сколько может наступить пенсия. Мне кажется, мы бы сделали клевый ресторан, в котором мы бы сами работали. Саша, живя со мной, научился хорошо готовить, он бы точно для гостей жарил какое-нибудь мясо. А я была бы клевой хозяйкой, встречала, иногда бы устраивали там танцы.

Мясникова: И у вас была бы запись на полгода вперед!

Синдеева: Да, иногда мне Винокуров говорит: «Что же ты раньше не придумала? Сделали бы ресторан, жили бы себе спокойно, не тужили».

Мясникова: Был, кстати, один из этих вопросов, потому что ты действительно человек упорный, добивающийся, а главное, совершенно не считающий необходимым иметь какой-то предыдущий опыт, чтобы начать дело. Я как раз думаю, почему же из всех областей именно это? Почему не ресторан, действительно? Могла бы начать практически любое.

Синдеева: Про медиа ― как мне кажется, я ответила на этот вопрос. Я анализировала свой путь. Мне кажется, что я сама бы могла от телеканала сто раз отказаться в процессе, потому что с самого начала было очень много проблем. Но меня все время ведет какое-то провидение, когда ты не можешь отказаться. Потом были проблемы, отключение, каждая проблема давала взрыв и шаг вперед. Я в какой-то момент сказала: если предположить, что у каждого человека есть миссия на Земле, моя миссия (как-то очень пафосно звучит, но такие слова) ― делать какие-то ответственные медиа. «Серебряный дождь» же тоже всегда был очень ответственным за то, что мы делали. С телеканалом то же самое произошло. Мне кажется, что пока я не выполню до конца свою миссию, меня так и будет сюда тащить. Поэтому, может быть, и нет пока ресторана.

Мясникова: А если однажды будет ресторан, в каком городе и в какой стране он будет?

Синдеева: Я бы хотела в Москве. Я все равно не представляю себя в другой стране, хотя иногда мне хочется пожить в Нью-Йорке. Это, наверно, единственный город, куда бы я поехала, не испугалась. Мне кажется, я бы там тоже смогла.

Мясникова: На юге Франции или в Италии, во всяком случае, овощи и фрукты лучше, ветчина, колбаса вкуснее.

Синдеева: Я бы хотела иметь возможность обязательно туда ездить, но я не хотела бы там жить. Конечно, я все равно всю свою жизнь строю в Москве.

Мясникова: Я имею в виду сейчас не для того, чтобы тебе есть более вкусные и свежие фрукты, а для ресторана.

Синдеева: Нет, я бы хотела в Москве, я бы здесь. Другое дело, что опять же я привела пример Нью-Йорка. Мне кажется, это потрясающий город, где я смогла бы что-нибудь сделать.

Мясникова: Скажи, если есть еще минутка. Логически это надо было спросить раньше. Ты все время говоришь о том, что вы делаете объективный канал. Ты действительно веришь, что он объективный? Я понимаю, что некрасивое слово «оппозиционный», вовлекает дополнительные неприятности, но все-таки смотри, я не верю, что бывает объективность.

Синдеева: Да, я хотела это сказать.

Мясникова: В обществе некая объективная точка зрения складывается из-за того, что есть одна позиция, другая позиция, сто двадцать пятая позиция. У нас одна официальная государственная позиция выражена бесконечным количеством СМИ. Мне кажется, Дождь в попытке уравновесить эту историю не может претендовать на объективность, это все равно в какой-то степени оппозиционное СМИ.

Синдеева: А почему ты проводишь «объективность ― оппозиционность», а не «объективность ― субъективность»?

Мясникова: Непредвзятое, скажем так, не занимающее какую-то… Почему я так ставлю вопрос? Потому что объективность ― это попытка дать все возможные точки зрения. Мне кажется, что Дождь абсолютно очевидно склоняется к одной точке зрения, предоставляет ей больше эфирного времени, зовет больше людей, которые выражают эту точку зрения.

Синдеева: Мы, конечно, субъективный канал, более того, я уже твердо убеждена в том, что нет объективного СМИ. Это все очень субъективно. Другое дело, что как раз факт в предоставлении разных точек зрения. Мы стараемся быть объективными. То, что у нас сейчас есть перекос, это только потому, что представители другой точки зрения не ходят на Дождь. Для нас как для информационного СМИ это достаточно большая проблема, потому что мы хотим предоставлять слово другим людям с другой точкой зрения для того, чтобы наша аудитория могла сама сделать вывод, чтобы мы не навязывали свою позицию. С другой стороны, есть вот какая проблема. Нам тоже не хочется, чтобы к нам приходили только заправские пропагандисты с той стороны. Есть специальные люди, которым все равно куда ходить, но это же не те люди, которые несут содержание.

Мясникова: Ольгинские тролли государственного масштаба.

Синдеева: Ну конечно. Опять же до нашего отключения Дождь вышел на уровень объективности в этом смысле, у нас были все точки зрения. Представителей условно власти и политических партий у нас было гораздо больше, чем представителей оппозиции просто потому, что их больше, чем оппозиционеров. Другое дело, что в интонации, конечно, мы субъективны. Невозможно от этого удержаться. Но в фактологическом представлении мы, конечно, объективны. А в эмоциях… Но не оппозиционны.

Мясникова: Наташа, большое спасибо тебе за интервью. В предшествии Нового года хочу тебя поздравить с наступающим. Хочу пожелать тебе и каналу счастья и долголетия, чтобы твои танцы и ресторан откладывались на неопределенный долгий срок, чтобы вы нашли отличного главного редактора, с которым канал стал бы еще лучше.

Синдеева: Лена, спасибо Это была программа «Синдеева», в которой Елена Мясникова задавала мне вопросы.