«Обнуление, по сути, самый уязвимый пункт»: Валерий Федоров о популярных и непопулярных поправках и о том, как коронавирус помог Путину с голосованием

Вот смотрите, на самом деле, три поправки раскалывали скорее. Первая поправка ― это связанная с упоминанием бога в Конституции. Большинство высказывалось против, но очень значительная часть, я просто сейчас уже не помню, потому что, действительно, основное это обсуждение было еще весной, до пандемии. Пандемия немножко повестку сломала.

Так вот, многие высказывались против того, чтобы бога в Конституции упомянуть. Те, кто был против, либо атеисты (чаще всего), либо приверженцы других конфессий, потому что им, многим из них казалось, что если включают в Конституции России…

А, то есть православный бог, да.

Да, что таким образом мы идем к огосударствлению РПЦ, и тогда всем другим конфессиям делать будет нечего. Вот такие были опасения, поэтому поправка о боге вызывала достаточно серьезное сопротивление у многих, хотя большинство все-таки было за.

И поправка, я бы сказал, о праве или о мире, то есть та самая идея, что Конституция должна быть выше международных договоров. Не все внутреннее российское право, включая законы, решения судов и так далее, а именно Конституция. Вот тут тоже такая была дискуссия очень острая и достаточно конфликтная. Среди тех, кто высказывался против, больше было молодых образованных жителей двух столиц наших, да, то есть я бы их условно назвал «космополиты». Они полагали и полагают, видимо, еще сейчас, что эта поправка создает риск, что Россия не будет выполнять соглашения международные гуманитарного плана, такого цивилизационного плана и т. д., и т. п.

И, конечно, обнуление. Да, оно, безусловно, было остро дискутируемым. И более того, почему сейчас, мне кажется, все разговоры о голосовании чаще всего к обнулению сводятся? Потому что это был, по сути, единственный уязвимый пункт, да, то есть нужно же было противникам поправок строить на чем-то свою агитационную кампанию. Потому что говорить: «Голосуйте против индексации пенсий», как Виктория Боня, ― абсурд. «Голосуйте против неотчуждаемости национальных территорий» ― тебя на смех поднимут, а может, и в глаз дадут.

А вот «Голосуйте против обнуления» ― да, это лозунг понятный, и действительно, для многих из тех, кто голосовал против, это был такой главный стимул. На это, собственно говоря, и была рассчитана вся кампания оппозиции, потому что мы помним, да, были такие тоже брожения, шатания. Сначала доминировала точка зрения, что вообще не надо идти голосовать, надо бойкотировать и т. д., и т. п. И вообще потом пугалки пошли в ход, что сейчас придет, нас там всех заразят ковидом этим, власть убивает народ. Представляете, вот до чего доходило.

А потом просто поняли идеологи, организаторы, пропагандисты, что это все не работает. Единственная тема, которая работает, которая заставляет людей задуматься и, в общем-то, даже разделиться, да, на тех, кто за и против, ― это голосование по поводу обнуления. Среди тех, кто против обнуления, мы это тоже, конечно, анализировали, та же самая группа, я их назвал только что космополитами, но это, конечно, условное название. Более молодые, более образованные и более… Хотел сказать «урбанизированные». Нет, конечно, прежде всего население двух столиц. Вот так.

Вы знаете, действительно, не надо даже сейчас каких-то конкретных подсчетов, потому что у нас здесь нет Шпилькина, при этом вы не готовы со Шпилькиным спорить, но вы сами говорите, что, действительно, эта поправка была проблемой, была некоторым камнем преткновения, некоторой точкой споров.

Был ли отправлен какой-то сигнал этим голосованием или власть предпочитает этих сигналов не замечать? Потому что, действительно, согласитесь, что упаковка всех этих поправок, среди которых большое количество очевидно нужных, приятных, важных, от которых сложно отказаться, упаковка этого всего одним пакетом без возможности дифференциации ― это был довольно ловкий политтехнологический ход, назовем вещи своими именами.

Политики обязаны быть ловкими.

Да ради бога, пожалуйста, я отдаю должное.

В политику идут не самые высокоморальные, да, и не самые высоконравственные, как, кстати, и в спецслужбы. Мы с них сегодня начали. А скорее самые ловкие.

У нас они очень пересекаются.

Безусловно, и не только у нас. Поэтому ловкость ― это, кстати, не плохо совершенно, да, и даже… Вы говорили, что смотрели наш эфир с коллегами из Шанинки, я там приводил цитату. Даже Иммануил Кант в своем трактате «К вечному миру» называл три обязательных, так сказать, уловки политиков. Первая звучит именно так: никогда не упускай возможности воспользоваться кризисом или любой другой ситуацией для того, чтобы укрепить свои позиции. Кант, конечно, не считал это моральным, разумеется, хотя он был большой моралист, но он признавал, что это необходимая вещь в политике.

Какой сигнал послан? Дмитрий Песков, пресс-секретарь президента, буквально на следующий день, если не ошибаюсь, после голосования сказал: «Триумф». Видимо, так прочитан этот сигнал, да, при высокой явке и голосовании за поправки. Так что как минимум такой сигнал пойман.

Не нервничают, все хорошо. Тогда скажите, а кризис еще, действительно, у нас был…

Был, мне кажется, он и есть пока, к сожалению.

Он никуда не делся.

Да.

И действительно, в этом же эфире прозвучали ваши слова, что голосование, случись оно 22 апреля, как оно было запланировано, принесло бы совершенно другие результаты. То есть правильно ли я понимаю, что все-таки из этого… Еще вы говорили очень важную вещь, что, действительно, это голосование было некоторым выходом из этого карантина, некоторым преодолением.

Воспринималось, по крайней мере.

Воспринимались. В принципе, мне тут, действительно, многие политологи иронически говорили, что лечиться будем голосованием. Так оно в итоге-то и получилось.

Знаете, эффект плацебо никто не отменял.

Но мы посмотрим на это плацебо, действительно, в ближайшее время. Скажите, пожалуйста, с вашей точки зрения, Путин из этого кризиса с коронавирусом вышел в итоге победителем вируса? Какова его роль сейчас, как он воспринимается? Сыграло ли это голосование именно на поддержание этой идеи, что он всех победил?

Мы можем сравнивать, так сказать, по вертикали и по горизонтали, двумя способами. Первое ― давайте посмотрим, что было с Путиным до кризиса.

Давайте.

И второе ― можем посмотреть, а что с другими политиками и руководителями ведущих стран, ограничимся хотя бы великими державами, с чем они выходят из кризиса.

Что до? До ― к середине марта, когда мы, собственно говоря, в этот пандемический кризис вошли, в острую фазу, у Путина все было прекрасно, потому что 15 января, я напомню, быстро время течет, может быть, кто-то уже подзабыл, но он выступил с посланием. Послание было очень сильно, оно концентрировалось прежде всего на демографии. Параллельно была же еще выдвинута идея добавить в Конституцию, так сказать, обогатить ее поправками. Но все-таки главный месседж был ― новая демографическая политика, и это очень серьезно сказалось на отношении людей к президенту. Мы зафиксировали рост рейтинга.

Дальше наступает кризис, и, в общем, пришлось говорить с людьми не о том, как развиваться и рожать детей, растить их, какие у них должны быть учителя, кружки, должно ли у них быть горячее питание, как помочь поступать на бюджетные места в вузы, то есть вот такая повестка позитивная и, что важно, перспективная. А тут пришлось заниматься повседневностью, сегодняшним днем. Почему? Потому что кризис ― это время, когда планировать надолго почти невозможно. Напомню, президент очень, скажем так, сменил частоту обращения к гражданам, буквально каждую неделю или раз в десять дней он выступал и говорил с людьми.

Дальше это, конечно, беспрецедентная активность по мерам поддержки, что он не просто каждый раз выступал в качестве психотерапевта, хотя это тоже важно, да, страна должна видеть своего лидера, своего капитана, если уж корабль оказался в бушующем море, и она его видела. Но он и говорил абсолютно конкретные вещи: безработные столько получат, семьи с детьми столько, бизнесмены столько и т. д., и т. п. Это все, безусловно, было услышано, было оценено.

И сегодня мы видим, что рейтинг президента остается достаточно крепким, последние данные, если я не ошибаюсь, 63% одобряют его работу на посту президента. Всплеска, да, какого-то роста вертикального мы не увидели по сравнению с тем, что было в марте, но это, наверно, естественно, потому что кризис, как мы все понимаем, никуда не делся. Да, эпидемическая его фаза отошла в сторону, никто не знает, насколько далеко, все боятся второй волны, и мы видим, что некоторые даже наши ближние страны, Казахстан вот закрылся заново, поэтому страх остается. И, конечно, страх экономический никуда не делся. Самые позитивные для России прогнозы экономистов говорят, что у нас будет минус 6% ВВП в этом году, вместо плюс 2, 3, 4% ― минус 6%. Это большая цифра.

Поэтому при прочих равных, сравнивая Путина с Путиным, мы должны сказать, что он по-прежнему лидер, лидер сильный, лидер, пользующийся одобрением и поддержкой значительной части сограждан. И немаловажно, что его идея поправить Конституцию, заложить туда те идеи и гарантии, о которых, собственно говоря, он говорил еще 15 января, поддержана.

И давайте, извините, что долго, сравним еще по горизонтали. С чем Трамп выходит из кризиса, с чем Макрон выходит, с чем Меркель выходит, с чем выходит Борис Джонсон? Если уйти от этого европоцентризма, давайте еще: Си Цзиньпин с чем выходит? Правда, там рейтингов нет, китайская коммунистическая партия считает неэтичным спрашивать людей, поддерживают ли они национального лидера. Бразилия с чем выходит, Индия?

Там, кстати, везде примерно такая схема вырисовывается, что сначала поддержка растет, и довольно здорово, например, у Меркель резко выросла поддержка. До этого все ее считали хромой уткой, а после того как Германия организованно ушла на карантин, образовался такой межпартийный консенсус в ее поддержку и рейтинг ее сильно скакнул вверх, больше чем на 10%. Макрон, казалось бы, полностью разрушенный кризисом с «желтыми жилетами», тоже резко нарастил свою популярность. И у Трампа вверх все пошло, с ограничениями, потому что все-таки половина страны его ненавидит.

Это было начало. А затем мы увидели, что примерно с мая восторги пошли на спад, Макрон подопустился, у Трампа сейчас вообще на исторических минимумах, потому что, собственно говоря, вся страна в такой холодной гражданской войне. Меркель тоже пошла вниз и так далее.

О чем это говорит? О том, что общество в ситуации такого социального шока, конечно, сбивается в кучу и хочет видеть лидера, который руководит, который знает, что делать, и спасет. Лидеры играют по этим правилам, общество им благодарно, оно их поддержит. Затем, когда острая фаза уходит, локдаун прекращается, люди выходят на улицы и видят, во что превратилась жизнь, экономика. В общем, это их зачастую не радует, и рейтинги снижаются. Не падают, обвалов мы нигде не увидели, все позиции достаточно прочные, но снижаются, и это уже кое-где выражается на выборах, в той же самой Франции вы видели, например, результаты муниципальных выборов: зеленые вверх, партия президента вниз.

Поэтому и сравнение по горизонтали с руководителями других великих держав показывает, что у нас тоже все очень достойно, и прилично, и получше, чем у многих.

Тогда вопрос: если действительно Путин выстоял, если он пошел по этой общемировой трендовой траектории, когда в момент острого кризиса рейтинг вверх, потом немножко снижается, потому что люди осознают все экономические проблемы и так далее, но тем не менее он остается…

У нас еще не снижается, у нас может снизиться через какое-то время, когда произойдет осознание, да. Пока нет.

Может даже снизиться. Почему вы тогда говорите, что 22 апреля все было бы совсем-совсем иначе?

Совсем-совсем иначе. Смотрите, 22 апреля. Мы 26, кажется, марта в Москве вышли, вернее, сели на самоизоляцию.

Что-то такое, да.

Да. В апреле всем было очень страшно и плохо, было непонятно, когда это все закончится и закончится ли. Вообще мы в конце…

А, нет, вы имеете в виду, что если бы оно состоялось, это голосование, в условиях коронавируса, но состоялось бы по графику.

Да.

Я-то имела в виду, как бы оно состоялось, если бы вообще никакого вируса не было. Но это сослагательное наклонение, да.

Историки вам скажут на это, да.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.