Лев Шлосберг: «Путин находится в тупике, и вместе с ним там находится вся страна»

Именно поэтому сейчас обществу пытаются показывать всевозможных виновных лиц: кто виноват в крахе здравоохранения, кто виноват в крахе образования, кто виноват в крахе жилищно-коммунальной политики, чего угодно. Должны быть люди, на которых можно возложить ответственность. Но это подтачивает власть Путина, потому что получается, что он не контролирует систему, во главе которой он находится.

Понимание необходимости смены власти для того, чтобы изменилась политика, присутствует не у всего общества, присутствует у людей, более интересующихся политикой и понимающих связь между властью и политикой. То есть те люди, которые представляют собой власть, и определяют политику. Это они сегодня в нашей стране во множественном числе практически отсутствуют.

Люди привыкли жаловаться на мэров губернаторам, на губернаторов президенту. Кому жаловаться на президента? Непонятно. И чем выше вот эти критические настроения, тем чаще люди задают себе простой вопрос: вот уже двадцать лет один и тот же человек олицетворяет власть в нашей стране. За это время в других странах сменилось по три-четыре-пять президентов, несколько созывов парламента, партии приходили к власти и уходили от власти, и при этом ничего страшного не произошло, небо не рухнуло на землю. Совершенно очевидно, что в этой смене власти и есть развитие.

Мы оказались в ситуации застоя, когда преодоление застоя является для людей снова желанным. Это не прямая параллель с восьмидесятыми годами, но это то ожидание общества, оправдать которое должны политики, готовые сменить власть. Вот такая внешне простая, но на самом деле очень серьезная и внутри себя очень напряженная ситуация.

Спасибо большое. Дальше я перехожу к нашему плану, просто мне хотелось самой уточнить. Мы пережили довольно тяжелое лето.

Аня, можно я вас прерву? Еще не пережили. Лето-2019 продолжается каждый день, да.

Лето продолжается, и я хотела спросить, как, с вашей точки зрения… То есть какой-то ответ власти мы видим, очевидно, это репрессивный ответ. Мы видим «московское дело», сфабрикованное от начала и до конца, весь этот процесс. Хотелось бы мне понять, давайте сначала, действительно, я задам один вопрос про этот процесс.

Мы видели движение в очень разных направлениях. Сначала было ощущение, что это как бы закручивание гаек по абсолютному максимуму, потом было несколько каких-то шагов, которые дали надежду, что, может быть, все будет не так чудовищно, все равно чудовищно, но, может быть, удастся спасти отдельных людей. И отдельных людей удалось спасти, потом был откат назад.

С вашей точки зрения, это какие-то конвульсивные движения людей, которые сами не знают своего плана, или, наоборот, это какая-то стратегия ― то туда, то сюда?

Это сегодня главный вопрос, который должны себе задавать люди и на который должны отвечать политики. Я начну от печки. На наших глазах в стране идет борьба за завтрашнюю власть. Люди заявили свои притязания на власть, потребовав честных выборов. Послание общества власти было очень простым и понятным ― честные выборы. В это можно включить всю программу преобразований в нашей стране. Это, кстати говоря, напрямую связано с пониманием связи между властью и политикой. Хотите сменить политику ― сменяйте власть. Это совершенно очевидно для все большего числа людей.

Это требование честных выборов испугало власти в высочайшей степени. Они предполагали, что запаса прочности хватит как минимум до 2024 года, когда они что-то придумают или не придумают, но так или иначе придет время для тех или иных решений и событий, и до этого срока общество вышло на улицы. Не только в Москве, кстати, просто здесь больше СМИ и Москву больше показывают.

Да, конечно.

Общество потребовало честных выборов. Не просто куска хлеба, не защиты конкретных людей ― общество потребовало честных выборов. Это оказалось самое страшное требование из всех возможных. Если бы общество потребовало отнять имущество у олигархов, вернуть деньги из офшоров, организовать судебные процессы, изменить законодательство, это не было бы для власти страшно. Самое страшное ― это честные выборы, потому что люди, находящиеся у власти сейчас, никогда в жизни, ни разу в жизни не выигрывали выборы честно. Они знают, что они украли власть, они это знают лучше, чем кто бы то ни было.

И ответ на это требование честных выборов тоже был выбором пути развития страны. Ответили силовики, которые решили, что настало время… Силовики в широком плане, это не просто сотрудники силовых структур, это политики, которые работают вместе с силовиками. Они заявили свои притязания на власть. То есть одновременно на улицы и площади вышли свободные граждане, которые сказали: «Мы здесь власть! Требуем честные выборы!», и вышли эти люди, вышли эти всадники, эти космонавты в скафандрах и стоящие за ними лица, которые не называют своих фамилий и не показывают своего лица, и сказали: «Мы здесь власть».

Решается вопрос о власти в нашей стране, то есть мы видим появление образа власти постпутинской России, которая на самом деле вполне может быть и вместе с Путиным, но в любом случае то, что будет происходить в нашей стране перед 2024 годом и сразу после 2024 года, ― это формирование новой модели власти, которая де-факто может быть хуже сегодняшней, причем намного хуже сегодняшней.

Есть огромная аудитория людей во власти, которая ненавидит Конституцию России. Вторая глава российской Конституции является для них не просто красной тряпкой, а является нетерпимым документом. Они бы сожгли ее для того, чтобы действовать дальше. И вот эта нетерпимость, несовместимость свободы и несвободы, косвенно цитирую одного неудавшегося государственного деятеля, и является сейчас главным нервом всей российской политики.

Но при этом действия вот этой силовой части власти абсолютно опасны для всех без исключения. Они опасны для тех людей, которые орудуют дубинками, просто не все это понимают. Они опасны для предпринимателей и всей экономики. Они очень опасны для всех сотрудников государственной машины, потому что прийти могут к каждому непредсказуемо в ту минуту, когда выяснится, что вы занимаете некую позицию, которая кому-то мешает.

Вот эта абсолютная зависимость всего общества от людей, обладающих доступом к репрессивному аппарату, является главным страхом в нашей стране, и большая часть страны, свыше 95% жителей России категорически не желает возвращения этого страха в повседневную жизнь. Он вернулся, но людям еще хочется надеяться, что может быть иначе.

Путин не настолько примитивен, как его часто рисуют в различных пропагандистских сюжетах, он понимает, что нужно хоть как-то удерживать баланс. Проблема заключается в том, что опираться на свободное общество он не может, он не свободный человек, он человек вчерашнего дня, он человек XX века, он советский человек. Никогда советский руководитель не мог опираться на честное гражданское общество, там вообще выборов не было. Соответственно, он вынужден, во многом вынужден считать своей опорой только силовую часть власти, и система разламывается, она не может так развиваться и не может так жить.

Путин, на мой взгляд, находится в тупике, и вместе с ним в тупике находится вся страна. Никакой кусок этой государственной машины не может сделать значительный шаг куда-либо, хоть в сторону, хоть назад, хоть вперед, без его ведома, а вот силовая машина не может стоять. И возникло очень мощное противоречие между необходимостью государства и общества развиваться, отсутствием команды, куда идти, и силовой машиной, которая не может не вращаться, потому что этот молох должен что-то делать. Если он не работает на защиту прав и свобод человека, он будет пожирать людей.

И вот эта огромная армия, не армия в погонах, а армия этих всех силовых людей, доказывает свою необходимость в первую очередь Путину: смотрите, Владимир Владимирович, бунтовщики! На кого вы будете опираться? Вы будете разговаривать с бунтовщиками? Нет, вы не будете разговаривать с бунтовщиками. А кто сегодня представляет этих бунтовщиков в Государственной Думе? Упаси бог, никто не представляет, ни один депутат. То есть нет представителей, нет делегатов от этой аудитории, которая могла бы говорить с президентом. Он же не будет говорить с простыми людьми, с какими-то политическими силами, которые даже не входят в федеральный парламент.

Итого эти люди говорят: «Вам не нужно разбираться в этих деталях, господин президент, мы все сделаем». Но последствия того, что они делают, являются чудовищными для всей страны. Когда силовики начинают заниматься политикой, политика заканчивается. Вот в такой ситуации мы находимся сегодня.

Что касается каких-то следующих шагов, которые, конечно, тоже так или иначе хочется связать с этим летом, потому что мы видим прямой репрессивный ответ такого прямого действия, связанный непосредственно с протестами, это «московское дело». Но мы видим и цензуру в интернете, и действительно, это давно запланировано, еще до лета действительно запланированный суверенный интернет, и преследование некоторых журналистов и так далее.

В этой ситуации это опять закрученная репрессивная машина, но нет ли, в конце концов, не возникает ли ощущения, что хорошо, действительно, у нас есть прямой ответ на конкретные протесты, и тут мы уже никак иначе не можем, но хотя бы в других областях просто для сохранения этого баланса, который Путину же самому действительно, как вы объясняете, важен, надо бы как-то немножечко придержать коней? Или это опять все то же самое, о чем вы говорили, и опять репрессивная машина работает, ничто ее не может остановить?

Анна, колоссальная проблема заключается в том, что российское государство несовременно. Эти люди мыслят категориями вчерашнего и даже позавчерашнего дня, и вот этими всеми суверенными интернетами, если обобщить, чтобы не перечислять долго, они тащат страну, все общество во вчерашний день. Они не могут выиграть никакое соревнование, никакую конкуренцию у современного мира. То есть несовременные люди проиграют всегда: в политике, в экономике, в общественной жизни.

Вопрос, какой ценой и существуют ли в этот период затаскивания общества в пропасть прошлого какие-то сдержки и какие-то силы (нужно назвать это словом «силы»), способные остановить сползание страны к катастрофе. Это политический вопрос, здесь нет частностей. Здесь отбили человека, там не отбили человека. Ага, выяснилось, что у этого человека есть знакомые в администрации президента, есть влиятельные режиссеры, есть влиятельные исполнители, есть те, кто может позвонить прямо по телефону Дмитрию Пескову и сказать: «Дима, черт возьми! Что вы здесь натворили? Отдайте нам этого парня, он вообще здесь ни при чем». И какие-то казусы вдруг срабатывают совершенно неожиданно. Это не системная реакция.

Это статистическая погрешность.

Нет, это не погрешность. Спасли человека ― великое счастье. Но не системные усилия привели к тому, что спасли человека, это кто-то смог найти в стене отверстие, проскочить в него и что-то прокричать: «Оставьте, отдайте!». И ему удается вытащить человека какими-то усилиями, как спасли Голунова без последствий для тех преступников, которые подбросили ему наркотики и хотели убить.

Это все отдельные казусные ситуации, когда удалось пробить глухую стену. Огромная проблема заключается в том, что сегодняшние российские власти, власть как тело, как некое гомогенное тело, это парадоксально, но они не знают правды. Они не знают, что происходит в стране, они не знают, как живут люди. Люди живут в другой России. Эти люди живут за условной кремлевской стеной, понимая, что эта стена не есть граница объекта культурного наследия, московского Кремля.

Проблема заключается в том, что непонимание реальности, глубокое непонимание реальности приводит к ошибочным политическим решениям, которые очень дорого стоят. Эти люди искренне верят, что они могут остановить общество, что они могут закрыть свободы, что они могут перекрыть интернет, что вместо интернета будет «Чебурашка». Только проблема заключается в том, что в этой «Чебурашке» люди будут писать все то же самое, что они сейчас очень опрометчиво и не думая о своей безопасности пишут во «ВКонтакте», в «Одноклассниках», в фейсбуке, где угодно. С изменением технической платформы невозможно перекрыть информационные потоки, невозможно прекратить самовыражение общества.

То есть власть испытывает самое опасное, что может испытывать власть, ― она испытывает иллюзию, она занимается самообманом, она смотрит в зеркальце: «Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду расскажи». Чем это закончилось, известно.

Да, закончилось неважно.

Закончилось печально. Поэтому сейчас, на мой взгляд, общество должно возвращать власть в реальность. Мы есть, нас много, мы требуем свобод, мы не позволим стащить страну в пропасть с кровью. Об этом нужно говорить открыто.

Вообще мы пришли ко времени, когда решается судьба нашей страны на десятки лет вперед, ведь совершенно очевидно, что люди, которые сейчас рядом с Путиным и имеют доступ хотя бы к обсуждению решений, если не к принятию, конечно, хотят консервации существующего положения дел, чтобы хотя бы остаться. Продлить на год, продлить на пять, продлить на десять. Но у них нет одной вещи ― у них нет таблетки вечности. Нельзя скушать таблетку и сказать: «Владимир Владимирович, теперь вы Кощей Бессмертный. Теперь сколько угодно». Не получится.

И вот это понимание противоречия между биологическими законами жизни и желанием продлить власть надолго, чтобы не сказать навсегда, объективно, и вот эту вещь они понимают. Мы должны говорить им каждый день: «Вы ничего не знаете, вы ничего не понимаете. Вы не знаете, как живет народ, вы не умеете управлять». Они же бездарные управленцы. У них в руках сумасшедшие деньги, сумасшедшие. Мы не знаем до конца, потому что это невозможно посчитать, каким объемом денег управляют эти люди.

Вот федеральный бюджет ― 30, 32, 35, скоро будет к 40 триллионам рублей. Большие деньги? Большие деньги. А сколько в теневой экономике? А сколько в офшорах? А сколько вообще за рамками государственного контроля? По моим предварительным и предположительным оценкам, это от трех до пяти вот этих бюджетных экономик.

Ребята дорогие, какие налоги, какие бюджеты? Вы же фактически выдавили деньги за пределы государства. Как вы собираетесь развиваться? Как вы будете осваивать территорию страны? Вообще государство забыло о своем предназначении, ведь все, что должна делать власть, эксплуатируя государство, ― это осваивать территорию и поднимать уровень благосостояния людей.

Те, кто летает на самолетах, а у нас есть люди, летающие на самолетах, летают ночью. Как выглядит Россия ночью с самолета? Россия во мгле. Мы видим точки городов-миллионников, какие-то небольшие фрагментарные искорки городов от 100 до 500 тысяч человек, но между ними тьма. У нас неосвещенные федеральные трассы, у нас гибель людей на дорогах сопоставима с военными потерями, то есть мы неблагоустроенная страна.

И рано или поздно люди задают себе вопрос: «Погодите! Нефть наша, газ наш, золото наше. Где? Где это находит выход?». Как говорится, дайте кусочек. Хорошо, вы там съели почти все, но дайте кусочек, потому что нечем кормить детей, не купить лекарства, не заплатить за ЖКХ и одеться нормально невозможно, носим обноски. И вот это понимание абсолютно неудовлетворительных результатов огромного, уже больше, чем Брежнев, правления вызывает у людей два очень серьезных политических чувства.

Первое ― это усталость. Это очень серьезное политическое чувство. И второе ― это раздражение. Люди перестают связывать надежды на смену политики с держателями власти. Хотите оставаться у власти? Меняйтесь, меняйте политику, меняйте лица, убирайте бессмысленных министров, убирайте коррупционеров. Действуйте, тогда народ будет вас если не поддерживать, то терпеть.

Но если вы благоустраиваете вот этот 1% от числа жителей России, то с какой стати остальные 99% должны радоваться вашему присутствию во власти?

История с летом, безусловно, оказалась некоторой репетицией выборов 2021 года. Репетиция, не репетиция…

Заявка.

Да, заявка. Неточное слово. О том, что должно делать общество, я бы вас доспросила еще, я надеюсь этому посвятить вторую часть передачи, но сейчас как бы с их стороны, что называется. Вот состоялась вся эта история летом, напугала их, действительно, довольно основательно. Будут выборы. Как с ними поступать?

У нас сплошь и рядом поступает мой любимый жанр «два анонимных источника сообщили, что». Это я очень люблю, тем не менее упорно ходят слухи про то, что с «Единой Россией» у нас как-то дела не очень, рейтинг у нее падает и вообще какого-то симпатичного имиджа у этой партии нет. Сейчас будем создавать новую партию, сейчас назначим каких-то новых «зеленых», сейчас что-то будем придумывать. Захар Прилепин выступил с некоторой инициативой, у него будет тоже партия.

Что им, бедным, делать в этой ситуации, какие сейчас могут быть осуществлены вот такие пиар-ходы именно для того, чтобы сценарий, подобный московскому, не повторился?

Аня, смотрите, нет никакой «Единой России», открою вам военную тайну. Не может быть у господина Прилепина никакой партии. Ничего у него не может быть, потому что им ничего не принадлежит ни в политике, ни в экономике, ни в обществе. Не они держатели акций этой политической системы. «Единая Россия» не является политической партией, у нее нет убеждений, это бюрократия, это управленческий аппарат, поставленный на службу высшей власти.

В любую секунду она может испариться, и через день никто не вспомнит, что это было, кроме историков, журналистов, политологов и архивистов. И более того, никто, ни один человек не выйдет на улицы потребовать возврата этой партии и этой власти. Этого не будет, потому что их нет, в реальной жизни людей, где люди плачут, рождаются, умирают, страдают, за что-то борются, их нет. Это другая жизнь, это зоопарк за стеклом, и он касается людей тогда, когда эти звери выходят за пределы зоопарка и начинают искать себе еду в виде человечины. Вот тогда это касается людей. Ну и как люди будут на это реагировать?

Безусловно, при имитационных институтах, имитационной демократии, имитационной свободе, при полной имитации всего администраторы политического процесса могут задумываться об очередных фейках и фриках накануне выборов 2021 года. Но народ повзрослел. Многие знания ― многие печали. Печальный опыт двадцатилетней жизни при абсолютном властителе, когда изменилось, мягко говоря, немного в лучшую сторону, а много изменилось в худшую сторону, сделал людей более разборчивыми. Я сомневаюсь в том, что сегодня уровень политического менеджмента России является профессиональным, что эти люди могут что-либо делать качественно вообще, потому что они за двадцать лет не сделали качественного ничего, и ожидать, что они через двадцать лет придумают какую-то новую партию, которая получит всенародную поддержку…

С какой стати? Вот у них уже была одна «Единая Россия», они двадцать лет, ровно двадцать лет вкладывают в нее все: символическую власть, материальный капитал, административные ресурсы, силовую машину. И что выросло? Ничего. То есть в буквальном смысле с точки зрения институции ничего.

Поэтому опасаться появления фейков и фриков не нужно. Пусть балуются и развлекаются. Беда только в том, что они балуются и развлекаются за счет налогоплательщиков, за наш счет. А так бы дать им какой-то кусок денег, ими заработанный, только они ничего не заработали в своей жизни, ничего, они только потребляют, и пусть бы развлекались. Но они ставят эксперимент на живом теле, на всей стране, на всех нас, и в этом смысле это опасно.

Будут ли они дробить электорат власти? Сомневаюсь, он тает на глазах. Они будут пытаться его размыть. Они будут пытаться за счет хитрости, прямого обмана, за счет провокаций отчасти сплотить людей вокруг власти на страхе, что, конечно, плохо, плохо, мы признаем, простите, что-то здесь мы сделали не так, но если придут вот эти и будут показывать какие-то ужасы, будет еще хуже, будет совсем кошмар. Это знаменитый, описанный уже много раз синдром осажденной крепости.

Но когда человеку есть что терять, его можно эксплуатировать на страхе, а когда уже нечего кушать, и размер минимальной заработной платы ― 11 280 рублей, и с него еще удерживается подоходный налог, и люди получают на руки ― а у нас десятки миллионов людей живут на уровне МРОТ ― 9 750 рублей, чего бояться? Нечего терять, кроме своих цепей. Власть стала плодить людей, у которых нет страха потери, кроме близких, это очень высокий страх.

Но с точки зрения материальной десяткам миллионов людей нечего терять, у них практически ничего нет, и это очень опасная ситуация, потому что эти люди находятся в ситуации ежедневной готовности к концу жизни. Что угодно может с ними произойти. Но строить на этой социальной базе политическую партию, да еще политическую партию, поддерживающую власть, запускать туда какие-то мифы: а вот у нас зелененькие, а вот у нас синенькие, а вот у нас то ли «Народный фронт», то ли «Полународный фронт», они тоже вроде еще не совсем дискредитированы, а хотите осетрину второй свежести? Почему не хотите? У нас есть еще третьей и пятой, все совсем протухло, скушайте хотя бы второй свежести. Ах, вы хотите первой свежести? А с какой стати вы хотите первой свежести? У нас нет в меню такого блюда. Ах, вы первую свежесть? Вот вам дубинка. Раз вы бескомпромиссные и вам нужна осетрина первой свежести, будет вам сейчас осетринка, пожалуйста, на Страстной бульвар. И все начинается сначала.

Эта система говорит о том, что администраторы ― будем их так называть, если честно я не могу их назвать властителями, потому что власть ― это принятие решений, а здесь интриги, здесь сплошные интриги и обманы. Они в действительности не понимают, что нужно делать сегодня. Нужно успокоиться, признать крах государственной политики и сказать людям честно в каких-то вежливых словах, потому что народ об этом говорит в тех словах, которые ни в эфире Дождя, ни в эфире других телеканалов ― Роскомнадзор, Роскомнадзор, 15 раз Роскомнадзор ― сказать невозможно. Сказать: «Люди, мы понаошибались, как черти, простите нас, пожалуйста. Мы будем что-то делать, мы будем как-то стараться исправляться. Вот здесь мы изменим политику».

Выяснилось спустя десять лет после начала оптимизации здравоохранения, что первичное звено уничтожено по всей стране. А что вы хотели от страховой медицины, которая для того и придумана, чтобы крупные медицинские организации в крупных городах могли зарабатывать деньги, а там, где нет большого числа жителей, ничего и не будет? Вы же не оставили бюджетного финансирования никому, и если в районе живет восемь тысяч человек и там уже нет больницы, потому что врач по страховым случаям никогда не заработает на ставку, принимая больных по вашим нормативам так называемых страховых случаев, утвержденным правительством.

Они скорую помощь перевели на принципы страховой медицины, то есть получается, чем народ здоровее, чем реже люди вызывают скорую помощь, тем скорее скорая помощь умрет сама, потому что она себе не заработает на жизнь. То есть ей нужна дикая совершенно ситуация с состоянием здоровья людей, чтобы выжить самой скорой помощи. Они же это сделали сами, они же это сделали сознательно.

Нынешний генсек «Единой России» Андрей Турчак начинал оптимизацию здравоохранения в Псковской области, лично ездил по районным больницам, говоря врачам, медсестрам, всем, что все будет нормально. Все будет нормально, вы будете филиалом соседней великолукской больницы, вам будут поступать деньги, мы все сбалансируем. Да, тяжелых больных будем везти в соседнюю больницу.

Чем закончилось? Было 26 родильных отделений, осталось четыре. Была почти в каждой больнице реанимационная палата. Что такое реанимация? Это обязательно три врача, потому что смена по восемь часов, и минимум три медсестры, а в принципе нужно шесть, потому что две медсестры должны дежурить. Исчезли реанимационные отделения, смертность повысилась, материнская смертность стала расти. Детская смертность появилась, потому что людей не успевают довезти до родильного дома и до того места, где сидит врач-педиатр.

Они что, не догадывались, что страховая медицина вот в таком шоковом варианте приведет ко всему этому? Догадывались. Что они теперь открыли глаза? Что они сейчас плачут по фельдшерско-акушерским пунктам в сельской местности, когда из 300 ФАП Псковской области половина сидит без фельдшеров? И за пределами Пскова и Великих Лук нет врачей на бригадах скорой помощи, только фельдшера. Это можно, закон допускает, только мы должны понимать, что это уже не выглядит медицинской помощью, это очень ограниченная медицинская услуга.

И вот эти вещи они сейчас с изумлением рассказывают всей стране: «Страна, посмотрите, мы узнали кусочек правды. Оказывается, народ, тебе тяжело живется в этом месте». Какие действия они предпринимают? Они берут кусочек государственных денег и говорят: «Ага, это губернаторы не справились с задачей развития медицины. Мы сейчас через федеральный бюджет, через госпрограммы будем напрямую районным, сельским, поселенческим больницам, ФАП выдавать деньги».

Но у нас медициной занимается уже не губернатор, ФОМС занимается медициной. Утвержден норматив в правительстве Российской Федерации на каждый страховой случай по всем видам оказания медицинской помощи, из него формируется ФОМС каждого региона, бюджет платит на неработающее население. В Псковской области три миллиарда рублей в год мы платим, это 10% бюджета области, на неработающее население ― и не хватает, потому что мы перестали финансировать медицину как таковую. Мы сказали людям: «Пока вы болеете, на вас будут начисляться деньги, но к четвертому кварталу нормативы заканчиваются». То есть деньги, запланированные при этих усушенных нормативах, заканчиваются в сентябре почти по всем больницам. И плановые операции заканчиваются, а для кого-то это стоит жизни. Поставили плановую операцию на август, сказали: «Нет, ребята, не август, плановая будет в январе». Не все доживают до января.

И вот при такой системе нужно брать на себя политическую ответственность, сказать: «Народ, мы поэкономили крутые деньги, мы взяли их из вашего кармана, у нас умерли из-за этой системы здравоохранения миллионы людей за эти десять лет. Мы виноваты, мы ничего не понимали в политике, именно в этой политике. Не в политике-политике, а в политике в области здравоохранения, в государственной политике. Мы ничего не понимали. Мы будем строить другую политику».

Вот тогда возникает вопрос: а при ком началась политика оптимизации и монетизации всей социальной сферы, кто ее автор? Владимир Владимирович Путин. И это сказать они не могут ни при каких обстоятельствах.

Вы знаете, один вопрос я задам про эти выборы. С той стороны вы убедительно нарисовали эту картину. Люди научились проходить разного рода муниципальные фильтры, мы это увидели своими глазами. С другой стороны, люди опробовали, причем до летней истории, было опробовано протестное голосование в регионах, мы видели, как это работает, когда голосуешь за кого угодно, только не за члена «Единой России».

Было опробовано «умное голосование», как к нему ни относись, но оно было опробовано, это было «дайте я испытаю это сам». Что, собственно, обществу делать на этих выборах, какую тактику избирать? Потому что даже и по поводу «умного голосования» были очень разные мнения, мы, собственно, с вами в этой студии это обсуждали, вы были по скайпу. Какую тактику избирать, чтобы она была эффективной?

Анна, вы про 2021 год, Госдуму?

Да. Если они не хотят «Единую Россию», потому что в этом случае я знаю, как им поступать.

Нет, мы сейчас говорим с теми людьми, кто хочет сменить политику и сменить власть, конечно, они нас слушают и смотрят. Люди, которые хотят сменить политику и власть, должны участвовать в политике. Нам нужно убедить миллионы людей заниматься политикой. Не миллионы кандидатов в депутаты, это невозможно ни в одной стране, но люди должны понять простую вещь: вот государство. Оно принадлежит нам. В третьей статье Конституции записано: «Единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ». Отлить в граните, поставить перед каждым офисом, везде, где есть чиновники, и напоминать: народ. Но пока люди не придут на выборы, это напоминание будет бесполезным.

По моей оценке, в нашей стране уже сейчас при всех изъянах в информационном поле, ограничениях конкуренции, недобросовестной организации выборов и всего, чего бы то ни было, свыше десяти миллионов сознательных избирателей демократов. Свыше десяти. У нас 110 миллионов избирателей в нашей стране. Представим себе явку на парламентские выборы на уровне 50%. Это почти невозможно уже представить, но, допустим, 50%. Значит, 10 миллионов избирателей демократов, приходящих на выборы, дают своей партии около 20% голосов и позволяют создать противовес всей этой безумной нечеловеческой системе.

То есть люди должны понять простую вещь: мое государство зависит от меня. Если мы хотим забрать государство у этих, по сути дела, бессовестных людей, бессовестных и бесчеловечных людей, мы должны заняться политикой. Никто не займется политикой без нас и вместо нас. Ожидание чудесных перемен сверху, дарования свобод, раскаяния тех людей, на которых негде ставить клейма, ― это даже не иллюзия, это ошибка, которая не приведет ни к чему хорошему. Невозможно ждать счастья, которое будет тебе подарено кем-то мудрым, добрым, гуманным, который просто подарит тебе другую жизнь, подарит тебе свободу. Свободу берут.

Ждать покаяния, о котором вы сейчас перед рекламой так убедительно, я прямо представила себе, как эти люди выходят и говорят: «Мы тут всё немножечко потеряли, простите нас», ― ждать этого покаяния не надо?

Политика ― это наше дело. Мы, политики, нас немного, к сожалению, мы должны обществу это не просто рассказать и объяснить, мы должны убедить. Мы должны сказать: «Люди, не бойтесь». Вообще это не страшно. Приходить на выборы не страшно, голосовать за политика, чьи взгляды ты разделяешь, не страшно, участвовать в политике не страшно. Жертвовать на телеканал Дождь не страшно, жертвовать деньги партии «Яблоко», мы шесть миллионов собрали в этом году, не столько, как Дождь, но псковское «Яблоко» собрало шесть миллионов рублей пожертвований и за счет этих денег провело выборы. Пять глав районов в Псковской области, это главы исполнительной власти, это единственное место в России, избраны от партии «Яблоко». 20% территории Псковской области сегодня ― это наша ответственность при нашей нищете. Это на самом деле очень серьезная ситуация, когда при вот такой общей бедности и нищете вы принимаете на себя ответственность за людей. Не просто за землю, за людей.

Так вот, это все делается в складчину. Мы никогда не смогли бы победить, если бы тысячи человек со всей России не жертвовали бы нам деньги. Люди присутствуют в социальных сетях. Распространяйте информацию, пишите о политике, выражайте свое мнение, показывайте, что вы не боитесь. Большой секрет власти, большая военная тайна, вот такая военная тайна власти заключается в том, что они нас боятся. Они нас боятся, мы их не боимся.

Участие миллионов людей в политике изменит политику, но это возможно только через смену власти. Хватит рассказывать людям сказки, что если у вас «Единой России» не будет во власти, у вас не будет денег. Вот «Единая Россия» во власти, у кого есть деньги? Список прилагается на одном листе формата А4, может быть, с двух сторон, но на одной страничке. А у остальных? Извините, фигушки, потому что это не предусмотрено самой системой. Для всех остальных паек и с точки зрения свобод, и с точки зрения материального благосостояния.

Так этим невозможно быть довольным, это нельзя продлевать, это означает воровать будущее у своих детей, внуков и всех тех, кто родится после нас спустя сто лет. Ведь когда государство отстает в развитии от современности, оно отстает не на годы, это умножается, это не арифметический процесс, это геометрический. Это как падение с горы. Если мы сегодня пропустили год в мировом развитии, мы пропустили пять и десять лет, потому что в это время мир развивается. Он идет вперед, он не оглядывается на нас.

Никто не будет нас спасать, кроме нас самих. Не должно быть никаких надежд вообще ни на кого, кроме самих себя, и в этом есть некий момент успокоения. Есть люди, которые ждут: вот сейчас кто-то поговорит с Владимиром Владимировичем и скажет ему: «Стыдно, Владимир Владимирович, дубинки чуть ли не на Красной площади! Стыдно». Во-первых, никто не поговорит, надо успокоиться.

Во-вторых, уже не стыдно.

Во-вторых, не стыдно и не было стыдно. Не нужно создавать себе иллюзию в виде какой-то совершенно фантастической реальности в телевизоре. И вот это понимание правды, простая правда: это моя страна, это мое государство, я власть. Вот я один, гражданин России, я власть. И когда нас миллионы, да, это будет меняться. Это нужно объяснять людям, нужно людей воодушевлять.

Нужно людей поддерживать, нужно людей защищать и нужно объяснять важную вещь. Посмотрите, озверевшей власти нужно в качестве собеседника по так называемому «диалогу» озверевшее общество. Что произошло с силовиками в Москве, особенно в Москве и в Петербурге в этом году? Они провоцировали людей. Им нужно было спровоцировать насилие, чтобы оправдать свое насилие. То есть люди, которые выходили с дубинками и которые посылали людей с дубинками, отлично понимали, что в таком месиве они хоть кого-то да заметут. Все эти процессы судебные, все эти криминальные и уголовные дела были спланированы заранее, это провокация.

То есть если мы ведемся на эту провокацию и в ответ звереем, мы уничтожим страну, мы все свалимся в пропасть с кровью. И те, кто это организует, считают, что это правильно, это обеспечит им власть. На этом они пройдут к власти. Во-первых, это пещерный сценарий. Во-первых, еще раз, это преступление, это государственное преступление, это Уголовный кодекс, это на самом деле захват власти, это узурпация власти, притом вот такой ценой. И что еще очень важно? Это разрушение страны. Вот в таком состоянии страна перестает быть ценностью для людей.

Мы должны об этом говорить людям, мы должны жесточайшим образом пресекать любые призывы к крови. Когда власть призывает к силовым действиям, мы должны называть вещи своими именами: власть призывает к крови. Не подходите, не приближайтесь, смотрите, они хотят спровоцировать общество на кровь и закрыть после этого все свободы окончательно. Видите? 2021 год, вот это здание на Охотном ряду, которое сегодня охотится за людьми, бешеный принтер, это здание, из которого выходят законы, которые они даже не пишут, они нажимают кнопки, и это все пошло дальше по этому конвейеру.

Но это здание принадлежит народу. Там написано «Государственная Дума», от слова «думать», но там практически нет думающих людей. Друзья, давайте мы приведем в это здание думающих людей, то есть людей, во-первых, способных думать, и второе, очень важная вещь, ― думать о народе.

Лев Маркович, я прошу прощения, поскольку у нас не очень много времени остается, я хотела успеть еще обсудить. Если мы заговорили про силовиков, я хотела вас спросить про то, что сейчас происходит с армией, потому что я вижу какие-то очень странные сигналы с разных сторон.

С одной стороны, все, что мы об армии узнаем, последнее ― это случай Рамиля Шамсутдинова, не выдержавшего, видимо, чудовищной дедовщины и расстрелявшего нескольких людей, с другой стороны, я вижу, например, по опросам «Левада-центра», что падает доверие к таким институтам, к сяким институтам. Падает доверие, например, к институту церкви. Но единственное, что как-то держится на своем месте и даже, в общем, растет, а по сравнению с 2009 годом растет довольно основательно, ― это доверие к институту армии.

Есть ли у вас какое-то толкование, что это за доверие, что это на самом деле значит, почему так?

В России на протяжении веков солдат был защитником народа. Это психологическое восприятие. Не защитником власти, хотя армия участвовала в подавлении всех восстаний и всех революций, именно защитником народа. Как называли солдат? Солдатики. Их жалели, их кормили. Солдатская доля всегда была тяжелой, рекрутов на всю жизнь фактически забирали, люди лишались, собственно говоря, всего, они приходили домой калеками, стариками, если приходили. Армию всегда любили и жалели, потому что понимали, что тяготы военной службы ― это действительно особое бремя человека, а люди еще это бремя не выбирали, оно им доставалось в силу обстоятельств их жизни, как правило, самым бедным. И вот эта психология любви к защитнику, сострадания к защитнику определяет сегодняшнее отношение к армии.

Есть еще одна очень важная причина. Все люди в нашей стране, кто проходил через армию, у кого есть дети, которые сейчас служат, или служили, или будут служить, кто-то служил из родных, все знают, что армия ― это тяжело и рискованно. И в этом смысле сострадание к армии ― это сострадание к своим детям, к своим близким, понимая, что им тяжело. Но при этом армия по своему внутреннему общественному укладу, укладу жизни остается советской. При полном перевооружении, при переходе на обеспечение армии новыми технологиями с точки зрения атмосферы, отношений между солдатами и офицерами эта армия осталась советской.

Это безумно печально, как говорят, это даже не смешно, что министром обороны является человек, не служивший срочную военную службу, но при этом весь обвешанный орденами и медалями. Это выглядит неестественно, это выглядит как манекен. Этот человек не знает тягот и лишений военной службы, он не ползал по военной грязи, он не лежал в окопе, он не проходил полосу препятствий. Он не прошел солдатчину, он не может понимать солдата.

И при отсутствии открытости для общества, армия закрыта от общества, происходит вот это озверение в закрытом обществе. Люди таким образом… Их трудно назвать людьми, то, что происходило с Рамилем, судя по всему, ― это пытки. И в какой-то решающий отчаянный момент отчаяние захлестнуло человека. Я не оправдываю то, что человек сделал, но отчаяние способно делать из человека зверя, особенно когда человек защищает себя на последнем рубеже.

И вот закрытая от общественного контроля, посмотрите, почти перестали работать советы солдатских матерей. Единственная работающая сейчас в России, известная общероссийская организация ― это «Солдатские матери Санкт-Петербурга» великой Эллы Михайловны Поляковой. И практически больше никто не выжил. Где-то армия просто отказывается идти на диалог, и вообще это же поток ежедневных круглосуточных, без выходных, отрицательных эмоций. Там избили, там убили, там неизвестно, что происходит с человеком, там тайно отправляют на войну под видом неизвестных добровольцев, казаков, непонятно кого.

Люди ушли из сферы общественной жизни, где они вмешивались в эту закрытую огромную металлическую банку, которую собой представляет армейское общество, и защищали солдат. Правозащитное движение почти ушло из армии. Отчасти государство выдавило такое правозащитное движение, а отчасти когда любая некоммерческая организация ― это в первую очередь иностранный агент, даже не получая иностранных денег, она уже политически иностранный агент, люди не идут в эту сферу самореализации.

Поэтому огромная проблема армии заключается в том, что армия стала институтом освоения колоссальных денег. Свыше 20% бюджета России, связанные с военными расходами, притом не обязательно военного назначения, не связанные с технологиями, а просто финансирование армии, закрыты, чтобы никто не мог увидеть воровства. Не публикуются госконтракты. Но при этом солдаты бедствуют, мне приходится постоянно как человеку, живущему в приграничном регионе, видеть, как себя чувствуют военнослужащие и как они ходят. Когда они идут зимой, им холодно и они плохо поели, у них по лицам видно, что им холодно и они плохо поели, и обмануть невозможно. Голодный холодный человек не будет идти нигде с сытым розовым лицом, это невозможно изобразить, невозможно.

В армии нужно заниматься людьми, но для этого армия должна быть перестроена. У нас советская по структуре армия. Изменили систему управления армией, ввели бригады, позаимствовали у НАТО, у американцев, у кого угодно…

У нас наемники появились как минимум, которых никто не признает, которые как бы есть, но как бы нет, да.

Это другая история. Это история борьбы за экономические рынки с помощью военной силы и оказания помощи режимам, рядом с которыми никто из приличных политиков не встанет, с целью отстаивания их интересов. Послать туда вооруженные силы Российской Федерации официально в большинстве случаев невозможно, нужно принимать решение Совета Федерации об участии вооруженных сил в действиях за пределами Российской Федерации. То есть это открытое решение, которое принималось по Украине, в частности, и которое принималось по Сирии.

Но, извините, в Африку вооруженные силы Российской Федерации для защиты конкретных нефтяных месторождений не пошлешь. Поэтому появилась подпольная армия, финансируемая либо косвенно из бюджета Российской Федерации, либо через аффилированные с бизнесом, с криминальным бизнесом структуры, и эти люди решают не военные, по сути, а политические задачи.

То есть вместо создания профессиональной армии, легальной профессиональной армии, где военнослужащий сыт, обут, накормлен, защищен, и у него есть права, и у его семьи есть права… У нас после каждого военного конфликта семьи героев России, орденоносцев и награжденных медалями за боевую доблесть, погибших, раненых и искалеченных людей, с протянутой рукой стоят на Арбате у Министерства обороны и просят деньги, потому что жить не на что. Это унижает и разрушает армию.

Мне очень много приходится общаться с военнослужащими, в том числе с офицерами. Люди не удовлетворены положением в вооруженных силах, они ничего не могут сказать. У них ситуация такова, что они высказаться публично не могут, но многие офицеры уходят в отставку досрочно при первом же возможном случае, потому что в этой ситуации не могут по-человечески служить родине. И это колоссальная проблема нашей армии. Без реформы вооруженных сил, перевода их на полноценную контрактную основу и открытости для общества всех действий армии, связанных с защитой самих военнослужащих, невозможно даже не восстановить, установить права и свободы человека в армии.

Сейчас есть общее представление, оно ужасно, что у военнослужащего нет прав и свобод, а есть только обязанности по уставу. Любой старший по званию может послать тебя на смерть, и ты не имеешь права сказать «нет», даже если он принял идиотское решение и фактически отдал преступный приказ. Возвращение, установление в армии прав и свобод человека является принципиальной политической задачей для новой власти, и армия будет с этой властью, а не с той властью, которая предлагает или предполагает, что армия будет стрелять в народ. Армия не будет стрелять в народ.

На этой точке, где задать бы еще миллион вопросов, у нас закончилось время. Но тем не менее спасибо огромное, Лев Маркович.

Анна, большое спасибо.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.