«Все начнется в сентябре»: Кирилл Рогов о том, что или кто может запустить массовые пенсионные протесты

Может быть, что интересно, это данные о том, что ухудшились опять-таки экономические оценки, то есть люди стали, вот как сегодня вся пресса, вчера-сегодня, пишет о том, что вырос пессимизм. И это интересно, потому что на самом деле экономическая ситуация неплохая, и то, что на фоне неплохой экономической ситуации, сравнительно неплохой, она не то, что хорошая, рост все равно очень слабый, но у нас растут цены на нефть, растет экспорт, и в общем, это дает экономике слабый, но некоторый толчок, ее толкает вверх. Но при этом люди говорят, люди становятся более пессимистичны в своих оценках. Это интересно, и это демонстрирует нам, что этот негатив, произведенный пенсионной реформой, он довольно глубокий и всесторонний, что он, как и позитив, который был произведен Крымом, способен распространяться на всю сферу ощущений человека, ощущений людей в общественном мнении, и вызывать такое фронтальное движение. И это, конечно, так неприятно для властей, но пока, опять-таки это не катастрофично, по двум причинам: потому что экономическая ситуация довольно стабильно выглядит, неплохая; и отсутствует инфраструктура оппозиции, которая могла бы это недовольство как-то собрать в единый кулак и им ударить. В этой ситуации, как кажется властям, можно это пережить, и в общем, даже не нужны никакие экстренные планы по корректировке реформы, по какому-то затыканию дыр.

Как я понимаю, Кремль не видит сейчас угроз. Он не видит угрозы и считает, что… У него даже, я думаю, были подготовлены запасные варианты, как с возможным недовольством действовать, как его купировать, но пока не понадобилось ничего этого вводить, хотя еще не вечер, и сентябрь и октябрь — это месяцы, когда негатив может еще вырастать, особенно если возникнут какие-то дополнительные факторы — всплеск инфляции, например, резкие изменения рубля. В этом случае может собраться как бы такое темное облако, но пока темного облака нет, есть такая серость, распространившаяся по небосклону. Ну что же, это вполне приемлемая для Кремля плата за то, что они отказались от такого количества обязательств перед населением. Ну, чем-то придется платить.

Кирилл, вот вы сказали, что в принципе, если бы совсем все как-то пошло не в ту сторону, если я вас правильно поняла, то были способы это как-то все остановить, отыграть назад. Это какие? Во-первых, что для этого должно было бы произойти? Какой силы должно было быть народное недовольство? И во-вторых, как это можно было, действительно, кто это должен был сделать? Потому что Путин много раз сказал, что он ни при чем, вот в какой момент он мог…

Я имел в виду, что был, как мне представляется, должен был быть, то есть он и есть, некий план «Б», план частичного отступления. Я думаю, что это не означало бы отказа от пенсионной реформы, а это означало бы именно частичное отступление и какие-то мероприятия, которые должны были послать какие-то успокаивающие сигналы людям, и как-то это недовольство сегментировать, снизить, притушить. Я не знаю точно, что в этом плане было написано, я уверен, что он существует, но я вижу, что этот план не запускается, и что нет причины его запускать, потому что ну вот есть это некоторое снижение, ну что, 67% поддерживают Путина в левадовском опросе, ну что, неплохо, 67%. Это не 62%, заметьте, как было в конце 2011, в 2012 году, в 2013 даже, это не 62%, это 67%, это в принципе нормальный такой, вполне терпимый уровень. Есть, конечно, есть яркая вещь, это то, что уровень протестных настроений, он относительно высоко, обычно они низки были в 2000-2010 годы, а сейчас относительно этого уровня они высоки. Но протестов-то особых нет, это же ерунда, а не протесты, то, что происходит.

Они высоки относительно даже 2011–2012 годов?

Да. По готовности, по ожиданиям и готовности участвовать в протестах с экономическими требованиями это, по-моему, самый высокий уровень с конца девяностых годов, то, что мы сейчас имеем. Самый высокий уровень с девяностых годов. Но так как и СМИ, и оппозиция находятся совершенно в другом состоянии, чем в конце девяностых годов и даже в начале двухтысячных, то ничего не происходит. Ничего особого не происходит, потому что должна быть какая-то инфраструктура, которая это всё собирает.

Сам по себе пенсионный повод слабее, например, чем инфляционный всплеск, потому что он гораздо более размазанный, отложенный, это не то, что ты чувствуешь. Вот ты пошел и то, что ты вчера мог купить, ты не можешь купить ― это одно у тебя ощущение, у тебя решимость одна. А другое дело, что ты чувствуешь, что тебя обманули, то, что ты должен был получить через пятнадцать лет, ты не получишь, у тебя негатив такой возникает, ты смотришь косо на человека, который тебе сообщил это, но бить его бутылкой по голове не готов. Тем более что и бутылки нет на столе, и руки у тебя немножко связаны. В этой ситуации просто смотришь косо.

Это примерно то, что пока получается. Если в сентябре Навальному и другим оппозиционным структурам удастся это… Они вынуждены будут, я бы сказал так, то есть Навальному удастся, а другие вынуждены будут это раскачивать, мы посмотрим еще. Я говорю, что сентябрь-октябрь в этом смысле могут быть довольно сложными месяцами, особенно если возникнет какой-то дополнительный экономический негатив, даже небольшой. Если нет, то, может быть, так всё и проскочит.

Почему до сих пор… Ведь, казалось бы, да, есть проблема с пенсионной реформой, что непосредственно вот сию минуту она затрагивает людей, может быть, более старшего возраста и, соответственно, менее горячих. Но это такая домашняя социология, конечно.

Но тем не менее всё-таки это штука, которая затрагивает абсолютно всех. Такого повсеместного покрытия, в общем, даже реновация затрагивала, условно говоря, далеко не всех, а тех, кто попал туда. Почему? И какие-то митинги уже проходили, тем не менее оказались они, в общем, не слишком многочисленными. Почему тот же Навальный не использует это как свою…

Как? Навальный пытается, он объявил вот всероссийскую акцию, которая будет приурочена к выборам, такой хороший, красивый ход. Он пытается, у него тоже маленькие ресурсы, у него нет никаких СМИ, он в некоторой изоляции, он конфликтует с другими оппозиционерами. Всё это такой хороший момент для того, чтобы запускать пенсионную реформу, когда инфраструктура, которой располагает оппозиция, очень скукожилась и очень незначительна.

Смотрите, в марте, например, 2017 года она не была особенно раскукоженная, эта структура, она тоже была… У него были все те же инструменты, что касается СМИ, у него был собственный ютуб-канал. И тем не менее одна история про какого-то Димона там могла как-то действительно выстрелить и собрать довольно большое количество народа. Вроде бы инструменты все на месте.

Понятно, что времена не самые для оппозиционера удачные, прямо скажем, но инструменты все какие были, те и остались, харизма какая была, та и осталась. Тема, в принципе, его, потому что экономическая повестка его волнует и он, собственно, на этом отчасти свою политическую карьеру и строит. Но тут как-то оно почему-то… Он даже вроде действительно организовывает эти митинги, но почему-то какого-то химического совпадения не происходит.

Да. Хотя я опять скажу, что нам еще очень рано делать этот вывод.

Да.

Потому что это лето, всё начнется в сентябре, когда люди вернутся из отпусков, как бы они придут к новому корыту или старому. И здесь вот мы увидим какие-то тренды. Это во-первых.

Во-вторых, я опять-таки напомню, что экономическая ситуация сейчас достаточно благоприятная, такой общий фон социально-экономический довольно спокойный. И это тоже важная вещь, в марте 2017 года он был гораздо хуже, потому что вот эта вот зима от 2016 к 2017 году, там были на очень низком уровне цены на нефть, и это была плохая ситуация. Социально-экономический фон как раз был плохой. Это второе.

Третье: в марте 2017 года акция «Он нам не Димон», безусловно, выстрелила. Но она выстрелила чем? Она выстрелила тем, что Навальный с помощью этого фильма, с помощью вот этого некоторого трюка вывел некий новый контингент на улицу ― совсем молодых людей, поколение сети, поколение мессенджеров. Вот эту стилистику он захватил.

В этом был выстрел, но Навальному потом в ходе его кампании президентской, да, так и не удалось как бы собрать всех недовольных в какую-то значимую группу. Его кампания, вот этот его марафон годовой, который он параллельно с Путиным как президентскую кампанию вел, в общем, кончился неудачей. Оказалось, что к кульминационному моменту у него не собрался вот этот кулак, не собралось это настроение, эта атмосфера такая оппозиционная, это не консолидировалось.

Так что нельзя сказать, что тогда ему в марте что-то такое сверхъестественное удалось. Удалась локальная вещь, а потом была значительная неудача, которая сильно повлияла на оппозицию. Мы видим, что эта неудача и есть как бы та среда, которая породила эти конфликты в среде оппозиции, да, и ощущение, такой спад настроений в среде оппозиции и оппозиционных активистов. С другой стороны, путинские выборы благодаря трюкам и умениям Кириенко довольно прилично выглядели.

Это спад, для оппозиции это спад, она сейчас не в лучшей форме, и это хороший момент для того, чтобы непопулярные реформы проводить. Пока вот так, пока ситуация такая.

Чистый фарт, действительно.

Ну почему фарт? Это, наверно, и расчет. Я думаю, что если бы, скажем, выборы прошли не очень удачно, и не удалось бы такую красивую картинку нарисовать, и, например, была бы хуже экономическая ситуация, то просто решение о пенсионной реформе было бы отложено. В этой ситуации они не стали бы это запускать, потому что они вполне умеют считать и умеют понимать, что при совпадении…

Всегда неприятности и кризисы возникают от совпадения нескольких факторов, и когда происходит неконтролируемое совпадение факторов, это часто дестабилизирует, меняет ситуацию, меняет тренды. Пока такого нет.