Молитва Белковского за Невзорова, невидимый Венедиктов, шимпанзе-тунеядец

И почему без плутония нет России

Демоническая полемика антиподов — Станислава Белковского и Александра Невзорова снова с вами. Сегодня в «Паноптикуме» Белковский и Невзоров поспорили о том, что можно показывать по телевидению, а что — нет. О том, зачем нужны новорожденные призывники, можно ли оскорблять чувства верующих, и почему Обама не торопится воевать с Россией. 

Кремер: И мы, как обычно, обсуждаем главные безумия этой недели. И тема первая такая: представитель Следственного комитета Владимир Маркин и пресс-секретарь президента Дмитрий Песков назвали няню, убившую ребенка в Москве, невменяемой. А накануне появилась информация о том, что власти якобы рекомендовали федеральным СМИ не рассказывать о случае убийства няней ребенка, чтобы не вызывать вспышку ксенофобии. В Кремле, правда, это отрицают. И я хочу спросить у главных героев программы: нужно ли было телевидению рассказывать об этом убийстве? Зачем и в чем опасность? Нужно ли ограничивать показ таких кадров? Александр Глебович, вы, по-моему, назвали эту историю вообще неплохим информационным товаром.

Невзоров: Это действительно неплохой информационный товар и, естественно, на него должны были броситься телевизионщики, и коль скоро это все равно реальность, то она должна была получить свое место в СМИ. Но эта реальность, конечно, трагическая, потому что в какую-то минуту становится понятно, что дальше не проводить какой-то связи между религией и преступлениями, которые происходят во имя этой религии, довольно сложно. Просили не связывать это убийство с исламом.

Ну а что еще мы не будем связывать с исламом? Башни-близнецы в Нью-Йорке, которые раздолбали религиозные фанатики? Каждый день отрезываемые головы на Востоке? Что еще не связывать? Притом, что не надо думать, что дело только в мусульманстве. Как вы знаете, христианский культ тоже обожал жонглировать и обожает жонглировать отрезанными головами, и в христианском культе отрезать голову и всяко с ней забавляться тоже всегда считалось большим подвигом и доблестью. Вспомним святого равноапостольного Бога Отца и пророка царя Давида, который не просто убил Голиафа, но и еще после этого отрезал голову и носил, ею хвастался. Вспомним Юдифь, которая точно так же позировала всем художникам человечества тоже с отрезанной головой. Зайдите в любую церковь — вы обязательно где-нибудь найдете на каком-нибудь образе голову Иоанна Крестителя. То есть вообще надо понимать, что религия — это общественно опасное явление.

Кремер: Это понятно, это вы уже много раз говорили. Я хочу все-таки включить в наш разговор Стаса и спросить его: а что таким информационным товаром не является или оно все хороший информационный товар, все можно показывать?

Невзоров: Нет, плохой товар — это плохой товар. Хороший — это хороший.

Кремер: Понятно. Хорошо. Вы мне сейчас расскажете буквально через мгновение про то, что такое плохой товар. Станислав, вам слово.

Белковский: Информационный товар — это все, что интересно потребителю информации, в этом, собственно, и сама концепция средств массовой информации. И ясно, что не дали показывать няню с отрубленной головой ребенка не для того, чтобы разжигать ксенофобию, а потому что сам факт этого страшного преступления свидетельствует о том, что концепция примитивного подавления «ИГИЛа» (организация запрещена Верховным судом России) в Сирии несколько буксует, потому что если это преступление было совершенно при помощи неких подстрекателей из экстремистских и исламских организаций, то значит военная операция России в Сирии не имеет никакого значения, ибо ее философия — остановить такого рода опасность, риск и угрозу на дальних подступах. А если все происходит на улице Народного ополчения в Москве, то зачем, собственно, и авиабаза Хмеймим. Но что касается больших преступлений в истории, которые не связаны с религией: например, Гитлер и Сталин, в общем, с традиционными религиями никак не связаны.

Невзоров: Стоп, подождите, этот тот Гитлер, который на пряжечках своих солдат выбивал «Gott mit uns», да?

Белковский: Тем не менее, это была светская власть, не религиозная.

Невзоров: Нет, это была не очень светская власть. Мы прекрасно знаем, в плену каких религиозных бредней, пусть не впрямую христианских…

Белковский: Нет, совершенно не христианских. Он находился в плену языческих бредней, одной из языческих религий является воинствующий атеизм, адептом которого вы являетесь, Александр Глебович.

Невзоров: Атеизм в такой же степени не является религией, как лысина не является прической, дорогой.

Белковский: Нет, лысина, конечно, является прической, что вы, особенно в наше время.

Кремер: Я обожаю, когда вы переходите на личности.

Белковский: Особенно в моем случае.

Кремер: Да-да-да. Скажите все-таки, что не является хорошим информационным товаром года? Чего нельзя показывать? Вы оба сейчас буквально только что сказали практически, что показывать можно все что угодно: можно показывать убийства, сумасшедших. Есть что-то, что даже на ваш циничный взгляд показывать нельзя?

Невзоров: Конечно.

Кремер: Что это?

Невзоров: Мудятина всякая, всякие бесконечные рассуждения о добре, правде, нравственности, справедливости, пустые речи дураков из Государственной думы, это просто оскорбляет и эстетические, и интеллектуальные чувства. Попов тоже желательно не надо показывать, потому что они компрометируют идею, которая так дорога моему другу Белковскому. То есть, на самом деле, много чего нельзя показывать, однако это показывается.

Белковский: В первую очередь, на мой взгляд, нельзя показывать игру российских футбольных клубов и сборной Российской федерации по футболу. Все остальное еще можно пережить, даже ценой страданий Белковского при просмотре попов.

Кремер: То есть насилие показывать можно?

Невзоров: Так а его меньше или больше от этого не станет. Мы вспомним, что 14, 15, 16 век даже при тех приблизительных представлениях, которые мы имеем, эти века не имели ведь каких-то развитых всепроникающих СМИ, и тем не менее, абсолютная жестокость всех ко всем была нормой. Какие-нибудь юные самурайские дети в Японии во времена сегунов, они тоже не смотрели телевизоры и не следили за новостями, как вы сами понимаете, но каждый из этих мальчиков воспитывался так, что при случае взрезать живот себе, соседу и отрезать от любого человека любые фрагменты тела. Поэтому разговоры про то, что СМИ могут воспитать какую-то жестокость — поверьте, это вздор.

Кремер: Я представляю себе телеканал, который бы вы возглавляли прямо сейчас. Давайте перейдем к следующей теме. Владимир Чуров не вошел в новый состав Центризбиркома и одновременно с этим Элла Панфилова уходит с поста уполномоченного по правам человека и, как говорят, может возглавить ЦИК вместо Владимира Чурова. Что это такое? Это предвыборная оттепель? Так вообще бывает, Станислав Александрович?

Белковский: Бывает все. Я думаю, что просто основной угрозой, источником угрозы для прав человека в России Элла Александровна Панфилова считала Владимира Евгеньевича Чурова на посту главы ЦИКа, и когда было решено, что он уходит, она решила, что защищать больше нечего. Но, конечно, не было никакого смысла перемещать столь прекрасную даму в Центральную избирательную комиссию, кроме как с перспективой ее дальнейшего избрания, то есть фактически назначение президентом на пост председателя, и практический смысл этого абсолютно ясен. Теперь российская прогрессивная общественность и поддерживающие круги на Западе уже не смогут так говорить о заведомой фальсификации выборов из страха обидеть Эллу Александровну, потому что обидеть Эллу Александровну — это гораздо страшнее, чем не попасть в следующий состав Государственной думы.

Надо сказать, что Владимир Евгеньевич Чуров свою отставку предсказал еще около года назад. Он сказал, что ведется целенаправленная женская линия в российской власти — это почти дословные его слова — на вытеснение мужчин из избирательной системы. Я не знаю, кого он тем самым обидел непосредственно и в прямую, но это свершилось и, конечно, воображению и интуиции Владимира Евгеньевича Чурова, который сам по себе является крупным писателем и любителем фантастики, можно только позавидовать. С учетом его опыта в литературе и изучении литературы, Владимир Евгеньевич вполне бы мог занять пост Дмитрия Олеговича Рогозина, вице-премьера по оборонно-промышленному комплексу и освоению космоса. Здесь этот 63-летний бородач был бы гораздо более органичен.

Кремер: Понятно. Александр Глебович, а вы что думаете? Вы за женщин во главе с...?

Невзоров: Дело не в том, за кого я, мы же видим правительство российское и понимаем, что в этом вечном противостоянии мужчин и женщин избран компромиссный вариант.

Кремер: В каком смысле, простите? Уточните, пожалуйста, что вы имели в виду сейчас?

Невзоров: Боюсь конкретизировать, потому что не хочу под статью о гомосексуальной пропаганде, но мы все прекрасно поняли, поэтому если они не гомосексуалисты в прямом смысле, то, по крайней мере, они называются русским словом на букву «п», заканчивается на «аст», и не играет роли их непосредственно половая ориентация. А то, что произошло с Панфиловой, черт его знает, я не знаю, какая она сейчас. Она была необыкновенно совестливым человеком, но мы обязаны помнить, что нахождение на опасных расстояниях от Кремля уродует человека, и человек может откоррозировать до полной неузнаваемости. Ведь все эти Мизулины, они же тоже когда-то все были нормальными тетками и вполне себе правильно и вольно мыслящими, но близость к этому реактору власти облучила их, и мы имеем этих зомби, у которых вытекло все, что могло вытекать у живого человека. Я не знаю, что сейчас она собой представляет, но если она прежняя Панфилова — ждите грандиозный скандал на выборах.

Кремер: Почему грандиозный скандал? Потому что я, например, не верю вообще в то, что люди способны кардинально измениться, и я, в общем, верю в то, что Элла Панфилова осталась совестливым человеком. Каких скандалов по этому поводу ждать, и какими будут в связи с этим выборы с таким человеком во главе Центризбиркома?

Невзоров: Глубоко скандальными.

Кремер: Почему?

Белковский: По сути.

Невзоров: Да, Белковский хочет сказать, и я ему сейчас уступлю.

Кремер: Да, я тоже, давайте.

Белковский: Нет-нет, я просто вставил два слова  — «по сути», почему выборы будут скандальными.

Кремер: Но можете разъяснить, что вы имеете в виду?

Белковский: Нет, я думаю, что все-таки кремлевские дамы портятся под воздействием колоссального засилья геев во властных структурах. Это я прекрасно понимаю. Но действительно Элла Александровна Панфилова, мне кажется, может пролить скупую дамскую слезу на результаты на предстоящих выборах, но итогов их это не изменит. В общем, те данные абсолютно честные, которые придут из участковых и центральных избирательных комиссий, будут просуммированы государственной автоматизированной системой «Выборы» в наилучшем виде и без ущерба для репутации Эллы Александровны, потому что состав Государственной думы будет известен заранее и, в общем, никто не удивится этому результату. А скандальными выборы будут действительно по сути, потому что какими бы они ни были, никто до конца не будет уверен в их честности, даже те, кто победил.

Кремер: Но все-таки с Эллой Панфиловой будет как-то увереннее.

Невзоров: Им придется утверждать эти выборы, и я думаю, что здесь нас ждет самое интересное. Но давайте то, что называется, оставим это на будущее и посмотрим, кто из нас прав — Белковский или я.

Кремер: Давайте. Да, проверим потом. Это, по-моему, самая потрясающая новость прошедшей недели: в Симферопольском районе Крыма трем новорожденным мальчикам торжественно вручили свидетельства о рождении и повестки для постановки на учет в военкомат на 2032 год. Это симптом чего: усиления нашей военной мощи, подготовки к ядерной войне? И вообще нужно ли с рождения напоминать ребенку о воинском долге Родине?

Невзоров: Ребенку с рождения необходимо напоминать о том, что надо откоситься от армии, это совершенно справедливо, чтобы он не расслаблялся и не думал, что что-то произойдет, чтобы эту повесточку можно было заключить в рамку, держать на видном месте. И изначально, когда еще ребенку лет 11-12, задуматься о том, как вы будете спасать его от службы в так называемых вооруженных силах. На это надо потратить много сил, трепета и денег, но это, поверьте, того стоит, это сделать необходимо. Что касается вообще маразма, то мы же договорились, что мы откровенный клинический маразм не комментируем, а все, что имеет отношение к такому военному патриотизму — это все клинический маразм.

Что касается ядерных войн, то, вы знаете, у меня что-то в последнее время зародились сомнения: а есть ли вообще у Российской Федерации ядерное оружие? Я понимаю, что сомнения выглядят и звучат парадоксально, их можно не принимать во внимание, потому что я не являюсь глубоким специалистом. Но я вспоминаю долгие дни общения с академиком Харитоном, со всеми ребятами-физиками в Арзамасе-16, я туда тогда ездил снимать, первому мне разрешили снять атОмную бомбу, говорю атОмную, потому что это на жаргоне физиков-атомщиков, которые никогда не скажут Атомную. И поскольку я уже приехал, у меня уже были все разрешения, но поскольку я был молод и беспросветно глуп, я решил, что бомбу мне надо снимать только в момент ее испытаний на вибростенде и обязательно сидя на ней. Но мозгов не было. И пока шло разрешение из Москвы, потому что это совершенно другие уровни безопасности должны были быть обеспечены во время вибростенда.

Мной плотно занимались физики и вдалбливали в меня, тогда совершенно безмысленного человека, вдалбливали азы физики высоких энергий. И я тогда поразился, я спросил как-то у Харитона. Говорю: «А что мы, собственно говоря, беспокоимся? Что мы подняли тут такой трезвон о ликвидации ядерного щита, у нас же этих ракет до хрена?». На что Харитон — вы помните Харитона, да? — у него были такие большие прозрачные ушки, удивительное по архитектуре лицо, он так прищурился, посмотрел на меня и сказал: «А нифига нету». Дело в том, что ядерный боезапас — это штука, нуждающаяся в постоянном непрестанном и высокотехнологичном, высококвалифицированном обслуживании.

Дело в том, что помимо туповатого урана 235, там есть еще такая штука как плутоний 239, это очень капризный, очень своевольный, очень непредсказуемый элемент ядерного оружия, который коррозирует, который изменяется, и в каком состоянии в действительности находится этот ядерный щит, сказать никто не может. Но, помните, Советский союз существовал по одной-единственной причине — что у него было ядерное оружие. Других причин и возможностей у него не было. И поэтому на это ядерное обслуживание ядерного оружия были брошены все силы. Говорят, там были такие силы, доложу я вам. Все это разрушено было полностью с 1990 по 1998, 1996 год, и я не знаю, можно ли это воссоздать, воссоздано ли это и не является ли тот срок, который прошел с момента прекращения, критичным.

Кремер: Ваше подозрение понятно. Станислав Александрович, есть ли у вас подозрение в отсутствие у России ядерного оружия как такового, и все-таки что обозначает это торжественное вручение повестки новорожденным детям?

Белковский: торжественное вручение повестки новорожденным детям, на мой взгляд, означает, что власти Крыма, наши военные не вполне уверены, кому будет принадлежать Крым в 2032 году и поэтому хотят застолбить поляну, что называется. Если даже Крым будет украинским или независимым, чтобы сегодняшние младенцы все равно пошли служить в российскую армию. Это похвальная дальновидность, которая отличала наших военных далеко не всегда.

Кремер: То есть это вербовка?

Белковский: Почему вербовка? Зачем такие грубые слова? Вас же сейчас привлекут по 282-й. Это дальновидность, ведь никто же не захочет в 2032 году служить в российской армии, поэтому лучше это все. Здесь действительно еще или Насреддин, или падишах, или ишак, с ними что-нибудь случится в исторической перспективе, поэтому не будем забегать. Мы же не такие дальновидные люди, как полковники из симферопольских военкоматов. А что касается ядерного оружия, то да, здесь я должен почти согласиться с Александром Глебовичем, к сожалению, потому что у нас не хватает драматургического конфликта в нашем противостоянии с ним.

Кремер: Ужасно, никакого драматургического конфликта. Исключительно вокруг прически у вас весь драматургический конфликт в нашей программе.

Белковский: Нет-нет, зачем так? Прическа — это то, что было только сегодня.

Невзоров: Нет, у нас есть еще камень преткновения в виде так называемой религии. Но я вам могу сказать, что когда зашла речь об этом нашем 239 плутонии, который, конечно, не так капризен, как все остальные плутонии, всего их 20 штук, то академик Харитон меня потащил куда-то, и мы долго щупали в контейнерах этот плутоний. Я могу сказать, что даже этот лабораторный...

Белковский: Тогда, видимо, вы и начали впадать в атеизм, Александр Глебович.

Невзоров: 239 плутоний — он, в общем, то, что называется, сильно греется, а то, что сильно греется, как правило, деформирует.

Кремер: Деформирует личность и делает из человека атеиста.

Белковский: Я хотел сказать не только то, что я почти согласен с Невзоровым, но и что-то еще.

Кремер: Так-так-так, интересно.

Невзоров: Сильно изменяет механические данные и не только механические данные.

Кремер: Станислав Александрович в коем-то веке с вами не согласен. Дайте ему шанс.

Белковский: Нет-нет, согласен, я просто хотел развить мысль, насколько я согласен, чтобы Александр Глебович согрелся…

Кремер: Давайте-давайте, да.

Белковский: …Плутонической энергией моей души. Нет, просто когда уже Александр Глебович был большой звездой телевидения, я еще был скромным системным программистом, хотя уже тогда занимал должность главного специалиста, как и сегодня. То есть в моей карьере ничего не изменилось за 25 лет абсолютно. И как системный программист, я могу сказать, что всякая технология, которая (как системный программист, а не гуманитарий хренов — вот что я хотел сказать — по образованию) не обновляется раз в год, умирает достаточно быстро. Я покинул это системное программирование, потому что я увидел, как пришел в Советский союз первый американский персональный компьютер и как он моментально задавил по всем возможностям огромную советскую вычислительную машину, в дебрях которой я считался большим корифеем. И я был слишком молод, настолько шокирован тем, насколько мои знания о больших советских машинах больше никому не нужны, что немедленно уволился из этой дисциплины напрочь, и поэтому да. И главная жемчужина советского ядерного комплекса, насколько я понимаю, это знаменитая система «Периметр» по западной классификации «Dead Hand» —«Мертвая рука», которая срабатывает даже в случае, если высшее руководство Российской Федерации находится в глубоком запое или просто куда-нибудь рассосалось.

Невзоров: А черт его знает. Может быть это, поскольку мы точно знаем, что все, что связано с властью, историей, идеологией — это, как правило, вранье. У меня нет уверенности в том, что и это не вранье.

Кремер: А я очень надеюсь, что мы не узнаем правды.

Белковский: Что нам никогда не придется узнать правду, работает ли система «Периметр».

Невзоров: Последние слова, которые очень важны по этому поводу, чтобы у вас тоже не было никаких иллюзий, притом, что разом в год этот уход ограничиться не может за 239-м плутонием, в котором, как правило, все равно достаточно серьезные существуют домески и добавления 240-го, который жутко нестабилен и который искажает картину….

Белковский: Который нестабилен, как рубль у нас.

Кремер: Прекратите искажать картину, скажите уже, что вы хотите сказать.

Невзоров: Я хочу сказать, что последний реактор, на котором можно было выработать этот оружейный плутоний, был ликвидирован официально чуть ли не в 1995 году, а в реальности он прекратил вырабатывать оружейный плутоний гораздо раньше, и уже реактор использовался просто для освещения небольшого академического городка. То есть боевой оружейный плутоний в России сейчас не производится, и менять начинку ракет было бы абсолютно  бессмысленно.

Кремер: Нет плутония — нет России, да.

Белковский: В общем, мораль басни такая, что ядерное разоружение — есть функция времени, оно происходит своим чередом, никаких политических решений не требует, и прав тот Барак Обама, который не торопится воевать с Россией, потому что уже основной аргумент России в этой войне через некоторое время рассосется сам собой.

Невзоров: Да, я боюсь, Белковский сейчас угадал точно.

Кремер: И мы продолжаем. Переходим к четвертой теме. Михаил Горбачев отпраздновал накануне свое 85-летие. И я хочу обсудить с вами этот юбилей, потому что по меткому выражению главного специалиста телеканала Дождь, Горбачев стал абсолютной жертвой русского тотального сознания, потому что для одних он теперь только хороший, а для других он теперь только плохой. Скажите, Станислав Александрович, вы какими словами поздравляли Михаила Сергеевича с Днем рождения? Мысленно или устно?

Белковский: Очно я не имел возможности его поздравить. А когда мне не наливают, я обычно не поздравляю никакими словами, чтобы скрыть свое легкое раздражение. Но в ситуации Михаила Сергеевича я обратил внимание, что действительно какое-то объективное отношение к нему исчезло полностью в нашем обществе. Те, кто любит Михаила Сергеевича, утверждают, что он сам сверху провел гигантские реформы и освободил нас из-под гнета коммунистического тоталитаризма, их оппоненты утверждают, что Михаил Сергеевич был просто колхозный недоучка, который получил в распоряжение великую страну и благополучно ее развалил, не зная, что с ней делать и как с ней справиться. И его единственным преимуществом при вступлении на высший государственный пост в 1985 году была его относительная молодость.

По известному анекдоту, будут ли при коммунизме деньги, про армянское радио, что китайские ревизионисты считают, что при коммунизме денег не будет, югославские оппортунисты, что будут, а наша партия подходит к вопросу диалектически: у кого-то будут, а у кого-то и нет. Я склонен полагать, что сегодня уже, через 25 лет почти после распада Советского союза, можно говорить, что Михаил Сергеевич никаких, конечно, реформ сверху не проводил. Он просто шел за событиями. Советский союз был обречен постольку, поскольку идеологически был обескровлен коммунистический проект, ради которого СССР и создавался.

Ведь, согласитесь, государство с названием Союз Советских Социалистических Республик  — оно и внеэтнично, и экстерриториально. Оно может существовать в любой части света. И когда коммунизм себя дискредитировал, то исчезла и необходимость в такого типа государстве с таким названием. Но Михаил Сергеевич не утопил в крови этот процесс. Он не стал с упорством, достойным лучшего применения, с которым мы можем сейчас столкнуться в лице некоторых наших лидеров, держаться за статус-кво. И поэтому он относится к тому типу лидеров, которых можно высоко ценить и хвалить не за то, что они сделали, а за то, чего они не сделали.

Кремер: То есть, несмотря на то, что вы не выпивали вчера с Михаилом Сергеевичем, вы...

Белковский: И без него я тоже не выпивал. Смею всех уверить.

Невзоров: Там за всех Венедиктов оторвался, ребят.

Кремер: Вы, тем не менее, его хвалите.

Невзоров: Там оказался Венедиктов в хороших спиртных напитках.

Кремер: Александр Глебович, не про Венедиктова, про Михаила Сергеевича Горбачева.

Белковский: Михаил Сергеевич, наверное, об этом знал, заначка какая-то была все-таки. Он даже перешел на пение украинских песен, что на трезвую голову делать невозможно.

Невзоров: Он находит это все, где угодно.

Белковский: Кстати, Венедиктова поэтому можно использовать для вылавливания контрабандного алкоголя в аэропортах.

Невзоров: Да, но при этом вы понимаете, что весь алкоголь будет доставаться только Венедиктову.

Кремер: И теперь вы медленно-медленно переходите к обсуждению Михаила Сергеевича Горбачева. Пожалуйста, Александр Глебович.

Невзоров: Венедиктов… Подождите, вы о чем вообще?

Кремер: Мы про Михаила Сергеевича Горбачева. Вы меня заставили покраснеть.

Белковский: Безо всякого алкоголя, прошу заметить.

Кремер: Да, абсолютно. Я в этом смысле очень легка, да.

Невзоров: Так я вас даже не пытался, честно говоря, и удивлен, что именно из моих слов могло вогнать вас в краску. Да неважно. Что такое Горбачев? Горбачев, конечно, прелестный человек все равно. И несмотря на то, что ему было не место на престоле советского царя, потому что он не деспот, нет в нем того, что по-настоящему ценится русским народом. Русский народ все-таки влюбляется и создает культ из тех правителей, которые умеют наотмашь бить его сапогом по зубам, которые из трупов этого народа выкладывают самые причудливые фигуры. Вашему Горбачеву не хватило этой достоевщины, этого садизма, этой свирепой жестокости, поэтому он пал в свое время. Притом, что какой-то серьезной интеллектуальной глубоко считающей личностью он не был, как справедливо говорю я все время, а теперь за мной повторяет Белковский…

Белковский: Главное, чтобы не Венедиктов.

Невзоров: Да-да, не человек делает историю, а история делает человека, потому что и Горбачев, и Наполеон — это все не имена, это все названия лотерейных билетов, и на его месте то, что называется, мог оказаться каждый. И каждый был бы обречен вести себя, может быть, чуть-чуть так или чуть-чуть иначе.

Кремер: Пожалуй, тогда перейдем к следующей теме. В Ставрополе начался суд над блогером Виктором Красновым, которому вменяется оскорбление чувств верующих во время спора в социальной сети Вконтакте. Осенью 2014 года Краснов написал в сети комментарий незнакомцу со словами «Бога нет», а также назвал Библию в этом же самом споре «сборником еврейских сказок». Вопрос такой, я начну со Станислава Александровича, это вам вопрос, потому что я знаю, предсказуем слишком ответ Александра Глебовича: зачем оскорблять чувства верующих? Зачем произносить или писать то, что очевидным образом может задеть человека? Это ведь провокация. В чем цель?

Белковский: В чем цель была конкретно у блогера Виктора Краснова, я не знаю. Я знаю, что всякие такие разборки по поводу экстремистских статей, оскорбления чувств верующего и т.д. часто устраиваются на личной почве. Например, недавно, в прошлом году мы были свидетелями того, как одну даму задержали, даже отправили в изолятор ФСБ по подозрению в шпионаже в пользу Украины, а потом выяснилось, что за всем этим стоял ее конфликт с матерью, оклеветавшей жертву. И когда это выяснилось, ее отпустил. Или, например, один известный учитель, уехавший в провинцию, пострадал из-за того, что вступил в связь с подругой сердца какого-то из местных больших бонз.

Поэтому в этой истории с Виктором Красновым, который месяц, насколько я знаю, провел в психиатрической клинике, а месяц в психиатрической клинике — это очень много даже для простого освидетельствования того, насколько человек вменяем. Возможно, есть какая-то подоплека, какие-то мотивы личного конфликта с людьми, которые на него наехали, изучив этот вопрос до конца, я бы не стал делать поспешных выводов даже на основании еврейских сказок. А обижать чувства верующих, конечно, не надо, я с этим полностью согласен.

Кремер: Давайте жгите, Александр Глебович, ваша очередь.

Невзоров: Там, где это законодательно не запрещено, оскорблять чувства верующих, конечно, необходимо. И делать это надо настойчиво и постоянно для того, чтобы выравнивать силы, для того, чтобы напоминать верующим, что они не являются уже окончательными и решенными владыками этого мира, что помимо их взглядов существуют и другие взгляды. Я уже говорил, что практически все, что оскорбляло чувства верующих в свое время, становилось самым главным достижением и достоянием человечества. Верующих ведь оскорбляет все, и они всюду шныряют в поисках того, где бы им еще чем-нибудь оскорбиться. Как человек второго сорта, а в Российской Федерации я человек второго сорта, в отличие от моего друга Белковского…

Белковский: Венедиктова, я думал, вы скажете сейчас.

Кремер: У нас появился четвертый участник программы, мне кажется, только что.

Невзоров: Нет, человека первого сорта его чувства закон защищает, а мои чувства, которые постоянно оскорбляются то каким-то колокольным звоном, то какими-то разговорами про Бога, то каким-нибудь Милоновым, мои чувства не защищены ничем и во внимание не принимаются.

Кремер: Только что звонил Венедиктов, просил перейти к следующей теме.

Белковский: Нет-нет, минуточку, я все-таки хотел бы сказать, что, Александр Глебович, ваши чувства очень хорошо защищены. Они защищены лично мной, который молится за вас практически ежедневно, чтобы колокольный звон был не таким громким, чтобы разговоры о Боге в вашем окружении практически не звучали, они ведь не звучат, согласитесь? У вас же дома не говорят о Боге практически — это результат моих молитв. Поэтому ваши чувства защищены лично мною, и поэтому в следующий раз, когда вы захотите оскорбить верующего, просто передайте мне это в письменном виде.

Кремер: Все, срочно, Венедиктов негодует, переходим к следующей теме.

Невзоров: Нет, дело в том, что, ребята, внесем некоторую ясность. Это передергивание прессы, там суд нисколько по поводу того, есть Бог или нет, а то, в сколь оскорбительной форме, в сколь непристойной форме это оскорбление было сделано.

Кремер: Так я вас об этом и спрашивала: зачем провоцировать, зачем оскорблять, зачем это нужно?

Невзоров: Провоцировать и оскорблять надо, но это надо делать тонко, умело и неподсудно.

Кремер: Как это делаете вы.

Белковский: А также с вводными словами, типа: «вполне возможно», «вероятно» и т.д. Но главное, чтобы был всегда кто-то верующий, что молится за вас, и тогда вас не посадят.

Невзоров: Понятно.

Кремер: И все-таки переходи к следующей теме. Украинская военнослужащая Надежда Савченко, обвиняемая в причастности к убийству сотрудников ВГТРК в Донбассе, объявила сухую голодовку. Прокуратура потребовала признать украинскую военнослужащую виновной и назначить ей наказание в виде 23 лет лишения свободы. Верите ли вы, а давайте начнем со Станислава Александровича, в то, что приговор этот будет исполнен? Или Савченко обменяют?

Белковский: Савченко обменяют в том случае, если Владимир Путин сочтет для себя это не унизительным. То есть эта проблема не юридическая и даже не политическая, она психологическая. То есть, если в тот момент, когда Путин выйдет из состояния невротизации и будет считать, что обмен Савченко на российских военнопленных добавляет ему очков на международной арене, а не выглядит вынужденной немотивированной уступкой, он это сделает, как сделал в свое время, освободив перед Олимпиадой Михаила Ходорковского и девушек из Pussy Riot. Если же Путин будет считать себя униженным такой операцией, то не выпустит Надежду Савченко, ибо никаких положительных сантиментов он к ней, конечно, не питает. Но этот страшный приговор — 23 года — хорош тем, что он не подлежит количественной оценке вообще. Дело не в том, сколько дадут Савченко в суде, хоть 150 лет, дело в том, когда наступит тот благоприятный момент обмена ее на российских военнопленных на Украине.

Кремер: То есть все-таки вы верите, что он наступит?

Белковский: Нет, я верю только в Господа Бога, простите меня, Александр Глебович Невзоров, я считаю, что это не исключено.

Невзоров: Прощу.

Кремер: Александр Глебович в Господа Бога не верит, поэтому какие у вас предположения по этому поводу, Александр Глебович?

Невзоров: Я вообще отказываюсь ставить рядом слова Савченко и суд, потому что все то, что происходит, никаким судом не является. Кстати, очень неплохо все эти мысли отформулировал Аркаша Бабченко в последнем недавнем «Снобе». Мы действительно ведь имеем абсолютно абсурдную ситуацию: офицер, который защищает свою страну от террористов, от бандитов, похищается, перевозится на территорию другого государства и там судится за то, что он выполнял свой офицерский профессиональный долг. Более идиотского, дикого и невероятного процесса во всей истории мировой юриспруденции не было никогда и быть, вероятно, не может.

Что касается гибели журналистов, то, вероятно, надо перестать делать из журналистов неких священных сакральных коров. Они всегда, по себе могу сказать и по всем, кого я хорошо знаю, журналист всегда выступает на чьей-то стороне, журналист всегда участник конфликта, журналист должен претерпевать все те же решения, тяготы, смерти, ранения и все остальное, что претерпевает любой другой участник войны. Для него не должно быть никаких особых положений и особых снисхождений. А то, что касается Савченко, честно говоря, мне редко вообще нравятся люди, но это тот редчайший случай, когда я готов снять шляпу.

Кремер: Спасибо, Александр Глебович. Мы переходим к следующей теме. Это подозрительная новость, сразу предупреждаю, потому что ее подтверждение было найти довольно сложно. Там какие-то странные источники, тем не менее. Ученые из Института эволюционной антропологии общества Макса Планка уверены в том, что шимпанзе обрели собственную религию. Исследователи сообщили, что шимпанзе стали создавать в древесных стволах непонятные сооружения из камней, при этом эти сооружения не имеют никакого отношения ни к добыванию пищи, ни к другим жизненно важным функциям. Ученые считают, что подобные ритуалы могут стать доказательством эволюции шимпанзе в людей и вообще доказывают теорию эволюции. Александр Глебович, доказывают?

Невзоров: Нет, не доказывают, потому что теорию эволюции доказывать не надо. Она настолько является очевидной и легко проверяемой во всех своих звеньях истины, что этот частный случай не доказывает ничего, да и я бы, честно говоря, призадумался, потому что здесь вполне возможна ситуация, когда недостатки наблюдения, недостатки оценки поведения, недостатки прямого шарлатанства, возможно, в этих случаях и подтасовка результатов. Когда таких фактов накопится существенное количество, когда это все станет проверяемым и повторяемым, тогда это будет иметь смысл обсудить. Пока это очередное громкое и довольно пустое заявление для СМИ. К тому же, мы знаем множество животных, которые выстраивают домики, которые особым образом организуют себе гнезда, которые бахвалятся друг перед другом различными строениями из песчинок и разновидностей кальцитов, поэтому так прям сразу я не стал бы делать каких-то обобщающих выводов.

Кремер: Станислав Александрович, а вы?

Белковский: Шимпанзе ведь, насколько я понимаю, настолько генетически близки к человеку, что в минувшем 2015 году некий суд в Нью-Йорке признал наличие прав человека у такого типа обезьяны, совершенно официально признал, что ни в коем случае нельзя дискриминировать шимпанзе ни по какому из признаков, по каким нельзя дискриминировать человека. К тому же, шимпанзе не заняты самым бессмысленным занятием человека, который возвращает, на мой взгляд, нашего брата, того самого человека, назад в эволюционной шкале — трудом, потому что, на мой взгляд, труд не очеловечил обезьяну, а ровно наоборот. Всюду, где появляется труд, всюду живое существо лишается возможности для каких бы то ни было возвышенных занятий: самосовершенствования, постижения истины и т.д.

Что же касается этих построек, то они могут быть не только культовыми, но и, например, бомбоубежищем, потому что, возможно, шимпанзе знают о грядущей ядерной войне с участием остатков ядерного потенциала России чуть больше, чем мы. Кроме того, если ядерная война все-таки случится и плутоний не окончательно отсырел, то потом как-то придется выйти на поверхность и заместить человечество. И, конечно, для этого более всего пригодны те обезьяны, которые генетически нам близки, больше даже, чем, может быть, многие наши собратья и люди.

Кремер: А что же будет тогда происходить с трудом, если они к нему не очень приучены?

Белковский: Я абсолютно уверен, что к власти на Земле придут живые существа, будь то люди, шимпанзе или кто-то еще, которые смогут обходиться без труда. И это будет уже по-настоящему совершенные существа.

Кремер: А то, чем вы сейчас занимаетесь, и мы, и Александр Глебович — это труд или это похоже, скорее, на деятельность шимпанзе?

Белковский: По действующему законодательству Российской Федерации этих слов в эфире произносить нельзя — чем мы занимаемся. И это та самая провокация, в которой вы упрекали совершенно других людей. Поэтому я предлагаю снять вопрос с повестки дня. Мы не будем говорить, чем мы занимаемся.

Невзоров: Согласен. Мы беседуем.

Белковский: Да, 282-я статья Уголовного кодекса не дремлет.

Невзоров: Почему? Мы собрались не больше трех — это тоже очень важный момент.

Кремер: Нет, с нами Венедиктов всегда.

Белковский: Нет, давайте не будем. Все, мы его уже опустили.

Кремер: Хорошо. Раз мы опустили Венедиктова, то это была программа «Паноптикум» и ее главные герои: Станислав Белковский и Александр Невзоров.

Белковский: Потому что мы тут не пьем, а ему нельзя терять времени.

Кремер: А также отсутствующий здесь Венедиктов Алексей Алексеевич. 

Также по теме
    Другие выпуски