«Они пытались убить мою мать и почти убили моего отца»: речь Дарьи Навальной в Страсбурге

Прежде чем начать свою речь, я хочу сказать, как я рада быть здесь, получая приз за моего отца и вместе с тем испугана. Это большая честь для меня — 20-летней студентки университета, которая не очень много знает о политике — стоять здесь перед вами, и я очень боюсь сделать что-то не так.

Когда я впервые услышала, что папа получит премию Сахарова, я была счастлива по двум причинам.

Первая — это большая честь, что его заслуги и заслуги его соратников, все, что было ими сделано, признано. Это сигнал десяткам миллионов граждан в моей стране продолжать бороться за лучшую судьбу России.

Вторая причина немного странная, но я назову ее тоже. Мой папа получил приз — и когда ты получаешь такие призы, ты можешь прийти и выступить перед парламентом, но он не мог. И я подумала, что получу этот билет в Страсбург и получу возможность посмотреть на все это своими глазами.

Но спустя некоторое время, я понимаю, что так бы мог выглядеть кошмар меня и моей семьи. Я езжу по конференциям и саммитам и произношу речи за моего отца. Иногда он что-то получает, но путешествую я, и я пишу речи, начиная их с шуток, пока он сидит в тюрьме. С этим не очень много можно сделать, так что я езжу, читая про ужасные условия, в которых он содержится, и пока я говорю, он остается там.

И это касается не только Алексея Навального. Где сейчас белорусская оппозиция? Большинство — в тюрьме. Где нобелевский лауреат премии мира 2010 года Лю Сяобо? Он умер в тюрьме. Я спрашиваю себя, почему так тяжело освободить тех, кто оказался в тюрьме? Почему они в тюрьмах не только по всему миру, но и в Европе 21 века?

В Европе воля граждан выражается членами Европарламента — и это правильные резолюции, подтверждаемые и принимаемые всем миром. Но такие, как мой отец, продолжают сидеть в тюрьме.

Я слышала много раз и еще услышу — даже, может быть, после этого вручения: «Знаешь, Даша, я понимаю, что ты чувствуешь, потому что это касается твоей семьи и близких. Но в реальном мире мы должны быть более прагматичными». И я киваю и говорю: «Да, конечно». 

Что еще я могу сказать? Я — 20-летняя студентка, и мне не очень комфортно спорить с уважаемыми людьми. Но сейчас, когда у меня микрофон и никто его у меня не отнимет, я бы хотела поспорить с прагматизмом, не чувствуя себя невежливой.

Этот приз носит имя Сахарова — а Андрей Сахаров был, возможно, одним из самых непрагматичных людей на планете. Я не понимаю, почему те, кто выступает за прагматизм и отношения с диктаторами, не могут просто открыть учебники и понять простые неизбежные законы — соглашательство с диктатурой и тиранией никогда не работают. Неважно, как много людей пытаются обмануть себя — это никогда не случится. 

Суть авторитарного режима включает поиск новых врагов, и те, кто говорят — давайте вести диалог с Лукашенко, пока он бросает людей в тюрьму, достигают только того, что он останавливает в воздухе пассажирский самолет.

Другая причина — в том, что прагматики думают о потерях и экономике. Но просто возьмите калькулятор и посчитайте, сколько прагматизм стоит в частности европейским налогоплательщикам.

Годы заигрываний с Путиным сделали для него ясным, что для поднятия своего рейтинга он может начать войну, сколько бы она ни стоила Европе. Даже сейчас, когда столько новостей о войсках у границы, никто в это не верит и не говорит об этом. Никакое прагматичное торговое сотрудничество это не окупает. Это — не говоря уже о стоимости времени западных политиков, как вы, которые пытаются иметь дело с авторитарными правителями.

Один из лидеров оппозиции, Борис Немцов, был застрелен в спину под стенами Кремля, а потом пришли прагматики и сказали: «Мы не можем ничего сделать». А потом были еще убийства, а потом — в центре Берлина, а потом — в Великобритании, а потом они начали убивать химическим оружием. И то, о чем мы знаем — это только неудачные попытки, а сколько было удачных?

Мы знаем, что была создана террористическая группа, убивающая граждан моей страны без суда и справедливости. Они пытались убить мою мать, они почти убили моего отца — и никто не гарантирует европейским политикам безопасности. Вы тратите много денег на спецслужбы и новые способы, чтобы обнаружить их следы — и это последствия прагматизма.

«Мы должны действовать осторожно, чтобы не рассердить», — говорят прагматики. И завтра террористы будут вынуждать тысячи женщин и детей штурмовать границы Евросоюза. Нужно заставить прагматиков ответить, сколько будут стоит Польша и Литва — или весь Евросоюз.

Мне ответят — что ты хочешь, они суверенные страны у них свои правительства, ты предлагаешь ядерную войну, чтобы освободить политзаключенных? Нет, конечно. Но это — не успешная стратегия, пока есть реальные жертвы, и пока террористы используют кибероружие и химическое оружие.

Европейские банки хранят миллиарды Путина и его друзей. 99% чиновников России и Беларуси, напрямую включенные в преступления, чувствуют себя свободно, путешествуя по Европе с семьями. Те, кто принимают решения, даже не пытаются выиграть хоть маленькую битву в этой войне. Они много говорят о политике и действиях, основанных на идеях и принципах, что наивно.

И мне кажется, что проблема в том, что они пытаются апеллировать к диктаторам, не зля их и не замечая их преступлений так долго, как возможно. Но это не прагматичный подход. Настало время сказать: под прикрытием прагматизма скрываются цинизм, лицемерие и коррупция. Выбирая сторону между идеализмом и прагматизмом, и даже выбрав прагматизм, нельзя предавать свои идеи.

Когда я написала отцу с вопросом, что сказать, он ответил: скажи, что никто не должен приравнивать Россию к путинскому режиму. Россия — часть Европы, и мы стремимся стать ее частью, но также мы хотим, чтобы Европа стремилась к себе и своим принципам свободы. Мы стремимся к Европе идей, демократии, прав и свобод — и не хотим Европу министров и чиновников, которые мечтают войти в путинский круг, стать олигархами и отдыхать на яхтах.

Сегодня, получая этот приз за моего отца, я хочу поблагодарить вас и поприветствовать Европу идей и принципов. Европейское общество — это прекрасное чудо, возникшее из истории войн и борьбы, но несмотря на это, у Европы есть большое будущее, и я верю, что моя страна станет ее частью. 

Я хочу отдать должное и моему великому соотечественнику Сахарову. Моя судьба в некотором смысле оказалась исключительной. И — не из ложной скромности, а из желания быть точной — я знаю, что в каком-то смысле моя судьба стала больше моей личности. Но я просто пыталась идти за своей судьбой жить ей — и хочу чтобы у каждого из нас были силы жить своей судьбой. Спасибо и свободу Алексею Навальному.