Харассмент на Белом море: четыре девушки рассказали о домогательствах на биостанции МГУ

Заветное место

Многие, кто был на биологической станции МГУ на Белом море, описывают ее как место силы. «Я так любила Белое море. Оно для меня было самым заветным местом на свете. Сейчас очень модно говорить про свое happy place — так вот, это было оно», — говорит Марина Юрьева, выпускница факультета биоинформатики МГУ.

Марина впервые попала на биостанцию в 2005 году, когда ей было 19 лет. Ее курс должен был проходить практику на Белом море в августе, но она приехала пораньше, чтобы увидеть биостанцию, о которой ей столько рассказывали друзья-биологи. 

Биостанция МГУ (ББС) расположена в Лоухском районе республики Карелия, на полуострове, выдающемся в Кандалакшский залив Белого моря. Студентов и преподавателей сюда привозит катер. Пешком от ближайшей Пояконды добраться практически невозможно — это 15 километров пути по бездорожью и болотистой местности. Сейчас на биостанции есть интернет, но в начале 2000-х практически не было даже мобильной связи — чтобы отправить смс или позвонить, нужно было подняться на гору неподалеку от жилых домов. 

Студенты и сотрудники живут на биостанции в небольших деревянных домиках, а питаются в столовой. Еду для них готовят на кухне. Практику на биостанции проходят не все студенты биофака, но побывать на ней стремятся многие. Однако попасть на биостанцию человеку со стороны крайне непросто. Практически единственная возможность для желающих — устроиться работать на кухню. Так поступила и Марина.

Кухней (или, как говорят здесь, котлопунктом) на биостанции заведовал Александр Васильевич Палий, тогда ему было около 40 лет, вспоминает девушка. Марина быстро с ним подружилась. «Он очень харизматичный, обаятельный, интересный, байки все время травит. Мы много общались, и он сразу стал относиться ко мне по-особенному — всегда выделял, и мне это, конечно, нравилось», — рассказывает Марина.

Она жила в одном из деревянных домиков вместе с подружкой. На кухне работали сменами два дня через два, и в свободные дни можно было гулять, собирать чернику и грибы или ходить на рыбалку.

Вскоре Палий начал приходить к Марине в домик по утрам, чтобы разбудить ее на смену. В какой-то момент, зайдя в комнату и подойдя к ее кровати, он запустил руки ей под одеяло. Марина жила не одна — в комнате была ее подруга, но она притворилась, что спит. Впоследствии эти визиты повторялись еще несколько раз.

«Мы понимали, что происходит что-то не то, но он так преподносил — „привет, с добрым утром, просыпайся“, и давай руками водить — как будто все нормально», — вспоминает Марина. Она хотела сказать кому-то об этом, но не придумала, как и кому. Ей казалось, что внимания директора биостанции Александра Цетлина это не стоило. К тому же, Палий был с ним на короткой ноге — дружески общался и ходил к нему пить кофе.

После этого, по словам Марины, у нее в голове что-то переключилось. «Когда он полез ко мне в первый раз, я решила, что раз я ничего не сказала, значит, так надо. Значит, я сама виновата и ничего страшного. Мне это никогда не нравилось, но я себя убеждала, что это происходит потому, что я сама ему разрешила и не нашлась, к кому пойти», — вспоминает она.

Бах и ярость

Александр Палий к этому моменту уже несколько лет был бессменным начальником котлопункта. Работы всегда было много: в летний сезон на биостанцию традиционно приезжают сотни студентов и гостей, которых нужно кормить завтраками, обедами и ужинами. Магазинов в пешей доступности нет, и начальник котлопункта должен планировать меню, обеспечивать поставку продуктов и каждый год налаживать работу в кухонных сменах, которые состоят из приезжающих студентов.

Кроме того, два раза в неделю катер, отправлявшийся в так называемые продрейсы, привозил с большой земли специально заказанные продукты. Эти заказы тоже делались через начальника котлопункта — его можно было попросить привезти, например, сигареты или что-то из сладкого.  

Палий проводил на биостанции все летние месяцы, а вне сезона, когда биостанция пустела, возвращался в Москву и работал учителем биологии и химии в школе. До 2018 года он преподавал в Европейской гимназии — частной школе в Сокольниках. Затем ушел оттуда и сейчас значится среди преподавателей частной школы «Пенаты» на северо-востоке Москвы.

В 2008 году 22-летняя Марина Юрьева, закончившая пятый курс, снова приехала работать на кухне. Она оказалась на биостанции в июне — месяце, когда там нет студентов. По словам Марины, на станции было всего человек 50–60, из которых она почти никого не знала. Ей было неуютно и тоскливо, и единственным другом был Палий. «Мы много общались, он меня с самого начала сделал начальником смены, а это крутая должность», — рассказывает Марина. 

При этом, как вспоминает Марина, расположение Палия можно было потерять мгновенно. «Если он меня ревновал, или я что-то не так делала, он отыгрывался на всей смене — почти ни с кем из нас не разговаривал, ходил как туча, запирался у себя и слушал Баха. Всем было очень страшно, а мне — стыдно за всю смену», — рассказывает она.

Но она все равно очень дорожила теплым отношением начальника. Вскоре Палий пригласил ее к себе домой и однажды, по ее словам, склонил к сексу. Деталей Марина воспроизвести не может, но вспоминает, что это было несколько раз. «Мы пили коньяк, он все время поднимал тосты — за Белое море, за женщин, за любовь. Я отключалась от реальности гораздо быстрее него, а просыпалась уже утром в его кровати», — рассказывает она.

 

 

 

 

View this post on Instagram

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

A post shared by Marina Yurieva (@coppuca)

Сейчас Марина рассказывает, что эта физическая близость была неприятна, и вспоминая эти события, она говорит, что не очень понимает, почему продолжала ездить на кухню. «Я тогда совсем не понимала, что платонические чувства и желание понравиться взрослому и умному человеку, стать его другом, не подразумевают, что я должна безоговорочно выполнять все его желания и допускать манипуляции и психологическое давление. В те годы это было самое чудесное место на свете — и чтобы там находиться, я была готова на очень многое», — размышляет Марина.

К тому же, Палий подчеркивал, что их связывают особенные отношения. «Он показывал, что по уши в меня влюблен. Я чем только ни была для него, смыслом его жизни, и хотя я ему честно сказала про свою ориентацию (Марина была равнодушна к мужчинам, ей нравились девушки), он говорил, что мог бы меня изменить», — вспоминает Марина.

Но как выяснилось впоследствии, для Палия Марина отнюдь не была единственной. Те ночи, на которые выпадали ее рабочие смены, он проводил с другой девушкой, которая тоже работала на кухне — Ольгой Жерновковой.

Ольга познакомилась с Палием в 2007 году, когда впервые попала на биостанцию — у ее мужа была практика, а она устроилась на кухню, чтобы быть с ним рядом. По ее словам, Палий показался ей образцовым начальником — ​​«он был такой классный, умный, веселый, организованный» — и она, как и Марина, быстро с ним подружилась. Правда, он часто критиковал ее мужа  — говорил, что он неорганизованный, бесполезный и ей не подходит — но Ольга не придавала значения его словам.

Через год Ольга снова приехала работать на кухне. Однажды Палий позвал ее в гости, и она согласилась — по вечерам было тоскливо, в смене, работавшей на кухне, друзей у нее не было, а начальник был кумиром, которого она обожала. 

Палий сразу стал наливать ей рюмку за рюмкой. Ольга вспоминает, что он непрерывно говорил тосты, а затем, по ее словам, начал обнимать и целовать ее. Она вырвалась и убежала домой. 

На следующий день, вспоминает Ольга, Палия будто подменили. «Вчера я была золотой любимой девочкой, сегодня стала нерадивой, ленивой, тупой и „зачем я вас только держу здесь всех“».

В этот день, как вспоминает Ольга, у нее в мозгу «произошла какая-то ключевая перестройка, из-за которой я очень много лет потом была уверена, что сама во всем виновата». Вечером она сама пошла к Палию. Она предполагала, что ее ждет, но «как будто не могла не пойти». «Мне было невыносимо, но при этом не к кому больше идти. Ведь он и был там моим единственным близким человеком», — рассказывает Ольга.

 

 

 

 

View this post on Instagram

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

A post shared by Ольга Жерновкова (@helga0403)

Она вспоминает, что ей было невыносимо противно. В последующие две недели Палий приходил будить ее, постоянно трогал поверх одежды и под ней и несколько раз водил к себе домой. Ей было неприятно. «Я думала, что потерплю, но зато он будет мной доволен, и понимала, что за отказ от секса он отлучит меня от себя», — говорит Ольга. 

По ее словам, в ней как будто что-то сломалось. «Я считала себя дрянью все больше и больше. Мне постоянно предлагали выпить, я соглашалась, ко мне приставали. Меня кто-то обнимал и целовал, но я больше не сопротивлялась — зачем, я ведь дрянь», — вспоминает Ольга.

В конечном итоге именно это, как она сейчас вспоминает, ее и спасло. Однажды Палий увидел, как к Ольге пристает один из знакомых. После этого, рассказывает Ольга, он ее возненавидел. «Я была в отчаянии, что предала своего кумира», — вспоминает она. Когда смена закончилась, Ольга уехала с биостанции навсегда — с ощущением, что невинно обидела самого любимого человека. 

«Я собрала вещи и уехала»

Ольга и Марина рассказали свои истории в соцсетях спустя 13 лет. 

«Я обсуждала эту историю с психологами, но никак не могла понять, что меня так зацепило и так мучало, — говорит Ольга. — В какой-то момент я читала посты по тегу #янебоюсьсказать и снова вспомнила про это, потом еще какие-то инсайты происходили. Я поговорила с близкой подругой, она меня поддержала, и я решила это рассказать». Она вспоминает, что в какой-то момент увидела у знакомой фото с Палием на биостанции. «Когда я поняла, что он до сих пор там работает, меня передернуло», — добавляет Ольга.

К Марине осознание того, что эти отношения были абьюзивными, тоже пришло спустя несколько лет. «Я много слушала всяких подкастов про ментальные расстройства, в которых говорили про абьюз и про личные границы. И была какая-то история, которая мне показалась очень знакомой. И у меня мозг сразу включил эти воспоминания. Когда я это поняла, меня как будто обратно туда затянуло», — говорит Марина.

«[На осознание того, что это было насилие] может понадобиться много времени, не только десять лет. И даже тогда может не хватать ресурсов выступить против человека, который прочно стоит на ногах в своей системе, у него мощная поддержка. Если [у пострадавшей] нет сил бороться с этим, безопаснее жить тихо, чтобы ее не трогали. И только когда обстоятельства изменились, когда получилось осознать и назвать свой опыт, и нашлись люди, с которыми произошло то же самое – тогда может хватить смелости это все рассказать», — объясняет Марина Эрлих, психолог центра «Сестры», который помогает женщинам, пережившим сексуальное насилие.

«Еще имеет значение, как человек переживает травму. Это индивидуально, но есть схожие стадии, и есть вещи, которые невозможно переварить раньше чисто физически. Именно поэтому чаще всего обращаются в полицию с заявлением либо сразу [еще в шоковом состоянии], либо спустя длительное время, когда удалось накопить эти ресурсы», — добавляет ее коллега Наталья Тимофеева.

После появления постов в соцсетях выяснилось, что Марина и Ольга были не единственными, кто испытывал домогательства со стороны Палия. 

Похожую историю вспоминает выпускница биофака Юлия (имя изменено), с которой это случилось в начале 2000-х годов. Она тоже работала на кухне, и с ней Палий действовал по той же схеме — сначала приходил будить, а затем перешел к более решительным действиям. 

Она воспринимала Палия как друга и частично даже замену отцу. Домогательства ей не нравились, и она попыталась об этом сказать, но это Палия не остановило. «Если мы оказывались в одной тусовке вечером, он обычно уходил спать рано. Я специально выжидала час-полтора, и только потом шла к себе, но когда приходила, обнаруживала, что все это время он сидел в кустах у моего дома и ждал», — рассказывает Юлия.

По ее словам, долгое время об этой связи не знал никто, включая ее друзей. Рассказать кому-то у нее не возникало даже мысли — было очень стыдно и неприятно.

Все три девушки вспоминают, что были у Палия на особом счету — он подчеркивал, что они не такие как все, и выделял их из остальных. С другими сотрудницами он вел себя иначе. Некоторых начальник котлопункта мог выслать с биостанции или лишить зарплаты.

«У него была очень большая сила. Если ему не нравилось, как ты режешь капусту, он мог тебя отправить в Москву, — говорит Марина. — Это такая манипуляция: ты берешь одну девочку, и делаешь ее золотом и центром вселенной. А вторую девочку гнобишь и показываешь, что будет, если впасть в немилость». Марина вспоминает, что за время работы видела, как некоторых девочек высылали домой, но за что — не знает.

Анна Алексеева работала на кухне несколько лет. Последний раз она была на биостанции в 2011 году, тогда ей было 24 года. Ее Палий тоже начал выделять из остальных — просил сварить ему вкусный кофе, как умеет только она, или раздать продрейс, потому что у нее это так хорошо получается.

Вскоре Палий начал приходить к Анне в комнату, чтобы разбудить ее. «Один раз он меня просто за плечико потряс — мол, вставай — а потом в какой-то момент начал пролезать мне руками под спальник», — рассказывает Анна. Она убрала его руки и попросила никогда больше так не делать. 

«Когда я пришла на кухню, я встретила абсолютно холодного и нейтрального человека», — вспоминает Анна. До конца ее смены оставалась пара дней, и она спросила, как в этот раз будет с оплатой (работники кухни обычно получали деньги на карточку по окончании смены). Палий ответил ей, что оплаты не будет, потому что она приехала по своей воле и была просто волонтером.

«Я спросила, что произошло, и сказала, что мне неприятно, когда меня лапают. Он назвал меня недотрогой — и все. Я собрала вещи и уехала. Раньше он всегда приходил меня провожать на пирс — но в этот раз не пришел», — рассказывает Анна.

По ее словам, ей даже не пришло в голову как-то возмутиться или пойти прояснять эту ситуацию, потому что все договоренности были на словах. «Мне нечем было крыть, и я это понимала», — говорит Анна.

Кроме того, на кухне, как рассказывают выпускники биофака, побывавшие на Белом море, Палий был полноправным хозяином. Он не только обеспечивал всю биостанцию едой, но и решал, кто и что может получить. «Он делил всю биостанцию на угодных и неугодных. Он мог не принимать заказы в продрейсы, если ему кто-то не нравился, а если человек отказывался ходить в столовую, то он мог вообще ему еды не привезти», — говорит Ольга.

Психолог и соучредитель центра «НеТерпи» Татьяна Орлова, ознакомившаяся с историями девушек, называет подобное поведение классическим абьюзом. «В этом случае кроме сексуальных контактов, начальник выстраивает иерархическую модель и разряжается за счет других. За счет почитания [со стороны девушек] он поддерживает свою самооценку и снимает агрессию».

Марина Эрлих добавляет, что в этом случае уместно говорить и о насилии. «Если бы девушкам задали тот вопрос, который звучит в общественном поле — „для чего пришла“ — мы бы получили ответы: провести время, потому что было скучно, попить чаю, поговорить с интересным человеком, пофлиртовать с привлекательным мужчиной. Но нигде не звучит ответ „пришла заниматься сексом“. Важно понимать, что даже если девушка флиртует, это не означает, что она согласна на секс. Один из критериев насилия — то, как человек чувствует себя после. Секс может понравиться или не понравиться, но не будет такого состояния, как описывают эти девушки».

«Он часто делал неугодным мелкие гадости типа „пиндосам на гарнир давать только гречку“ (на биостанцию иногда приезжали иностранные студенты — Дождь) или „а этому никакой добавки“», — рассказывает Марина. По ее словам, на кухне «было много стеба», и эту атмосферу создавал Палий. Она описывает его как любителя пошутить — но как теперь ей кажется, это были довольно злые шутки. 

Анна тоже вспоминает, что шутки Палия были довольно унизительными. «На биостанции тогда были какие-то мусульмане, которым нужно было есть халяльную еду. И он один раз купил халяльное мясо, показал им упаковку, а потом нам говорил, чтобы мы ее не выкидывали, а готовили обычное мясо, потому что оно дешевле», — рассказывает Анна. 

Начальник смены Аксиния Гайдукова, которая более десяти лет работала на кухне и продолжает работать там и сейчас, говорит, что взаимодействовать с Палием всегда было очень приятно и комфортно. По ее словам, на кухне можно было шутить и общаться на любые темы. «​​Да, были девушки, которым он оказывал знаки внимания. Кажется, когда-то даже я была такой девушкой. Конкретного воспоминания у меня не осталось, так как после выставления границы с моей стороны тема была закрыта раз и навсегда», — говорит Аксиния.

Ответ Палия

На запрос Дождя о комментарии Палий прислал ответ в письменном виде и попросил опубликовать его целиком. Дождь приводит этот текст:

— Тринадцать лет назад случилось то, что случилось — у меня были близкие отношения с молодыми женщинами — я признаю это. Это их и моя личная жизнь, их и мой выбор в тот момент и в той ситуации, их и мои действия. Мне непонятно, почему авторы публикаций через много лет именно так трактуют сложившиеся тогда романтические отношения, и по какой причине подобное появилось в интернете — это нужно выяснять.

Однако я никогда ни к одной женщине не применял физического насилия: все авторы постов либо отвечали взаимностью на мое внимание к ним, либо сами привлекали к себе мое внимание. И в момент близости с Ольгой Жерновковой все случилось по взаимному согласию — это следует из ее же письма: взрослая замужняя женщина пришла ночью к взрослому женатому мужчине с конкретной целью и цели этой достигла.

Я никогда ни одну женщину не поил алкоголем, чтобы склонить ее к сексуальному контакту, и уж точно у меня никогда не было близости с «бездыханным» от алкоголя телом. 

Я никогда не использовал положение начальника котлопункта для тех же целей. Я знаю, что бываю резким и жестким. На мне лежит ответственность за безопасность и здоровье тех, кто работает на кухне и тех, кто питается в столовой: на кухне — кипяток, горячее масло, очень острые ножи, электрическая мясорубка, 40-литровые баки с только что сваренным супом — это очень опасное место. А сотрудники — молодые неопытные (иногда попадаются и откровенно легкомысленные) ребята. Да, я могу жестко и, возможно, грубо отреагировать на происходящее на кухне, могу отстранить от работы на кухне, но — только по причине нарушения технологического и организационного процесса, правил техники безопасности, если недисциплинированность одного угрожает другим — а не с целью психологического давления и манипуляций. 

Я сожалею о том, что эта ситуация затронула не только меня, но и биостанцию, биологический факультет и университет. Я уверен, что разбираться в ней и решать ее нужно только в правовом поле с помощью профессионалов, подходя к этому максимально ответственно: аккуратно выбирая слова и объективно оперируя фактами. Это важно не только обеим вовлеченным в эту историю сторонам, но и всем остальным, кто вовлечен косвенно, кто следит за ней, комментирует и распространяет — иначе мы можем выпустить из бутылки джинна, который может в один присест сожрать судьбу любого человека, ЛЮБОГО.

Этический кодекс МГУ

Летом 2021 года, после того, как истории домогательств стали публичными, некоторые выпускники биофака переслали их директору биостанции Александру Цетлину. Вскоре стало известно, что администрация биофака собрала комиссию и начала служебное расследование. 

По словам Цетлина, служебное расследование пока не закончено — на него отводится около месяца — но он согласился поговорить с Дождем и рассказать о промежуточных результатах.

«В МГУ есть этический кодекс. Но те отношения [о которых идет речь] — вернее, эта сфера отношений — очень общо в нем описана», — говорит Цетлин. По его мнению, корректировка кодекса должна стать одним из результатов работы комиссии. «Я думаю, мы должны добавить в правила техники безопасности на полевых практиках все, что касается абьюзивных отношений — это же не только вопросы сексуальных домогательств, но и других тоже», — добавляет он.

Этический кодекс МГУ, который Цетлин держит в руках во время разговора, был разработан и принят в 2009 году. Это шестистраничный документ, в котором действительно прописаны достаточно общие правила — не распивать спиртные напитки, не употреблять наркотики, не допускать дискриминации, уважительно относиться к коллегам и студентам, а также не запугивать, не преследовать и не вторгаться в частную жизнь. Вопросы сексуальных отношений в кодексе не затронуты.

«Нормы безусловно меняются, — говорит Татьяна Орлова. — Мы же буквально за последние лет пять поняли, что так нельзя, а до этого харассмент не признавался в обществе. Возможно, что и девушки стали осознавать ситуацию иначе и начали замечать, что что-то в ней не так».

Марина Эрлих и Наталья Тимофеева из центра «Сестры» подчеркивают, что меняются не столько нормы, сколько общественные представления о том, что осуждаемо. «На мой взгляд, нормы не меняются, — говорит Марина Эрлих. — Как женщинам не нравилось, когда их без разрешения трогают, обнимают, комментируют фигуру, так не нравится и сейчас. Раньше многое было „по умолчанию“. Сейчас стали об этом больше говорить».

Через несколько дней после публикации историй девушек в соцсетях комиссия отстранила Палия от работы и вскоре он покинул биостанцию. 

«Это было непросто, — рассказывает Цетлин. — Начальник котлопункта ведет финансовую документацию, на его плечах снабжение, все отношения с поставщиками продуктов, а сейчас на станции около 200 человек, и мы не можем этот процесс остановить ни на минуту. Но в течение недели нам удалось передать эти функции и Палий уехал. Наверное, в должности заведующего котлопунктом он сюда уже не вернется», — констатирует Цетлин.

В разговоре с Дождем Цетлин отдельно отмечает, что сожалеет о произошедших событиях, сочувствует женщинам, пожаловавшимся на насилие — в какой бы форме оно ни было — и подчеркивает, что это мнение разделяет и комиссия, и коллектив биостанции.

Харассмент в вузах

В последние несколько лет в СМИ появлялось несколько историй о харассменте в вузах. Осенью 2020 года издание «Холод» опубликовало историю петербургского профессора филологии Александра Кобринского, которого обвинили в домогательствах несколько его студенток. Администрация вуза в ответ на материал заявила, что Кобринский не работает в университете с 2019 года. Сам Кобринский подал в суд на корреспондентку «Холода» и продолжает ездить со студентками на летние школы. 

За несколько месяцев до этого студенческий журнал Doxa опубликовал материал о домогательствах на филологическом факультете МГУ. После этого профессор Сергей Князев, которого несколько студенток обвинили в харассменте, уволился. Он написал, что всегда воспринимал отношения со студентами как добровольные, но «в свете всего этого» считает свое будущее пребывание в МГУ в нынешней роли невозможным. 

В материале Doxa все имена студенток были изменены. Но через неделю после публикации одна из девушек узнала себя и опровергла приведенную в тексте историю. Она отказалась считать себя жертвой харассмента и заявила, что история передана с чужих слов, а никто из журналистов с ней не связывался.  

Тогда же студентка исторического факультета МГУ Дарья Варакина заявила о харассменте со стороны профессора факультета Дмитрия Функа. В ответ профессор пригрозил подать иск в суд. В МГУ заявили, что официальная позиция вуза будет зависеть от решения суда.

Реакция руководства биофака на скандал с Палием отличается от обычной практики. Цетлин в разговоре с корреспондентом Дождя признает, что университет в целом и коллектив биостанции в частности оказались не готовы к таким событиям. «Мы тут вспоминали все вместе, были ли у нас какие-то вопросы, связанные с каким-то насилием на станции. Ну, да, было насилие со стороны технических сотрудников, которые живут в окрестных деревнях и работают на станции — я помню, мы разбирались с молодым человеком, который колотил жену. А что студенты или научные сотрудники были вовлечены в какую-то форму насильственных отношений — в голову никому не приходило», — горько замечает он. 

Цетлин отдельно подчеркивает, что Палий действительно очень много сделал для биостанции. «Он заведовал котлопунктом в течение последних 20 лет, и с 2005 года, когда мы работаем вместе, мы старались сделать еду на биостанции все более вкусной и достаточной для студентов. В традициях биостанции всегда была скромная и непритязательная еда, и мы последовательно шли к тому, чтобы можно было кормить студентов и сотрудников вкусно и обильно», — рассказывает Цетлин.

Марина Юрьева говорит, что после того, как она опубликовала свою историю, ей начали писать в комментариях, что это был не абьюз и что ей заплатили за этот пост. 

«Мне в страшном сне не могло присниться, что я вообще напишу публичный пост об этом в фейсбуке, и все газеты будут его пересказывать, — говорит Марина. — А теперь мне пишут, что это кампания, чтобы разрушить биостанцию. И это самое обидное — потому что я написала пост как раз чтобы такого больше не было, и чтобы никому и никогда больше не было больно и некомфортно на биостанции, которую я до сих пор очень сильно люблю».

Фото на превью: Александр Семенов / wsbs-msu.ru