«Ему не нужно было корчить из себя супермена — он таким родился»: как день убийства Бориса Немцова становится частью истории

Правозащитное начало

— Гнида ты последняя! — на выходе из станции метро «Чеховская» пожилая женщина изо всех сил кричала на молодого человека. Перед началом марша памяти Бориса Немцова парень раздавал агитационную газету кандидата в президенты Ксении Собчак. Он размахивал бумагами, и стопка в его руках раскрывалась — на разлетавшихся листах отчетливо был виден главный лозунг кампании, набранный всеми цветами, — «Против всех».

— Вас сейчас оштрафуют за такие выражения, — спокойно отвечал парень на оскорбления, которые женщина продолжала кричать ему вслед.

— Давайте!

Если бы человек, который шел мимо места сбора на Страстном бульваре, решил пройти через рамки металлоискателей, наверняка сначала он бы не понял, чему посвящено собрание. Десятки людей вокруг держали множество плакатов, транспарантов и флагов, выкрикивая при этом самые разные лозунги. Фотографии Бориса Немцова — во всяком случае, до начала шествия — не доминировали, а были в одном ряду с другими символами.

Вот стоит мужчина с плакатом «Свободу Оюбу Титиеву» (глава чеченского «Мемориала», которого в начале января арестовали по делу о хранении наркотиков. — прим.). Рядом — другой: в руках у него белый лист с неброской надписью «Ищем адвоката».

— А для кого вы ищите адвоката?

— Для Юрия Михайловича Устинова. Это негромкое дело. Он сидит по педофильской статье. Ему 72 года. Педагог, бард. Ищем возможность освободить его по состоянию здоровья или хотя бы по УДО.

К нам подходит правозащитница. Она начинает узнавать подробности дела и советовать мужчине, что можно предпринять — например, обратиться в организацию «Русь сидящая».

Заметнее и слышнее всех в точке сбора — молодой высокий парень в длинном черном плаще, укрытый капюшоном. Он размахивает небольшой картонной коробкой, такой же черной, и скандирует: «Помощь политзаключенным! Помощь политзаключенным! Сделайте, пожалуйста, посильное пожертвование! Мобилизуем средства для помощи политзаключенным! Кидайте ваши средства в коробочку, кому сколько не жалко. Помощь политзаключенным!».

Это Владимир Акименков — бывший активист «Левого фронта», которого в июне 2012 года арестовали по «Болотному делу». Ему вменяли участие в массовых беспорядках, он не признавал вину. В декабре 2013 года Акименкова отпустили из СИЗО по амнистии в связи с 20-летием Конституции.

— И до того, как меня посадили по «Болотному делу», и, тем более, после я организовываю помощь и иную поддержку для разных политрепрессированных: в диапазоне от узников 6 мая — товарищи по несчастью, к счастью, уже освободились — до «приморских партизан», у которых продолжаются пересуды и которым светит пожизненное заключение. Обычно я веду по 30-40 человек одновременно, уже ищу десятый миллион. Всего мне удалось помочь восьмидесяти с лишним политзэкам.

— Сколько в среднем нужно денег для одного заключенного?

— Если человек не является кормильцем, то всякие траты семьи на него — это несколько сотен тысяч рублей в год. Если это особенно тяжелый случай — например, человек является отцом или матерью — это еще больше. Я, конечно же, не могу покрыть все потребности людей, в чьей судьбе участвую. Но стараюсь делать хотя бы что-то. За 2017-й год собрал три миллиона рублей. Но, к сожалению, нужно еще собирать и собирать.

Кто-то бросает деньги ему в коробку.

— Спасибо, уважаемый. Помощь политзаключенным! Помощь политзаключенным! — Акименков кричит с надрывом, протягивая гласные и подчеркивая согласные. Он похож на поэта на площади в окружении оживленной толпы.

Признаки жизни в истории

— День убийства Бориса Немцова — это очевидно историческая дата, — говорит в телефонном интервью Дождю кандидат исторических наук, член Вольного исторического общества Никита Соколов. — С Немцовым связывалась надежда другого политического развития, и с его смертью эта возможность в значительной степени стала утрачена. Для той России, которая хотела быть свободной, это большая потеря, практически невосполнимая. Он должен был бы быть реальным претендентом, реальным конкурентом Путину на выборах 18 марта — и имел все шансы.

— По каким признакам можно определить, что событие переходит в разряд исторического?

— Исключительно по своим последствиям событие становится историческим. А последствия эти делают люди, которые считают это событие важным для каких-то перемен в своих действиях и мыслях. Если событие сильно повлияло на образ мысли и действий сильного числа людей, то это событие становится историческим, потому что меняется ход исторических процессов. Сейчас по-прежнему официоз считает это событие неважным, а оппозиция — чрезвычайно важным. Никакого единства на этот счет нет.

«Единственный день, который объединяет всю оппозицию»: как прошли акции памяти Бориса Немцова по всей России

Немцов был самым ярким из лидеров антипутинской позиции, и ничего похожего на общеприемлемого лидера, которым не является Навальный, пока не появилось. Поскольку Немцов был, безусловно, не только лидер оппозиции, но и когда-то имел опыт работы с администрацией президента, был губернатором [Нижегородской области], министром [топлива и энергетики], он не был совершенно чужд нынешней официозной номенклатуре. Такого персонажа сейчас больше нет в России.

С этой оценкой согласятся большинство участников шествия, с которыми я поговорила. Именно к уникальности Немцова не только как политика, но и как человека будут сводится многие характеристики, которые дали ему вышедшие на марш памяти.

«Марш памяти выдающегося человека»

Колонна двинулась, и среди прочих лозунгов послышались посвященные Немцову: «Герои не умирают», «Не забудем, не простим», «Кто заказчик?».

— Это историческая дата для людей, которые поддерживают Немцова и демократическое движение. Для остальной страны это вряд ли будет историческим событием, — рассуждает Владимир, один из участников шествия. — Сюда пришли люди, которые считают Немцова выдающимся деятелем, который сделал для страны гораздо больше, чем все те, которые находятся сейчас у власти. Надо почтить его память. Это просто марш памяти выдающегося человека, очень порядочного человека, очень умного человека. 

На несколько десятков секунд он перестает говорить, а потом добавляет: «Все понимают, откуда это идет. Все понимают, все знают — ничего не происходит».

— А все к этому и шло, — продолжает еще один участник шествия, тоже Владимир. — Когда бесконтрольно раздают оружие, вооружают людей с активной социальной позицией… Сейчас мы с вами находимся на такой прогулке для пожилых. Молодым, мне кажется, в нашей стране ничего не нужно. 

Я подхожу к трем молодым парням, чтобы они, пусть и заочно, но ответили на это — что, действительно не нужно?

— Мы участвовали во всех прошлых маршах [памяти Бориса Немцова], — говорит Никита. — Это все, что у нас осталось, мне кажется: выборы у нас забрали. Выразить свою волю на митинге — это все, что у нас осталось. На выборах выбора нет — ну, реальных вариантов. Единственный способ создать какое-то гражданское общество — это как-то объединиться.

— Ужас, страх — то, что было испытано [когда узнали об убийстве Немцова], — продолжает Илья, — столько уже об этом сказано. Всегда казалось, что мы все-таки более-менее цивилизованное государство, а после этого… Я лично не сомневался: это нонсенс, сейчас будет разбирательство и всех виновных накажут. Но больший ужас наступил тогда, когда оказалась одна видеозапись с ТВЦ [камеры наблюдения, которая записала момент убийства] — и больше ничего. У самого охраняемого объекта в стране.

Политика без Немцова

— Политические лозунги в любом случае нужны, потому что это то дело, за которое Борис Немцов боролся — за преобразование России, — говорит Андрей, молодой человек с табличкой памяти политика в руках.

Кажется, что 70% лозунгов, которые звучат на марше, никак не относятся к самому Немцову. 

— Это объединительный митинг, который собирает разные силы, — говорит участник шествия Геннадий. — Я думаю, это очень хорошо, наверное, полезно. Особенно на фоне того, что скоро будут псевдовыборы, и этот митинг позволяет нам увидеть друг друга. Понять, что мы не все хотим того, что сейчас есть.

— Как вам кажется, как за последнее время изменилось отношение к Борису Ефимовичу?

— Мне кажется, мы стали лучше понимать Бориса, потому что некоторые недостатки, которые были у живого человека, стали сейчас простительнее. И мы, в общем-то, поняли, что он был великим человеком, боролся за нас.

— А какие недостатки вы имеете в виду?

— Он был лидер, а это немножко раздражает, — смеется Геннадий. — Он всегда был со своим мнением, он не боялся многого — это все нас немножко пугает.

Его мысль продолжает Вячеслав: 

— Народ не то чтобы запуган — все дело в том, что долго не разрешали митинги, а те, которые были неразрешенными, жестоко подавлялись. А Немцов — исключительной честности и мужественности человек, любящий Россию и ненавидящий войну, много сделавший против войны.

— Немцов — одна из положительных фигур нашей политической жизни — в том смысле, в котором можно сказать, что у нас есть политическая жизнь, — говорит молодой человек Александр. Рядом с ним проносят российские флаги. — Он был в какой-то степени включен в нее и делал, на мой взгляд, то, что мог делать. Делал это со всей открытостью, к который был способен. То, что сегодня пришло меньше людей — это проблема. Такие вещи не должны придавать забвению так быстро. Была совершена какая-то несправедливость, что-то из ряда вон выходящее, и надо просто напоминать об этом каждый раз. В любом — необязательно этом марше — а вообще в своей деятельности, где бы это ни было.

По данным московского управления МВД, на марш пришли около 4,5 тысячи человек. Движение «Белый счетчик», которое занимается независимым подсчетом участников массовых собраний, насчитало 7,6 тысячи человек.

«На него сначала кидается туча корреспондентов, а потом кидается туча ментов»

— Знаете, некоторые мне сегодня сказали: я в прошлом году был — пожалуй, в этом уже не пойду. Я не могу этого понять — говорит Наталья Александровна, пожилая женщина.

— Мы стареем — сил меньше, — подходит к нам другая. — У меня есть друзья, которые всегда ходили, но уже просто плохо ходят.

— Боятся, что им ноги откажут, — добавляет Наталья Александровна.

— Мороз…

Женщина, которая подошла к нам, — волонтер народного мемориала «Немцов мост», который находится на месте убийства политика на Большом Москворецком мосту и состоит из цветов, фотографий и других памятных знаков. Городские власти регулярно расчищают мост от этих предметов, однако люди приносят их туда снова. Татьяна Сергеевна дежурит на мосту в разные смены в течение всех трех лет, которые прошли с момента убийства Немцова.

— Расскажите, пожалуйста, как за это время изменилось отношение к волонтерам на мосту?

— Больше людей стали приходить и сочуственно к нам обращаться. Первое время на каждого более-менее сочувствующего и благодарящего приходилось трое-четверо…

— Озлобленных и противных, — продолжает Наталья Александровна.

— …говорящих «И че вы тут торчите? Да он вор такой-сякой».

— А ты помнишь вот это: «Сколько вам платят?», — обращается Наталья Александровна к Татьяне Сергеевне.

— Да. «За чей счет вы тут стоите? Еще и цветы лежат». Вообще многие просто были настроены враждебно. А сейчас этой враждебности я не замечаю. Чаще бывает так: или люди проходят относительно равнодушно, или подходят и благодарят: «Мы так за вас переживаем, так холодно».

— А расскажи историю, которая вчера была, Тань! Вы знаете, она меня потрясла просто, — улыбается Наталья Александровна.

Татьяна Сергеевна рассказывает, как молодая женщина принесла ей на мост сумку, в которой была банка с горячим борщом — без мяса, на случай, если волонтер соблюдает пост.

— Я была так тронута! На мосту не решилась раскрыть, но потом пришла и так этим борщом погрелась.

— Кем для вас был Борис Немцов?

— Он вызывал огромную доверию и симпатию.

— И у него была такая харизма! Вот допустим, стоим мы в пикете возле суда над Ходорковским. Ну стоим себе и стоим. И вдруг появляется Немцов — он такой видный, такой яркий, такой заметный. На него сначала кидается туча корреспондентов, а потом кидается туча ментов. И его начинают винтить. Мы глазам своим не верим! Мы стоим с плакатами «Свободу Ходорковскому», а он вызвал на себя такую яркую реакцию.

— Знаете, какая штука. Он мне всегда был просто очень симпатичен. Мы сидели, простите, выпивали вечером. Слушали «Эхо Москвы» и восхищались тем, как он говорил. И когда через несколько часов мы узнали, что он убит — это было до такой степени очевидное потрясение, как будто это произошло на моих глазах. Вот только что я раскрепощенно, влюбленно, если хотите, восхищенно его слушала…

— Это эфир с Лариной был, по-моему? — оборачивается проходящий мимо мужчина.

— Да, да, Ксения Ларина вела. И вдруг через несколько часов — это такой удар, поверить невозможно. Это был просто буквально эффект присутствия. Я вот этого забыть не могу — со мной такого никогда не было.

— Он был очевидным лидером. Ему не нужно было корчить из себя какого-то супермена — он таким родился. Ему не надо было ничего делать того, на что у политиков уходят огромные силы. Ему не надо было ни со стерхами летать, ни за амфорами нырять. Он только выходил, и всем было видно, что он лидер.

Немцов в коллективной и культурной памяти

— Создается впечатление, что этот человек не уходит, — говорит в телефонном интервью Дождю писатель Людмила Улицкая, — что тень его как-то укрепляется. Я думаю, что еще несколько лет это будет продолжаться — по крайней мере, до тех пор, пока официально не будет признано, что убит был один из ярчайших и талантливых людей. И по крайней мере должно быть сделано все, чтобы найти заказчиков его смерти. Что же касается Москворецкого моста, то в любом случае он уже является мостом Немцова — иначе его уже просто, по-моему, никто не называет.

Главный редактор журнала «Новое литературное обозрение», литературовед Ирина Прохорова тоже отмечает закрепление образа Немцова в коллективной памяти.

— Мне кажется, постепенно память о Борисе Немцове, если можно так выразиться, институционализируется. То есть ежегодные шествия его памяти становятся каким-то важным маркером социальной жизни. Я очень рада, что, наконец, все-таки разрешили повесить табличку там, где жил Борис Немцов. И, на самом деле, несмотря на все попытки властей убирать стихийный мемориал на мосту, он продолжает существовать. Мы видим, что в культурной памяти, в коллективной памяти фигура Бориса Немцова становится таким важным символическим моментом. Мне бы очень хотелось, чтобы эта складывающаяся традиция продолжалась, развивалась, и Борис Немцов в глазах все большего и большего количества людей становился символом свободы. 

«У нас такая страна — любят только мертвых»: Яшин и Кричевская о марше Немцова и запуске сайта nemtsovdoc.ru

На вопрос о том, можно ли уже сейчас говорить о дне убийства Немцова как об исторической дате, Прохорова отметила, что ей лично говорить об этом трудно, поскольку она была лично с ним знакома.

— Для меня это все равно личная драма. Я думаю, что все-таки для очень большого количества людей, которые знали его лично, до сих пор это сильно эмоционально окрашено. (…) Мне кажется, все равно это современность. Просто убийство Бориса Немцова было таким роковым событием, предопределившим вообще дальнейшую политическую жизнь. Это стало таким печальным символом нашей политической жизни. Мы видим, какое количество людей за свои политические убеждения попадают в тюрьмы, и в общем, на самом деле, лично я не вижу, что это как-то становится политической рутиной и общим местом. Все-таки в центре, в ядре людей, которые агитируют за выходы на митинги его памяти, — люди, которые знали его лично и для которых он не просто «какая-то память», а все-таки яркий человек.

Социолог «Левада-центра» Денис Волков в разговоре с Дождем отметил, что третья годовщина убийства Бориса Немцова мало чем отличается от предыдущих для общественного восприятия.

— Трансформации общественного восприятия ожидать неоткуда, потому что для того, чтобы была трансформация, нужно принять какие-то действия — видимые для какого-то значительного числа населения. 

Он привел данные исследования аналитического центра, согласно которым около 15-20% симпатизируют Борису Немцову и не относятся к годовщине его убийства безразлично. При этом 50% ответили, что он не вызывает «никаких особых чувств».

— Эти цифры практически не меняются. Чтобы они менялись, нужна кампания какая-то. Общественное мнение не меняется само по себе, нужно предпринять какие-то усилия.

— Какие, например?

— Какая-то консолидированная кампания демократических сил. Вроде бы на митинг уже ходят все вместе — в демократическом движении нет разных мнений о том, что ходить надо. Но в момент подготовки шествия об этом говорят, а потом тема как-то уходит. Иногда вспоминают, но сказать, что была какая-то кампания консолидированная масштабная (кампания) о том, что нужно увековечить память Немцова… Ее, честно говоря, нет. Да, есть те, кто хранят народный мемориал на мосту, но такое впечатление, что кроме них это мало кому нужно. Есть несколько процентов, конечно, которые поддерживают, которые приносят цветы, перечисляют деньги… Но я, честно говоря, не вижу чтобы эту инициативу подхватывали значимые политики. Они могут говорить, что это нужно, но чтобы это стало пунктом их общественной повестки — я, честно говоря, не вижу.

В целом социолог оценивает разделение в обществе по вопросу отношения к Немцову как практически равное: тех, кто продолжает поддерживать его и его идеи, и тех, кому не нравится все происходящее вокруг него, примерно поровну, утверждает он.

— Баланс безразличного, негативного и позитивного можно было бы переломить, особенно в Москве. (…) Если принимать какие-то усилия консолидированные. 

— Сколько времени должно пройти, чтобы эта дата стала историческим событием?

— Здесь трудно сказать однозначно. Важно, кто будет хранить память об этом событии, останутся ли эти организации. Условно говоря, если группа сторонников сможет на протяжении многих лет это делать, — это одно, а если их хватит только на первые пять-шесть лет, то потом, я думаю, память уйдет. Хотя историки будут помнить — все-таки был убит один из ведущих оппозиционных политиков. 

По мнению Волкова, для того, чтобы память о Немцове была сохранена и через много лет, работа специально созданных для этого организаций должна быть более активной и эффективной.

— Может быть, пока идет процесс становления. Плюс, конечно, негативная среда — власти, конечно, против, если посмотреть, как они относятся к цветам на мосту — все убирается. В таких условиях сложнее работать. Но если отчасти контекст изменится, если организации сохранятся, шанс есть.

Разговоры на Немцовом мосту

На холме стоит старик. Он кричит: «Россия! Не будь проститутиной». Его перебивают лозунгом громче: «Наше отечество — все человечество».

Шествие движется уже по проспекту Академика Сахарова и приближается к Садовому кольцу. Полицейские просят участников идти организованно.

— Когда в стране будет порядок, тогда и пойдем организованно, — отвечают им из толпы.

Люди расходятся, некоторые идут к Большому Москворецкому мосту.

Через полчаса там людей намного меньше, чем было на бульварах. Кажется, что журналистов с микрофонами, камерами, фотоаппаратами и диктофонами больше, чем тех, кто просто пришел посетить народный мемориал. Между ними проходит высокий полицейский и обращается в мегафон: «Граждане! Не мешайте проходу на мосту. Граждане!».

В стороне от мемориала стоит пожилая печальная женщина.

— Безнадежность, полная безнадежность, — разводит руками она. — При моей жизни уже ничего не будет, во всяком случае.

— А в чем проявляется эта безнадежность?

— Во всем. В массе людей в основном. Знаете, я считаю, что эту смерть можно сравнить со смертью Пушкина по значимости. Мы не до конца даже оценили этого человека еще. Когда он был, была надежда, что что-то еще может поменяться. Сейчас надежды нет никакой. Наверное, лет через двадцать памятник ему поставят, Немцов мост узаконят, но я этого уже не увижу. Дай бог, чтобы вы увидели. Только видите, как [Дмитрий] Быков говорит: после серых приходят черные. 

***

Уже в метро я встретила Владимира Акименкова — того самого активиста-болотника, который эмоционально кричал «Помощь политзаключенным!» перед началом шествия и изо всех сил пытался собрать деньги для тех, кому они особенно нужны. Он проходил по переходу со своей черной картонной коробкой в руках и смотрел вперед, довольный. Следом за ним шел полицейский, улыбаясь.