«Задушить нас не получилось». Любовь Соболь о закрытии ФБК, «умном голосовании» в 2021 и женщинах в политике

А расскажите, в какой вы сейчас точке? Вы еще ничего не перерегистрировали.

Цель ― задушить. Задушить нас у них не получилось, очевидно, потому что недавно Алексей Навальный выпускал видео, что у нас только в несколько раз, в два-три раза выросло количество рекуррентов, то есть постоянных доноров, которые поддерживали нас финансово.

Это всегда такой эмоциональный, конечно, порыв, когда кого-то душат, автоматически люди, которые относятся к вам с симпатией, начинают платить больше, перечислять больше денег.

Да, на самом деле, после каждого обыска, я могу сказать: «Привет Кириенко, Путину, Пригожину и всем остальным!», после каждого обыска у нас, конечно, есть всплеск поддержки со стороны людей. Нам, конечно, тяжело это дается, да, каждый обыск у нас выносят технику и так далее, я на самом деле завидую видеопродакшену Дождя и другим видеопродакшенам, потому что я смотрю, у вас установлена камера, подошел, включил, все нормально работает. А мы живем каждый день в таких полевых условиях, когда нам камеру приходится утаскивать домой, а на следующий день…

Ой, Люба, не завидуйте Дождю. Я вам расскажу, как Дождь вещал из ванной в съемной квартире. Завидовать Дождю ― неблагодарное дело.

Да-да, я так просто говорю, условно говоря, не знаю, видеопродакшену блогеров, не знаю, Насти Ивлеевой какой-нибудь. У нее нет таких условий. Мы же живем каждый день в условиях такой, не знаю, полевой партизанской работы, когда мы понимаем, что буквально сейчас могут прийти с обыском, все изъять и так далее. У нас новые сотрудники должны проходить инструктаж по информационной безопасности, потому что обязательно попытаются взломать их социальные сети, вывалить какие-то, не знаю, их фотографии в купальнике, еще что-то. Инструктаж, как вести себя во время обыска, и прочее. То есть понятно, что это очень тяжело.

Я к этому привыкла, потому что я давно в этом, но если так вот трезвым взглядом посмотреть, то на самом деле это полнейший беспредел ― то, что делают наши власти. И когда журналисты из-за рубежа приезжают, я помню, приезжали не так давно и смотрели на нашу выломанную дверь после очередного обыска, они просто на нас смотрят, как на туземцев. Им очень трудно в Европе представить, что есть люди, которые просто пошли на выборы, собрали подписи, а у них выламывают двери, куда-то винтят, закручивают, держат в автозаках и так далее. Для них это просто как совсем другой мир, как мы, наверно, смотрим на Африку какую-нибудь.

И мне очень больно за то, что это происходит в нашей стране. И, конечно, мотивирует больше работать.

Я вот хотела к деньгам вернуться. Вы говорите о том, что сейчас такая хорошая волна, вам стали даже больше помогать эмоционально. Вообще фандрайзинг, что вы потеряли, что вы приобрели? Насколько я понимаю, вы даже теперь собираете деньги на разные подразделения? То есть, например, телевидение стало собирать на себя само.

А мы, на самом деле, всегда достаточно… У нас, условно говоря, есть фандрайзинг штабов Навального, то есть есть федеральный штаб Навального, есть региональные штабы, достаточно много, несколько десятков региональных штабов, которые в ежедневном режиме работают у себя в регионах. Сейчас многие координаторы в регионах пошли на выборы, сейчас кому-то уже зарубили подписи, кто-то прошел по подписному барьеру.

Я призываю, конечно, всех людей следить, потому что в этом сентябре будут очень важные выборы на уровне регионов. Условно говоря, у нас есть возможность получить там, не знаю, десятки, если не сотни, местных Фургалов, которые будут работать, действительно, на людей, за которых люди захотят потом биться и помогать им тоже отстаивать свои права.

Потом у нас есть «Навальный Live», который отдельно собирает деньги. Мы включили спонсорство на YouTube, нам много очень людей помогает, более семи тысяч человек тоже являются нашими рекуррентами, постоянными донорами, которые ежемесячно нам разные суммы денег, там у нас есть разные градации, можно такой-то суммой помочь, можно такой-то, они помогают нам финансово, не знаю, закупать технику, отправлять нашего корреспондента в Хабаровск, чтобы освещать протесты, и так далее, и так далее.

То есть у нас раздельно. Фонд борьбы с коррупцией ― это именно борьба с коррупцией, это делать расследования и прочее. Это самостоятельный фандрайзинг. То есть у нас, конечно, все раздельно.

Да-да. Я просто хотела спросить, скажите, среди ваших доноров вообще остаются люди с именами, известные люди, которые готовы поставить свое имя под эту историю, учитывая, что это имя откроется, что у них могут быть проблемы со спецслужбами и прочим, что в их бизнес могут прийти? Помните, много-много лет назад были даже публичные списки представителей банков или кого-то еще, кто просто от чистого сердца хотел помочь ФБК. Сейчас ситуация более напряженная или нет?

На самом деле, если честно…

Я не прошу вас называть имена, я прошу вас описать ситуацию.

На самом-то деле, я-то их, наверно, и не знаю. То есть если они сами себя публично объявили, потому что непосредственно я фандрайзингом, условно, Фонда борьбы с коррупцией не занимаюсь. Я понимаю какую-то определенную цифру, сколько у нас чего есть, но у нас огромная структура, непосредственно фандрайзинг ― это не моя обязанность, не моя зона ответственности и прочее.

А что касается публичных людей, то, действительно, когда было возбуждено уголовное дело об отмывании якобы этого миллиарда рублей, полностью фальсифицированное обвинение и так далее, много людей писало: «Я спонсирую ФБК», выкладывали скриншоты в социальные сети. Возможно, вам имена этих людей ничего не скажут, но на самом деле для Фонда борьбы с коррупцией, для нашей большой структуры это очень важно, что как раз очень много людей какими микро-, небольшими пожертвованиями, двести, триста рублей, нам часто пишут, не в ежедневном формате, но очень часто пишут какие-нибудь бабушки из какого-нибудь региона: «Знаете, у меня осталось до пенсии 32 рубля, я вам перечисляю, потому что я считаю, что вы делаете правильное дело». И таких людей очень много.

Да-да, основа благотворительности ― микропожертвования.

Основная поддержка небольшая как раз, то, что кто-то пришел и заплатил, а как раз… Эти микропожертвования. Это только кажется, что Фонд борьбы с коррупцией живет на какие-то деньги Госдепа, как пропагандисты рассказывают. На самом деле, никакой поддержки ни от Госдепа, ни от каких-то крупных бизнесов, олигархов, Фонд борьбы с коррупцией живет на вот такие многочисленные небольшие платежи от людей, которые действительно верят в построение прекрасной России будущего.

То есть я правильно понимаю, что речь не идет совсем о крупных бизнесменах или как минимум бывших крупных бизнесменах, которые куда-то уехали или могут вам помочь?

Нет, естественно, кто-то поддерживает и крупными платежами, не все, естественно, платежи по 200 рублей. Я помню, Евгений Чичваркин публично писал: «Я перечисляю миллион рублей», что-то такое, я уже не помню, это было достаточно давно. Действительно, люди совершенно разные. Я говорю, что основная, конечно, наша финансовая опора ― это как раз многочисленные небольшие платежи просто с разных уголков нашей большой родины и от разных категорий граждан, да.

Не обязательно, что нас поддерживает именно средний класс. Я очень много получаю сообщений именно от людей даже старшего возраста, у которых очень маленькие пенсии, но которые как-то со своей пенсии умудряются экономить и нам копеечку засылать. Безумно трогает, на самом деле это очень большая ответственность, потому что я понимаю, что если люди так стараются нас поддержать…

То вы должны стараться в ответ, да.

Не ударить в грязь лицом, да.

Давайте как раз перейдем к тому, как вы собираетесь стараться, если можно выразиться так. Вы объявили, что идете на выборы в Государственную Думу. Кажется, вы говорили, что вы заключаете некий договор с партией «Яблоко», я верно понимаю? Или с тех пор что-то изменилось?

Нет, к сожалению, с тех пор ничего не изменилось, потому что я действительно выдвинулась, объявила о своем выдвижении от Центрального административного округа города Москвы по одномандатному округу, который там будет, на выборы в Государственную Думу, которые должны пройти в следующем сентябре, если ничего в Кремле не поменяется и они не переназначат их на какую-то более раннюю дату, потому что все возможно. Мы живем в непредсказуемой стране.

Они даже как-то хотели так поступить.

Я инициировала переговоры с разными, скажем так, политическими силами, естественно, мне интересно выдвижение от партии «Яблоко», потому что у них есть лицензия, на их базе можно выдвигаться без сбора подписей, по которым, скорее всего, Кремль захочет снять таких неугодных популярных кандидатов, как я.

Поэтому, к сожалению, сейчас я не могу разгласить какие-то детали переговоров, можно сказать, что они, наверно…

В финальной стадии.

Я их инициировала, да, и пока какого-то такого положительного прекрасного итога, которым я могу поделиться с вами, Юля, у меня нет.

Вы знаете, я помню просто такие трудные и разные отношения, которые связывали руководителя ФБК Алексея Навального с партией «Яблоко», он как-то довольно долго и во многих ситуациях справедливо был недоволен этой партией. Но, как я понимаю, прагматически вы решили забыть о прошлых отношениях ФБК и «Яблока».

Что касается меня, да, я не буду говорить за Навального и за Явлинского, что касается меня, то я считаю, что у всех нас, у всех разных политических сил, которые, скажем так, входят в демократический фланг, есть много точек пересечения, много общих интересов, очень много того, чем мы можем обогатить друг друга, скажем так. Я считаю себя популярным кандидатом, который действительно имеет большую поддержку в Центральном административном округе.

Я, наверно, так бы не говорила, если бы не было прошлого года и прошлого лета, когда я увидела, насколько отчаянно люди сначала собирали за меня подписи круглосуточно, просто с красными глазами, не спавши, ходили по квартирам в полупустой Москве и делали это просто для себя, потому что они живут в Центральном административном округе, им хотелось хорошего кандидата на выборах. Насколько люди выходили потом отстаивать свое право на выборы на акциях протеста под дубинки, которые Собянин и остальные люди просто посылали на улицы.

А у партии «Яблоко» есть лицензия, и я считаю, что на самом деле всегда можно найти компромисс, точки пересечения, общий язык, потому что есть…

Я вас, не дай бог, не отговариваю.

Общие интересы, потому что даже если не размышлять категориями какими-то там романтичными, условно говоря, какими-то идеалами и так далее, а если даже с точки зрения какой-то прагматики размышлять, то я думаю, что всегда можно договориться. Я со своей стороны открыта и готова к диалогу с разными политическими силами, естественным образом я никогда в жизни не буду выдвигаться от партии «Единая Россия» и под их брендом, но я открыта к диалогу со всеми оппозиционными партиями, в том числе системного характера.

Например? Где заканчивается ваш компромисс?

«Единая Россия» ― нет. Все остальные я готова обсуждать.

Экологи, «Новые люди»…

Я не вижу проблемы, если, условно говоря, мне коммунисты говорят: «Мы тебе даем лицензию, делай что хочешь», почему я должна воротить нос вместо того, чтобы отстаивать интересы москвичей в Государственной Думе и вообще интересы всей страны, бороться с коррупцией на федеральном уровне и так далее?

Естественно, я бы хотела выдвинуться от нашей партии «Россия будущего», которую уже девять раз не регистрировали в Минюсте. Нам эту возможность не дают, да, и результат, условно говоря, стратегии «Умного голосования» ― тоже некая вынужденная стратегия, это вынужденная стратегия протестного голосования, когда мы говорим, что да, Навального не регистрируют, не допускают до выборов, Соболь не регистрируют, сейчас Галямину будут, скорее всего, с выборов снимать и так далее. Кандидатов, которые действительно популярны у людей, не регистрируют. Давайте сейчас будем голосовать за самых сильных оппонентов «Единой России». По этому принципу я готова выдвигаться от любой партии.

От кого угодно, я поняла.

Поэтому если мне не будут связывать руки, условно, говорить: «Путина не критикуй, этого не критикуй», на таких условиях, конечно, нет. Если мне дают лицензию и говорят: «Мы хотим, чтобы ты была нашим лицом, потому что ты популярный кандидат», почему нет? Если это никакие мои принципы моей деятельности, работы не затрагивает.

Хорошо, поняла. Скажите, какие опыты вообще этого протестного лета вы готовы перенести в эту кампанию и вообще какой у вас прогноз? То есть вас на каком этапе начнут снимать?

Не слушать скептиков, не слушать Илью Азара, который говорит, что не нужно голосовать за «Умное голосование» или еще что-то. Главный опыт, который я вынесла с прошлого года, ― это то, что москвичи и вообще все жители нашей страны большой, я просто говорю про Москву, потому что я от нее выдвигаюсь на выборах. На самом деле, конечно, такая ситуация везде.

Они должны поверить в себя и поверить, что действительно все возможно. И что нужно было прийти и проголосовать, потому что…

А какой скептицизм может быть по «Умному голосованию», если оно победило? Как ни крути. Я просто не очень понимаю.

Я просто помню, как Михаил Ходорковский, как Илья Азар перед днем голосования в прошлом году…

Перед ― это перед. А после?

Условно, не хватило в нескольких округах буквально сотни голосов, чтобы вышибить единороссов, и сейчас бы у нас была совсем другая Москва с другим парламентом, если бы там было большинство. До большинства не хватило чуть-чуть.

Аналитики комментировали как угодно. Они говорили о том, что просто это была очень удобная стратегия и в тех местах, где люди просто протестно голосовали, это все равно стало успехом «Умного голосования». Но, как ни крути, сам проект «Умного голосования» в итоге признан, мне кажется, консенсусно успешным.

Нет, просто есть две позиции.

В Мосгордуме появилась впервые оппозиционная фракция.

Там несколько оппозиционных фракций, да. Там есть «Справедливая Россия», есть «Яблоко», есть коммунисты и так далее, зачастую часто отдельные депутаты объединяются, принимают совместные заявления. Действительно, совершенно другая сейчас Мосгордума, чем она была в предыдущие созывы.

Это абсолютно безусловный факт, да. Меня интересует, как эта технология, как вы ее ощущаете, если, очевидно, вы станете ее исполнителем в том числе и получателем, выгодоприобретателем?

Мы все будем, и вы будете выгодоприобретателем.

Конечно, конечно. Я имею в виду, как человек, который участвует в выборах. Как вы себе представляете, как она будет распространяться на думские выборы? Будет ли она такой же успешной, как в Мосгордуме? Потому что сам же ФБК говорит, что есть стратегии, выборы разного типа. В каких-то местах стратегия «Умного голосования» работает лучше, в каких-то хуже.

Успех летних протестов был в том, что это была довольно концентрированная кампания. Несколько симпатичных Москве кандидатов, вы, Илья Яшин и еще несколько человек, как-то сосредоточили вокруг себя внимание, и можно было как бы за ними пойти. Вы вели себя очень бесстрашно, очень смело, проявили себя как настоящие политики. Во время думской кампании все рассредоточится, все немножко распылится. Как вы себе представляете, какой она будет?

Опять же, «Умное голосование», если посмотреть вообще на настроения в регионах, не только на Москву, то люди, конечно, не хотят голосовать за «Единую Россию». Это было видно даже не в 2019 году, а раньше, когда люди голосовали, например, против Орловой на выборах во Владимирской области. Была такая губернаторша, которая потом перешла в Счетную палату. Была замечательная статья в «Новой газете», о которой я рассказывала в своей программе, где людей спрашивали: «А почему вы голосуете за Сипягина, а не за Орлову, не за единоросску?». Они говорят: «Знаете, мы не знаем, кто такой Сипягин вообще, мы голосуем за любого, просто против Орловой». При этом Путин, по-моему, Орловой и другим губернаторам, которые проиграли в 2018 году, приезжал и лично жал руку прямо перед днем голосования. И это видно.

Да, то, что люди ненавидят «Единую Россию», тоже более-менее понятно.

Люди готовы голосовать. То же самое сейчас за Фургала. Люди не хотят назначенца из Кремля, люди хотят сами выбирать. И поэтому «Умное голосование» ― стратегия, которая говорит: «Мы вам можем помочь сделать этот правильный выбор, чтобы голосование не рассредоточилось между разными кандидатами. Мы определим самого сильного оппонента „Единой России“, у которого больше всего шансов, давайте с ним сплотимся и поможем ему избраться для того, чтобы он отстаивал ваши права».

Вам часто говорят, по-моему, на это, что это может входить в стратегию Кремля ― как бы обустроить такого кандидата, который будет кандидатом, поддержанным «Умным голосованием», и тоже устроит Кремль.

Нет, понятно, что где-то они кого-то потом перекупят и так далее, да. Опять же я говорю, что изначально, да, чего я хочу добиться? Любовь Соболь ― зачем я вообще работаю? Чтобы любой человек мог избраться на выборах, если он имеет поддержку людей. Чтобы не администрация Кремля, не мэрия Москвы, не Центризбирком решал, кто будет в бюллетене или нет, а чтобы жители сами, чтобы любой человек внес какой-то избирательный залог или собрал подписи через «Госуслуги». Почему подписи через «Госуслуги» за кандидатов не можем собирать? Чтобы они собрали подписи, выдвинулись и народ выбрал того, кого он считает нужным сам.

Вот за это мы должны бороться, но пока мы находимся в другой точке. Мы сейчас находимся в точке, где не пускают на выборы ни меня, ни Яшина, ни Диму Гудкова, ни Алексея Навального, ни Ивана Жданова, ни Лену Русакову, ни Юлию Галямину, ни Константина Янкаускаса ― никого не допустили в прошлом году.

То есть я верно понимаю, что как бы стратегия «Умного голосования», помимо прочего, в своем финале видит не протесты, да, не обязательно уличные протесты, а те самые работоспособные парламенты с оппозиционными фракциями?

Вы правильно понимаете, что на самом деле финал в виде протестов, наверно, не видит никто, да, протест не может…

А почему? Такой карнавал.

Протест ради протеста? Нет. Если опять же возвращаться к прошлому лету, то люди вышли на улицу просто от отчаяния. И я держала свою голодовку от отчаяния, потому что других способов уже не осталось никаких.

Это еще, знаете, наверно, адвокат дьявола, говорят, что люди выходят, людей в Хабаровске обвиняют в том, что они ходят на митинги, потому что это веселье.

Да. Мы ходили… Митинги, особенно в Москве под дубинки, ― это точно не веселье.

Так себе удовольствие, да.

Мы собирали эти подписи круглосуточно тридцать дней, каждый день, в жару, в дождь, поквартирно, на агиткубах. Всем, мытьем и катаньем мы собирали эти подписи по крупицам. Для чего? Чтобы потом я держала голодовку? Нет. Потому что я видела, что москвичи хотят своего депутата в Московской городской думе и что я имею законное, моральное, любое юридическое право быть этим депутатом, что москвичи хотят поддержать меня, я буду сражаться за них, как они сражаются за меня.

Я просто имела в виду, что Мосгордума деятельна, Мосгордума, где есть фракция, где люди могут вопросы…

Мы пошли в ЦИК, кто-то пошел в суды, кто-то пошел в ЦИК, можно было туда или туда, обжаловать этот отказ в регистрации по подписям. Мы ходили, доказывали, что мы не верблюды, Памфиловой, она смеялась и говорила: «Так вы поураганили в девяностых». Извините, я в девяностых не ураганила, это она была в правительстве в девяностых. И так далее.

Мы все это терпели, и только потом уже люди просто видели весь этот беспредел, они хотели кричать, они кричали о беспределе, вышли на улицу, чтобы кричать, сказать: «Что творится такое, граждане? Как там можно обращаться с нами? Мы жители нашей страны, мы вообще-то источник власти по Конституции». Их там еще избили, а потом вышел Собянин на телевидение и сказал: «Были массовые беспорядки, давайте уголовное дело».

Куда это? С этим мириться абсолютно нельзя, поэтому, конечно, протест ― это такая крайняя степень отчаяния людей, когда они не знают, что еще делать, когда люди не доверяют власти.

Да-да, я поняла. Есть еще одна часть «Умного голосования», Кремль, поскольку они не могут выиграть по-человечески, можно либо нарисовать… То есть «Единая Россия» очень непопулярна, политологи говорят о том, что выиграть выборы просто так невозможно под знаменем «Единой России», значит, нужно что-то делать, нужно либо массово фальсифицировать выборы, и/или, да, и нужно заводить этот миллион новых партий как бы под знаменем Кремля, но называющихся иначе: «Новые люди», то, что я говорила, «Партия Роста».

«Партия Роста», Сергей Шнуров, да.

Даже Сергей Шнуров и его товарищи служат этой цели, то есть даже в Хабаровск он приезжает как свой человек.

Это вы сказали.

Я анализирую произошедшее, да. То есть он как бы изображает своего, нашего человека, нашего делегата. Примерно с той же ситуацией вы столкнулись на московских выборах, когда против вас выставили, конечно же, спойлера, хотя кандидата Нюте Федермессер не нравилось это название, но Кремлю оно совершенно точно нравилось.

Это вы сказали тоже.

Да, это я говорю, я имею право на это в своей программе. Так вот, дальше как вы себе представляете, как будет действовать Кремль? Или какой у вас прогноз? Вы же как-то думаете о своей новой избирательной кампании?

Все, что можно испортить, будут портить.

Может быть, вы представляете себе, что это будет за круг псевдокандидатов? Какого типа человека против вас выставят на этот раз, если Нюта просто снялась с выборов?

Опять же, все, что Кремль сможет испортить, он будет портить. Трехдневное голосование, электронное голосование, какие-то запреты на наблюдателей, еще что-то. Будут все пытаться провести. Спойлеры, не знаю, снова это по подписям. Они сделали, это громко не обсуждалось, на самом деле очень тяжелая для любого независимого кандидата история, что нужно было в подписном листе не сборщику подписей, а именно гражданину, избирателю оставлять фамилию, имя и отчество от руки. То есть какая-нибудь бабушка восьмидесят лет, у меня на самом деле было очень много таких людей, которые оставляли мне подписи. Ей тяжело даже расписываться, а тут ей нужно без помарок, не выезжая за клеточку, оставить свое имя, фамилию, отчество. И не дай бог она где-то ошибется, сделает помарку ― эту подпись сразу вычеркнут на избирательной комиссии.

То есть они там специально этими всеми бюрократическими механизмами, чем угодно, да, административным ресурсом, естественно, будут пытаться сделать все, чтобы «Единая Россия» получила большинство мест в Государственной Думе. Кто-то пойдет под флагом «Единой России», кто-то пойдет как самовыдвиженец, но при поддержке «Единой России», кто-то пойдет от этих странных партий, которые сейчас создаются. На самом деле, молодцы журналисты, потому что до того, как эти партии создались, было уже очень много публикаций, по-моему, «Ведомости» писали, «Медуза» писала, что в Кремле, на основании наших источников мы можем утверждать, что там обсуждается создание новых партий, перечислялись фамилии Сергея Шнурова и так далее. И все это ровно так сейчас и появилось.

Хорошо, что журналисты всем объяснили, что это тоже кремлевские партии.

Хорошо, что они предугадали, да, потому что потом люди бы думали, не знаю, еще гадали. На самом деле, опыта же много большого, уже была Ксения Собчак на выборах, уже был Прохоров на выборах президентских. Поэтому люди, которые думали, что здесь можно объединиться, уже так начинают, сейчас будут критически мыслить и уже не будут так быстро объединяться.

Вот и от журналистов какая-то польза, что они объяснили, кто фейковый кандидат, а кто нет.

У нас совсем заканчивается время. Я хочу воспользоваться случаем, у нас сегодня все, что я рассказываю, на женскую тему, все героини, от вас до Ольги Егоровой, про которую шла речь в первой части программы, ― женщины. И вообще, на самом деле, если всерьез, я хотела немножко поговорить про Хабаровск, но времени нет, поговорю про Беларусь.

Хабаровску привет!

Да, Хабаровску привет. Это поразительно, как люди, да, 22 дня в субботу было.

Это герои, я считаю, что это невероятные люди, которые так же под дождем, в жару, в ливень каждый день выходят. Мне кажется, просто огромный пример для всех нас.

Но я хочу, да, про Беларусь и про так называемый женский выход. Это поразительная история, такое торжество феминизма, эмпауэрмента и чего там угодно, понятно, замешанного на просто неприятии политики Александра Лукашенко, усталости от него и прочего. Но это такой очень любопытный кейс, когда, во-первых, женщина пошла на выборы, она пошла вместо своего мужа, сделала это от отсутствия выбора и говорила о том, что все это не ее, вообще она обычно сидела дома и всего лишь воспитывала детей. А сейчас она стала просто большим политиком, просто как рок-звезда, на нее реагируют стадионы, просто на наших глазах человек превращается в политика.

«Умное голосование» по-белорусски, что я могу сказать.

Что я хочу сказать? Мне кажется, что с вами, на самом деле, происходила на моих глазах та же история и будет происходить впредь. Тот факт, что вы женщина, имеет значение. Несмотря на то, что в России считается, что женская партия не нужна, что женщины-политики ― это бесперспективная история, потому что мужчины не любят голосовать за женщин и женщины якобы не любят голосовать за женщин, что это миф. Вот хотела вас спросить о вашем мнении, как вы оцениваете свои перспективы не только как политика оппозиционного, но и ― в этом смысле свежий поворот ― как женщины-политика?

Я не думаю о себе в этом ключе, если честно, потому что, опять же, если посмотрим на прошлый год, когда всех не допустили до выборов, независимых, сильных кандидатов, на выборы в сентябре не допускали и Юлю Галямину, и Лену Русакову, и меня, и также Ивана Жданова, Яшина, Гудкова, Янкаускаса и так далее, и мужчин. И женщины, и мужчины. Они не разделяют.

Мне казалось, что ваш взлет был связан с том числе с тем, что вы женщина. Вы оказались свежим лицом.

Мой взлет был связан с тем, что я пахала, может быть, больше всех.

Я в данном случае не считаю, то, что я хочу сказать, не говорит о том, что вы просто симпатичная девушка, которая нравилась избирателям. Речь идет не о таком формате. Мне казалось, что люди, привыкшие… Мне стало казаться, что есть некоторый запрос на женщин во власти, на женщин, которых меньше во власти, чем мужчин, и вы в каком-то смысле стали тем самым женским лицом, свежим лицом, другой интонацией в политике. Это все, что я хотела сказать.

Я поняла вас. Я так не думаю. Я думаю, что есть запрос в целом на обновление власти, на новых людей, которым люди доверяют, которых они видели. Я работаю с Навальным и вообще в публичном пространстве, я веду социальные сети, где отвечаю на комментарии в ежедневном формате и так далее, и так далее. Уже девять лет. У меня есть большое количество сторонников, не знаю, не буду говорить «фанатов», но сторонников и соратников, которые видят меня и знают. И есть запрос, действительно, обновления власти, запрос на людей новой формации, к которым уже есть какое-то доверие. И вот такой запрос есть, наверно, на политиков и мужчин, и женщин.

Вы соскучились по той избирательной кампании, которая для вас закончилась голодовкой, продолжалась голодовкой, то есть была очень изнурительным процессом, но, очевидно совершенно, сделала вас очень популярным человеком, более популярным, чем до? За вами, как мы уже говорили в одном из интервью, просто ходила группа поклонников, такое ощущение было, что вы уже президент, или, я не знаю, премьер-министр, или просто рок-звезда, как я уже говорила про Светлану Тихановскую.

Мне некогда скучать, Юлия, я очень много работаю. Я сегодня с восьми утра на ногах, я не знаю, когда я вернусь домой. И действительно, у меня достаточно выросла популярность и узнаваемость после лета, и до сих пор, да, меня узнают на улицах, меня узнают таксисты, меня узнают в кафе. Я вчера покупала себе шаурму, меня узнал человек, который ел шаурму, и так далее.

Но я как-то на это не сильно обращаю внимание. Меня узнавали на самом деле и до этого. Я являюсь ведущей, у меня есть видео на YouTube-канале «Навальный Live», то есть очень много людей, которые смотрят эти видео, очень много москвичей. В принципе, меня и до этого узнавали. Я не люблю такой большой… Я не люблю статусы, я не люблю эту публичность, еще что-то, не знаю. Я как-то к этому отношусь очень хладнокровно.

Спокойно.

Я очень спокойно к этому отношусь.

Вы не боитесь, что у YouTube будут проблемы? Потому что все перешли в YouTube, там очень много политики, там очень много свободного высказывания. Как вы это обсуждаете в ФБК? Очень большая доля.

Я думаю, что Кремль очень хочет создать проблемы YouTube, и они не знают, как подступиться. Если бы они знали, как можно этот канальчик перекрыть, они бы это уже давно сделали. И вот они сейчас обсуждают эти штрафы на YouTube, на площадки, которые какой-то незаконный контент распространяют, какой-то некорректный контент и так далее. То есть сейчас буквально идет обсуждение постоянное, действительно ломают голову, потому что, с одной стороны, они боятся закрыть YouTube, потому что это огромная соцсеть, во-вторых, они понимают, что технически это сделать сложно, потому что они попробовали с Telegram и поняли, что люди пользуются VPN и прочим, они, получается, как такие шуты, которые хотели, но у которых не получилось.

Они, конечно, думают, как затушить. Я вижу, что Маргарита Симоньян постоянно пытается пролоббировать какую-то историю о том, что плохой YouTube, который подогревает интерес к оппозиционерам, хотя это абсолютно не так. У меня, например, коллеги с YouTube-канала «Штаб Навального» буквально вчера жаловались, что у них огромные популярные видео с миллионами просмотров, в том числе из Хабаровска, ни одно не попало в топ YouTube. Просто алгоритмы не засчитали почему-то, по каким-то параметрам, непонятно по каким, эти видео.

Наши попали, наши сюжеты попали, и на этой радостной ноте я попрощаюсь с Любовью Соболь, которую я очень благодарю за то, что она пришла ко мне сегодня в гости, желаю ей политических успехов. Это действительно наш общий интерес.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.