Эдуард Лимонов о судьбах революционеров

В гостях у муз Эдуард Лимонов. Говорим о судьбах революций и тех, кто их делает.

Ведущие: Нужно ли романтизировать революцию и, главное, как это делать сегодня?

Лимонов: Революция – это живая жизнь, живая история, а вот то, что мы наблюдаем, этот посреволюционный режим на Кубе – это уже, конечно, окаменелая такая история. Одно дело когда ползают моллюски и другое – когда они окаменелые. Лучше всего не переживать свое время. Фидель зажился, конечно, а вот Че ушел великолепно. Он ушел с таким невероятным жестом и сейчас и, благодаря этому, он и сейчас для миллионов людей является именно символом революции. Когда спрашивают даже у самых необразованных слоев населения "назовите революционера", они отвечают "это Че". Уже не Ленин, потому что Ленин окаменел и живого ничего нет, а Че нет. Фидель тоже окаменел, превратился в такого командора. Это не умаляет того, что было - было все великолепно, но, я полагаю, что надо вовремя уйти.

Ведущие: Вот Че действительно ушел вовремя, стал очень красивой фигурой, но в какой-то момент превратился в поп-фигуру. Это хорошо, на Ваш взгляд?

Лимонов: Вы знаете, от нас это не зависит. Это уже общество-спектакль превращает людей в такой товар. На моем скромном примере: мне тоже пишут письма – вот, о вас пишут желтые газеты. А что я могу сделать? Можно подумать, что я стремился всей душой стремился в желтые газеты… Они мне несимпатичны, но это часть платы, которую ты платишь, живя своей жизнью. Ты живешь своей жизнью, ты заметен, и, к сожалению, они рано или поздно в тебя вцепятся.

Ведущие: А провоцирует ли революция некий культурный взрыв. Мы говорим сейчас об арабском мире. Можно ли ожидать каких-то культурных изменений, а не только политических?

Лимонов: История. Это когда-то будет звучать, расследоваться. Сейчас власти этому не способствуют, потому что к власти пришли противоположные силы, но как только хотя бы нейтральные силы будут во главе, это будет изучаться в школах, в университетах. Вот эти трагические ночи, я как один из скромных свидетелей все это видел и слышал. Это безумное упоение от нескольких часов свободы. Я помню, мы ехали от здания Белого дома на автобусах по городу и все было наше, милиция приживалась к своим несчастным автомобилям и показывала знак мира. Это удивительно. Вы знаете, это одновременно и моральная победа, она не была физической и не стала еще, но моральная была уже одержана. Слуги власти вдруг стали наилучшими друзьями вот этих вот масс, которые там под красными знаменами ехали в автобусах.

Ведущие: А какой-то культурный взрыв произошел? Это как-то детанировало?

Лимонов: Вы имеете в виду были созданы после этого какие-то произведения…

Ведущие: Грубо говоря, понятно, что октябрьская революция была спровоцирована чудовищной стагнацией в плане культурной ситуации. Было дикое количество пошлятины, и вот всякие Маяковские как раз и провоцировали дикий взрыв и культурный, и революционный… или этого не произошло?

Лимонов: Хлебников как-то написал: "Странная ломка миров живописных. Была предтечею свободы, освобожденьем от цепей…". Это буквальная цитата. Началось, скорее, с искусства, а революция шла за ним по пятам. Вспомним, что это были совершенно бешенные, выдающиеся годы – начиная с 1912 и по 1918, когда уже деревья на Красной площади красили в красный цвет, а Татлин возглавлял это все…

Ведущие: Революция как художественный проект во многом…

Лимонов: Да-да.

Ведущие: Получилось, что эта авангардная культура, которая сделала во многом революцию, первая оказалась жертвой в начале 20-х - конце 30-х годов.

Лимонов: А это, понимаете, совершенно неважно для истории. Революция нуждается уже в совершенно других людях, она нуждается в функционерах… Поэтому и Кастро преследовал своих прославленных генералов, позднее сажал их и расстреливал то за коррупцию, то за какие-то мелкие придирки. Это уже в действие вступают другие законы.

Ведущие: Скажите, Эдуард, а должен ли вождь уже накануне революции думать о своем будущем образе, так сказать, кинематографической судьбе?

Лимонов: Знаете, большие люди не имеют, на самом деле, никаких спичрайтеров, не имеют хердрессеров, дизайнеров… Это получается само собой у них. У человека всегда есть какой-то стиль. Че Гевара был одним из, наверное, нескольких десятков тысяч людей, которые ходили в берете, и он остался у нас. Он остался благодаря своей достаточно, кстати, неудачливой судьбе как революционер. В Латинской Америке в то время были люди, добившиеся больших результатов - завоевавшие целые страны, территории, долгое время державшиеся там с партизанскими отрядами. А история Че нам, конечно, близка своей трагедией, и там тоже есть все элементы. Это не делается специально, но все элементы там есть. Там есть великолепная женщина Таня в бриджах, они погибла, но и навела правительственные войска на отряд Че Гевары, и была убита, и тело ее понесла река…

Ведущие: Поэтично и слишком прекрасно…

Лимонов: Удивительно, но она сумела стать любовницей президента, одновременно имела связь с партизанским отрядом. Она поехала к Че, хотя ей не надо было ехать, но из какой-то такой любви к авантюризму, желания участвовать в этом… В это время ее комнату в отеле обыскали, ничего не нашли, но нашли революционную песню.

Ведущие: А скажите, почему женщины так любят революционеров? Это, может быть, какой-то обывательский вопрос, но тем не менее.

Лимонов: Женщинам, во-первых, любопытно чрезвычайно, интересно. Революционеры – это не наши скучные ребята из Госдумы. Политики-революционеры – это все люди страстные, это, видимо, вторичный такой половой признак. Как в искусстве все великие творцы были очень сексуальны, так и в политике, в революции. Помните, у наших бабушек-дедушек была книга "Овод", и все в России этим романтическим героем плаща и меча зачитывались.

Ведущие: Мы хотели бы дать слово такому публицисту Дмитрию Ольшанскому, который считает, что не нужно всего этого. Не нужно революций и ее романтики.

Ольшанский: Получается, что революция каждый раз приводит к тому, что люди, которые ее затевают – проигрывают, и зачастую очень жестоко. А выигрывают совершенно другие люди, которые зачастую изначально не принимают во всем этом никакого участия. Все-таки все равно положительные перемены возможны только на пути постепенного смягчения и окультуривания нравов мягким путем, то есть не революционным, а просто путем постепенной смены людей с их представлениями о жизни – год за годом, десятилетие за десятилетием и никак иначе.

Вот, скажем, в южной Европе, если мы вспомним, то еще 30-40 лет назад почти везде, кроме Италии, там были довольно сомнительные политические режимы. Салазар в Португалии, Франко в Испании, "черные полковники" в Греции, не будем брать даже дальше… И мы видим, что за десятилетия существования вот этой власти, которая была очень мало симпатичной, постепенно вызрел какой-то критический большой слой людей, которые уже смогли без нее обходиться мирным путем, и они ее потом изжили без каких-то кровавых потрясений, без гражданской войны, как это было в 30-ые в Испании и у нас чуть раньше. Плохое может изживаться за счет смены поколений, смены представлений.

Лимонов: Взгляд Ольшанского – это взгляд современного человека, который считает, что любая капли крови это плохо. Он хочет посчитать на калькуляторе, как наилучшим образом сделать так, чтобы и пуговицы от пиджака не потерять и чтобы какие-то в обществе были изменения. На самом деле, миром движут страсти. Сейчас мы живем в спокойный период, сейчас нам пытаются представить всю нашу историю сплошным кошмаром – и короли были безумно кошмарные, кровавые, и государство строились на крови, а вот сидеть в Интернете – это прекрасно. Это глупость. Миром правят страсти. Люди будут строить заговоры, осуществлять государственные перевороты, добиваться лучшей жизни, будут углубляться в казалось бы тупики подобные коммунизму, фашизму, обольщаться, верить в будущее, и это, на мой взгляд, совершенно прекрасно. А вот эти все рассуждения – это старческие рассуждения, негоже эти вещи говорить.

Ведущие: С Вами трудно не согласиться…

Лимонов: Это живой, нормальный взгляд на историю, это страсти. Не капитал, как когда-то Маркс писал.. Кстати, я когда-то мечтал написать книгу о страстях… Пока не сподобился, но может напишу.

Ведущие: На наш взгляд, все Ваши книги именно о страстях.

Лимонов: Да, но хотелось бы глобально.

Ведущие: Эдуард, хотелось бы совершенно предметный вопрос Вам задать, как революционеру и нонконформисту настоящего. Каждая революция действительно переворачивает с ног на голову культурную ситуацию, то есть абсолютная культурная стагнация, взрыв и все становится иначе. Что Вы бы на данный момент в России, в плане культурной ситуации, изменили?

Лимонов: Знаете, я вот меньше всего думаю о культурной ситуации. Я живу, повинуясь своим каким-то импульсам, на самом деле, клянусь, честнейшим. Они такого высокого порядка. Даже когда я попал в тюрьму и шел через этот аскетичный, совершенно параллельный мир, ничего общего не имеющий с такой реальностью, все равно я в каком-то смысле ликовал, потому что я себя чувствовал вот таким избранным, который через все переступил. В тюрьме тоже можно сидеть как овощ и зачеркивать дни, а можно воспарить духом. Поэтому я просто уверен в таких волнах энергии, которые время от времени накатывают на мир. Вот то, что мы сейчас наблюдаем – вдруг проснулся арабский мир, но это не только арабский мир, проснулась периферия. Если Европа – центральная такая область, где родилась цивилизация, то Россия как арабский мир, мы всегда были на периферии – до нас доходили эти европейские идеи, у нас было все туго, медленно, крепостное право столько лет, у нас был самый ужасный царистский режим, чтобы там не пели сейчас эти соблазнители.

Ведущие: есть мнение, что арабский мир проснулся потому, что у нас пересушили зерно, продавать нечего, и им там немножко голодно.

Лимонов: Это опять вульгарный экономизм, вера в то, что все зависит от экономики. Послушайте – ничего не зависит от экономики, я вас уверяю, все зависит от страстей.