МОНГАЙТ. Новые факты о «бабьей жизни» принцессы Дианы. Обсуждают Хакамада, Мцитуридзе и Эггерт

17/12/2013 - 00:28 (по МСК) Анна Монгайт

О фильме «Диана. История любви» и о том, как народ выбирает себе принцесс, спорят Ирина Хакамада, Екатерина Мцитуридзе и Константин фон Эггерт.

Монгайт: Если сегодня, спустя почти уже два десятилетия, после смерти принцессы Дианы, как можно оценить ее вклад в британское общество и вообще во все европейское общество? Что она нам оставила, и что она нам дала?

Эггерт: Если говорить о том, какие уроки извлекли из жизни Дианы, например, в королевской семье, то ясно, что эти уроки есть, в том числе это, конечно, несколько большая открытость королевской семьи. То, что мы видим сейчас с герцогами Кембриджскими, это во многом следствие понимания того, как более эффективно презентовать себя публике. Если спросить меня, какую роль сыграла Диана во время своей жизни в королевской семье, я считаю, что она сыграла крайне негативную роль.

Мцитуридзе: Я не согласна на счет негативной роли. Я наоборот считаю, что она внесла жизнь в эту застывшую композицию королевской семьи, по крайней мере, как мы ее видим, потому что мы не вхожи так близко, чтобы знать детали. Может быть, там есть более оживленные какие-то течения. Но со стороны казалось, что она живая, и это ее бунтарское поведение, которое было с точки зрения королевы и всех остальных, оно аморальное, наверное, в каком-то смысле для них, эти ее влюбленности параллельно с официальным мужем, который тоже не отставал, как мы теперь уже знаем. Мне кажется, она умела ладить с людьми, она любила людей. Мне кажется, что это в ней было.

Хакамада: Я хотела бы посерьезнее обсудить тему Дианы, потому что она всегда меня волновала. Я считаю, что британцы, островитяне – это отдельный мир. Если она внесла какой-то вклад, то не всемирно, а в менталитет самих британцев. С одной стороны, она смогла заставить в будущем королевскую семью при заключении браков больше обращать внимание на наличие чувств. Потому что благодаря Диане Чарльз наконец соединился со своей любовью. Если бы она дальше все терпела, то и дальше мы эту картину наблюдали. И он фактически косвенно отказался от будущего престола, есть еще шансы, но очень слабые. Повтор подвига Эдуарда Восьмого, только в более мягкой форме. Дальше, что сделала Диана, в отличие от монакских принцесс, которых я видела на приемах, они приходят туда иногда в джинсах и белых рубашках, шествуют на своих велосипедах в шортах, мотаются по всему Монако. Никто не реагирует так – «а, принцесса!», увидели, и на этом все закончилось. Диана вела себя при этом как настоящая британка, никакой демократичной она при этом не была. Во всем ее стиле, в ее поведении была как раз холодная британская отчужденность. И только британцы могли назвать эту девушку иконой стиля, там не было стиля. Потому что стиль – это всегда индивидуальность, там не было индивидуальности. Это фактически такая молодая бабушка английская, и вот эта причесочка. Эта ужасная советская причесочка. Ну, какая икона стиля? Но островитян, британцев это был взрыв эмоций. Почему? Потому что, оказывается, она человек, оказывается, она может влюбляться, страдать, завизжать от пехотных мин и вообще идти против королевской семьи. Это был восторг и свобода.

Мцитуридзе: Вызов.

Эггерт: Идиотский восторг.

Хакамада: Идиотский восторг.

Монгайт: То есть человечность ее была востребована?

Хакамада: Была востребована.

Монгайт: Обыкновенность.

Хакамада: Обыкновенность, но при этом она оставалась очень закрытой и очень холодной.

Эггерт: Я думаю, что это был человек, который, она, конечно, очень переживала историю с мужем, с его продолжением романа с Камиллой и все прочее, но считать леди Диану Спенсер  народной принцессой, я не знаю, сколько надо травы выкурить. Конечно, она никакой народной она не была и по происхождению.

Хакамада: Она аристократка.

Эггерт: Кейт Миддлтон, да, девушка из народа. Я скажу одну вещь, которая будет всем поперек. Простите, безразличны все эти идеи на счет равноправия и прочей ерунды, она согласилась выйти замуж за наследника британского престола, который, кстати, возможно, еще станет королем. Камилла не является препятствием для этого, она может быть как герцог Эдинбургский.

Монгайт: Тем более, народ его не выбирает.

Эггерт: Да, народ его не выбирает. Пока никаких указаний на то, что произойдет какая-то смена курса, нет. Возвращаясь к Диане, она вышла замуж, попала в королевскую семью, которая особенно под водительством нынешней королевы Ее Величества Елизаветы Второй, несет на себе гигантскую нагрузку национального символа, символа преемственности, поддержания традиция, британскости, чего хотите. Это вообще довольно тяжелая работа и, если хотите, работа коллективная. Пришла – терпи, коль ты вписалась в такой контекст. Как принцесса и как жена наследника престола ты не можешь позволить себя вести, как будто ты жена зеленщика или даже жена олигарха или даже жена обычного лорда.

Монгайт: Тем более, она пошла добровольно.

Эггерт: Добровольно,  ее же туда никто не вел. Терпи!

Хакамада: Ребята, судя по мемуарам, она была влюблена, и она не ожидала, что их в семье будет всегда трое.

Монгайт: …что такая ужасная семья.

Хакамада: Поэтому обвинять молодую женщину в том, что она не хочет всю свою молодую жизнь посвящать королевской семье, и при этом жить с мужчиной, который ее не любит….

Мцитуридзе: На вторых ролях.

Хакамада: Да нет, он просто ее не любит. Зачем эти подвиги?

Эггерт: Тогда надо было предлагать развод и так далее, а вместо этого ответ был такой: «Я отомщу». Тот же майор Джеймс Хьюитт, то какой-то еще был хрен, то ли массажист, то ли тренер по фитнессу. Это было так, что бежали мужчины.

Хакамада: Можно я скажу? Я не принцесса, и я не член королевской семьи, но у меня рейтинг узнаваемости соизмеримый с рейтингом узнаваемости Дианы у себя в Великобритании, повторяю, не во всем мире. Так вот, даже если я не принцесса, вы не представляете, как тяжело человеку с известностью позволить себе, чтобы кто-то тебя полюбил. Тебя бояться, держат на большом расстоянии, за тобой моща твоего пиара, а уж за принцессой, мама родная. Как вы думаете, как быть женщине счастливой, если ее не любит ее собственный муж, и она в закрытой системе. Конечно, вам будут и массажисты, и механики, кто угодно, чтобы она чувствовала себя бабой.

Эггерт: Вот-вот. Как у нас говорит Владимир Владимирович, мухи отдельно и котлеты отдельно. Хочешь счастья – вали из королевской семьи, не хочешь счастья – сиди в королевской семье. Я огрубляю, но тем не менее.

Хакамада: А Чарльз?

Эггерт: А что Чарльз?

Хакамада: А ему не надо валить никуда? Он может как мужчина?

Мцитуридзе: Он может, мужчина может, мы же знаем, что есть такое правило.

Эггерт: Нет, они должны были разобраться.

Хакамада: Конечно, и это проблема королевской семьи, что она позволила заключить брак со своим сыном, не разобравшись. Королева не разобралась со старшим сыном: ты кого любишь. Они решили, что им все сойдет с рук и сошло.

Монгайт: Им удалось реформировать отношение к браку, сделать его более свободным не только внутри семьи, но и внутри общества?

Мцитуридзе: Удалось, мне кажется.

Хакамада: Благодаря Диане удалось, потому что вот – пожалуйста.

Монгайт: То есть право уйти?

Эггерт: Я бы не сказал, что это было сознательное решение королевы, что она в какой-то момент села и сказала: «Значит так, будет все по-новому». Нет, речь не об этом, но, несомненно, все, что делали папа и мама, отразилось на жизни детей. Я думаю, что королеве хватило 100% мудрости дать возможности им искать свою любовь, Гарри ее еще не нашел.

Хакамада: Вроде нашел.

Эггерт: Да, но он еще…

Монгайт: Не зафиксировал это легально.

Эггерт: Да, хотя там то включается все, то выключается.

Монгайт: Диану бросила мать в раннем возрасте, это сказалось в какой-то степени на ее будущей жизни?

Эггерт: Я не люблю заниматься этим фрейдистским копанием, у кого что сработало. Знаете, кого-то бросают матери, и люди вырастают прекрасными, кого-то не бросают, а люди вырастают чудовищами. Это же дело, не гарантирующее результат.

Монгайт: Но действительно Диана поставила под угрозу британскую государственность в разгар этого скандала?

Эггерт: Нет, но она в какой-то момент превратила королевскую семью  в посмешище.

Мцитуридзе: Мне кажется наоборот. Мне кажется, она придала им человечности, распиарила. И факт абсолютно экономический, что вклад… Они же такая туристическая приманка, эта семья в Великобритании. Казна стала пополняться гораздо больше во времена Дианы, у них вся сувенирная продукция, на чем держится вся империя, продавалась, в миллиарды уже пошло все, именно когда была Диана. И второй всплеск сейчас с КейтМиддлтон.

Монгайт: А если сравнить элегантность развода и реакцию на него у общества, Диана и принц Чарльз, господин Путин и госпожа Путина. Насколько для общества это важно, когда первые лица в государстве разводятся? Насколько это влияет на общество и на их уверенности в будущем?

Мцитуридзе: Можно я скажу? Наболело, что называется. Я считаю, что это замечательно, что человек имеет право на личную жизнь, кем бы он ни работал, кем бы он не был, каких бы кровей он не был, какого бы социального статуса, достатка, убеждений, он имеет право на личную жизнь. Если он разлюбил человека и живет с ним фальшиво, тем более, что если дети выросли, и этого аргумента, что ради детей, уже нет, мне кажется, что гораздо искреннее и честнее в этом смысле развод.

Монгайт: А публичность развода вообще свидетельствует о какой-то демократичности общества?

Мцитуридзе: Мне кажется, что да, наверное. Вообще публичная личная жизнь не оголенная, а открытая, она свидетельствует…

Эггерт: В каждой стране же по-разному. Вы же понимаете, что в России и во Франции одно отношение к личной жизни политиков, а в Великобритании - другое. Опять я сейчас попаду под огонь критики очень здоровой, на мой взгляд, рынок таблоидных газет, который сейчас подвергся страшному удару в результате скандала вокруг Мердока, missoftheworld и прослушек, но тем не менее. Это передовая, я бы сказал, очень неприятная, некрасивая для столичных интеллигенций, передавая, авангард свободы слова. Если у вас работают таблоиды, которые удовлетворяют потребности людей знать, в каком купальнике качалась принцесса Диана. Как сейчас помню, только забыл, какой это был, то ли это был TheSun, то ли это была еще какая-то подобная газета, папарацци сфотографировали, как она занималась в фитнес-центре в каком-то спортивном костюмчике, в гетрах и так далее, то значит, что все остальное у вас будет нормально. Значит, и серьезная информация тоже будет, потому что если у вас есть такой рентген практически в отношении частной жизни, называйте, как хотите, национальной элиты, высших слоев общества, селебрити, то это на самом деле очень хорошо.

Монгайт: И медиа после этого не закрывают.

Эггерт: И медиа после этого не закрывают. Я думаю, что одновременно, конечно, если смотреть на институт британской монархии, старейшей монархии, как на все-таки очень серьезный институт, а не как на мыльную оперу, то Диана, конечно, всей это своей стилистикой, и до того всякое бывало, но она настолько эксплуатировала внимание таблоидов, что в какой-то момент, на мой взгляд, это стало наносить ущерб королевской семье, причем объективно наносить ущерб.

Другие выпуски