Цензурировать Интернет, как хочет Госдума, можно, но понадобится много китайского оборудования

Макеева: Что вы думаете об этой новой информации?

Панов: Во-первых, давать какие-то экспертные оценки сейчас довольно сложно, потому что для этого необходимо видеть проект документа, а не информацию «Газеты.Ру» и так далее. По хорошему счету, здесь работают два закона - закон о связи и закон о защите детей от информации, которая может… Я не помню точно, как там звучит. Здесь можно пытаться вводить те или иные ограничения, ужесточая в том или в ином виде этот закон. К сожалению, наши государственные органы не в первый раз обращаются к этому закону для того, чтобы, возможно, набрать себе политический вес, возможно, еще что-то.

Действительно, проблема не нова, проблема той или иной фильтрации нежелательного контента тоже не нова. Могу сказать следующее, что на последней международной конференции представители РФ выглядели не очень хорошо, когда в очередной раз поднимали на флаг проблему с детской порнографией.

Макеева: Это когда было?

Панов: Это было приблизительно месяц назад. Ситуация такая, что во всем мире и в России проблема детской порнографии в сети, можно сказать, смело побеждена. Что такое – побеждена? Это значит, что… Да, естественно, эта информация присутствует так или иначе. Но если эту информацию непросто найти, если ее количество менее десятых долей процента, то можно смело сказать, что этой проблемы в текущей ситуации не существует. Какие-либо попытки обязать провайдеров что-то делать, фильтровать – а фильтровать что? Вот у нас есть, по-моему, 29 статья Конституции «Право на информацию», где написано, что человек вправе передавать, получать любую законную информацию. А какая конкретно информация в данном случае является незаконной, какая является вредоносной? По хорошему счету, эту работу надо начинать с того, чтобы проводить именно системный анализ.

Макеева: Давайте с детской порнографией закончим. Вы говорите, что российские представители не очень хорошо выглядели, но в принципе бороться с детской порнографией – это хорошо, все, видимо, это разделяют.

Панов: Это выглядит так, что весь мир победил, а Россия что – нет еще? А на самом деле этой проблемы в российском сегменте интернета не существует довольно давно, именно потому, что попытки найти, использовать, если человек намеренно хочет что-то найти, он найдет и доступ к любому запрещенному сайту в том или ином виде.

Макеева: То есть это получается немного по Ильфу и Петрову, и только дети, поволжские дети, если что, скажем, что боролись в интересах детей. Получается так.

Панов: Примерно так. Вместо того, чтобы заставить провайдеров что-то фильтровать на уровне какого-то программного обеспечения. Сама по себе сеть интернет состоит из транспортной составляющей, из контентной составляющей, на чьей стороне мы хотим фильтровать, кого мы хотим обязать, это в принципе довольно большая системная работа. На сегодняшний день на стороне провайдеров уже существуют механизмы, которые позволяют блокировать противозаконный контент.

Вот Роскомнадзор ведет реестр тех или иных запрещенных сайтов, этот реестр работает. Есть недочеты, но этот реестр работает. И чем эта ситуация отличается от того, что как бы сейчас предлагается? Техническая возможность есть? Есть. Что-то фильтруется? Да. Обязать фильтровать что-то еще? Хорошо, давайте тогда определим, что нам можно, а что нам нельзя, для начала.

Макеева: То есть речь, по сути, может идти о том, что на данном этапе провайдеры просто сопротивляются возложенной на них миссией фильтровать все?

Панов: В первую очередь, против чего могут возмущаться провайдеры? Во многих случаях, когда абонент заключает контракт с провайдером и размещает какую-то информацию, это все происходит в полуавтоматическом режиме, и провайдер не смотрит, что это за информация. Его задача – предоставлять услуги, предоставлять сервис, обеспечивать доступность этого сервиса 24 часа в сутки, 365 дней в году. Если возложить обязанность на провайдера просматривать этот контент, каждого клиента, это примерно то же самое, что попросить оператора сотовой связи слушать разговоры и отключать мобильные телефоны всем, кто ругается матом.

Макеева: Но есть какая-то специальная программа, которая может на слова реагировать, в случае с телефонными разговорами точно, ели говорить слово плохое.

Панов: В случае с разговорами – да. А вот в случае с контентом на сегодняшний день есть большое количество технологий, которые позволяют искать информацию по определенным признакам, но технологии, которая 100% говорит, что это запрещенная информация, на основании такого закона, вот она здесь, давайте ее заблокируем, таких технологий не существует. Так же, как и не существует четкой грани между разрешенной и неразрешенной информации. То же самое, что существует большое количество информации, которая не противозаконна, но она действительно может нанести вред детской психике в том или ином виде.

Наверное, более правильно было бы обязывать провайдеров обеспечивать техническую возможность полной фильтрации всего контента, который не предназначен для детей старше 12 лет, чтобы родителям, у которых нет таких технических возможностей, родители могли включить кнопочку, а у меня за этим компьютером сидит ребенок, и забыть об этой проблеме, но не более того.

Макеева: Вот эта информация источников «Газеты.Ру» о том, что все-таки могут отключить более половины интернет-порталов России. Как вы расцениваете такую перспективу?

Панов: К сожалению, видимо, некоторые депутаты Госдумы дают идею, но не знают, как ее реализовать. Помните, был когда-то старый анекдот про президента Советского союза, когда «Ой, а что-то куры яйца не несут», - «А давайте красные треугольники повесим», - «Все равно не несут», - «Ой, у меня еще столько новых идей». Да, идеи благие, давайте отгородим наших детей. А как?

Еще одна истерия, которая происходит у нас в сети в последнее время, это истерия по поводу персональных данных. По хорошему счету, я не вижу смысла обязывать иностранные компании хранить персональные данные российских граждан на серверах России за исключением только одной ситуации, если эти компании обрабатывают персональные данные граждан без их согласия. То есть это не социальная сеть, где человек захотел и не написал, что его зовут Петя, а захотел и написал, что его зовут Брюс Ли. Является ли это персональными данными или нет? А если у нас речь идет об иностранной компании, где именно официальные анкеты наших граждан, здесь да, такая ситуация имеет право на жизнь.

Макеева: Согласитесь, можно придраться. Человек что-то такое пишет о себе и считает, что это сообщит только своим друзьям по социальной сети, а коварные владельцы иностранных сетей возьмут и как-то страшно этой ситуацией воспользуются. Не знаю, что они сделают с ней, но сделают то, чего боятся, назовем их депутатами Госдумы, может, это какие-то другие органы, тем не менее.

Панов: Я вам просто приведу пример. На одном из порталов государственных услуг я как-то решил посмотреть, есть ли у меня штрафы ГИБДД, набирая номер своего водительского удостоверения, я ошибся на пару цифр, так я вполне посмотрел штрафы другого человека. О какой сохранности персональных данных в данном случае мы говорим?

Макеева: У нас сейчас нет опасения, что мы внутри страны, где есть какой-то контрафакт, есть какой-то обмен данными. Я не слышу, чтобы эти опасения официальные лица высказывали. А что касается зарубежья, то эти опасения очень громко звучат, и всегда произносится словосочетание «национальная безопасность». Все пугаются страшно, я лучше отойду в сторону, делайте, что хотите, если нужно для национальной безопасности.

Панов: Здесь надо понимать, что интернет не имеет границ. Основная, если сосем ситуацию довести до абсурда, угроза национальной безопасности в том, что, допустим, какая-то западная компания, агент ЦРУ или под колпаком, имеет доступ к большому количеству персональных данных наших пользователей. Но только при этом, какая разница, где они вообще расположены? Абсолютно никакой. Хранятся ли они в России или не в России, здесь вопрос, имеет доступ или не имеет доступ.

Макеева: С точки позиция разума мы можем об этом долго говорить, а можем поговорить коротко, в принципе вы все объяснили, все становится понятно. Если предположить, что тут действуют какие-то другие мотивации, и мы видим, что попытки предпринимаются по-прежнему каким-то образом структурировать это слежение, возможность фильтрации контента. Технологически мы здесь, не мы, а те, кто этим занимается, более продвинуты, чем те же китайцы, которым так до конца цензурировать не удалось? Готовы ли наши? Игорь Щеголев называется как один из лоббистов этих законов, ну он разбирается, бывший министр. Готовы ли технологически наши госорганы и те, кого они призывают себе в помощь, руководить этим процессом, ввести что-то вроде аналога великой китайской огненной стены интернет?

Панов: На сегодняшний день, к сожалению, РФ не производит сама высоко технологичного оборудования связи. 90% этого оборудования и связи все равно производится в Китае, и оно одно и то же. В общем, сеть интернет построена на одном и том же оборудовании. Если мы говорим об уникальности каких-то транспортных вещей, они одинаковы. Поэтому что в России, что в США, что в Европе это те же самые технологии, их можно использовать, можно не использовать, их также можно обойти, это все знают как.

Если речь идет о каком-то специализированном программном обеспечении, которое может определять и помогать определять вот этот контент, здесь у РФ довольно много собственных разработок, сделанных нашими специалистами. Я думаю, что у зарубежных коллег тоже есть свои разработки. Эти разработки, во-первых, привязаны к языку, в том числе, но это отдельная часть. Речь идет не о фильтрации, речь идет о поиске этих вещей, а все остальное одинаково.