Русский мир в Черногории. Как Марат Гельман будет создавать идеальную Россию

Макеева: Мне стало известно, что жребий брошен, и Европейскому культурному центру в Черногории быть.

Гельман: Да. 28 октября я представил новый проект, он был одобрен. Я получил приглашение возглавить этот новый центр.

Макеева: Кому вы представили – властям Черногории?

Гельман: Это власти Черногории и Dukley Gardens, это такой крупный инвестор, который финансирует всю программу.

Макеева: А эта компания принадлежала Полонскому, да?

Гельман: Нет, она не принадлежала Полонскому. Она отсудила у Полонского тот проект, который они начинали, и взялась сама делать.

Макеева: Но это тоже российские бизнесмены?

Гельман: Нет, это американский бизнесмен Эмильфарб, он один из двух самых крупных инвесторов в Черногории, который понял, что успех Dukley и успех Черногории – это одно и то же. Дело в том, что Черногория – прекрасная страна, но за время санкций там убита вся промышленность, 84% экономики Черногории – это туризм и услуги, связанные с туризмом.

Макеева: А о какой промышленности идет речь?

Гельман: Там была промышленность. В том числе был холодильный завод, если помнишь, была так называемая «Югославская обувь» в советское время еще. То есть промышленность была убита во время санкций, и туризм сейчас – основной двигатель экономики страны. А туризм связан с культурой непосредственно. Поэтому да, действительно, это рай реально, при этом в этом раю достаточно активная культурная жизнь, пять музеев, три театра, небольшие фестивали, около 40 институций, с которыми мы будем сотрудничать в Черногории. В общем, я пускаюсь в эту авантюру с легкостью. 

Макеева: Насколько я поняла из ваших слов, с российскими госструктурами вы не планируете сотрудничать по этому проекту или планируете?

Гельман: Ни в коем случае. Если я здесь с ними не сотрудничаю, то сотрудничать с ними в Черногории, это была бы большая глупость.

Макеева: Вдали люди как-то меняются, все по-другому.

Гельман: Сейчас же такая еще ситуация – понятно, они сделали все, у них, видимо, очень много специалистов здесь в России, поэтому они сделали все, чтобы от меня избавиться. Но сейчас же ситуация, что с ними иметь дело – это еще какая-то потеря репутации и для меня, и для всего проекта, и для Dukley. Поэтому, безусловно, русский акцент у центра будет, будут участвовать активно русские люди искусства, но с русским государством мы не сотрудничаем.

Макеева: Но это сейчас сложная задача и в плане имиджа тоже – продвигать русское за рубежом. Тут и государственными ресурсами невозможно справляться.

Гельман: Дело в том, что это здесь всех научили, что вопрос в деньгах. Это абсолютно не так. Вот они пытались мой проект «Культурный альянс» без меня проводить в виде ДНК с государственным бюджетом, у них ничего не получилось. Поэтому я считаю, что в искусстве, по крайней мере, не знаю, как в энергетике, условно говоря, искусство делается личностями. Третьяковка собиралась одним человеком, Дягилев сделал русские сезоны во Франции. Пикассо создал столько же картин, сколько стоит «Газпром», стоимость которых. Поэтому я считаю, что если будет правильный проект, а я уверен, что наш проект – очень резкий, интересный, это новая молодая европейская страна, внимание большое. Журнал «Арт» уже пишет, что примерно так же, как когда-то Москва – Пермь, Гельман теперь из Берлина в Черногорию.

Макеева: Но это же будет что-то совсем другое.

Гельман: Это будет абсолютно другое. Вообще тема проекта – это прагматика культуры. Так как 84% экономики – это туризм, то культура реально может изменить структуру. Например, сезон 2,5 месяца, если мы сделаем упор на май, сделаем интенсивную, яркую культурную интересную программу в мае, мы можем увеличить сезон. Это сразу же повлияет на экономику. Очень много неиспользованных ресурсов для продвижения страны вовне. Есть Венецианская биеннале, надо просто понять, что показывать, потому что в ней Россия со 140 миллионами или Черногория с 650 тысяч населения представляться должны одинаково, то есть имеют право. Очень много ресурсов не использовано, они не умеют еще работать с европейскими институциями.

Макеева: Как вы это рекламировали черногорским властям? Мне понравилась мысль про Дягилева и русские сезоны в Париже. В это непростое время Марат Гельман, лучшие русские художники, которые, может быть, не хотят…

Гельман: Русские художники, музыканты, режиссеры театральные.

Макеева: Выезжают в Черногорию и делают там город Санкт-Париж.

Гельман: Я сказал так: представьте, что у вас театр, 400 мест, а в кассе продано всего 20 билетов. И вы думаете, что же делать. И вам советники все ваши говорят, что надо поставить еще 20 касс. 20 касс по 20 билетов и продадим 400. Ответ неверный. Наверное, что-то на сцене поменять, может быть, рассказать людям о том, что происходит на сцене. То есть, безусловно, программа правительства сегодня, в основном, нацелена на инвестиции, новые гостиницы, но все это будет работать только в том случае, если на сцене будет интересный спектакль, а вне театра, вне Черногории будут знать о том, что происходит на сцене. Вот такой основной базовый аргумент.

Я сделал большой проект, там много страниц и много рассуждений, но в целом именно это, потому что сегодня ты не можешь привлечь людей тем, что у тебя хорошая гостиница. Хорошие гостиницы есть везде. Я не знаю ни одного человека, который бы сказал: «Я поеду в страну такую-то, потому что там есть пятизвездочный отель».

Макеева: Но еще есть опция «дешево».

Гельман: Это интересный момент. Дело в том, что, как я понимаю, Черногория в каком-то смысле исчерпала этот ресурс дешевого туризма, а природа уникальная, это реальный рай. Я оттуда приезжаю в Италию и смотрю – выжженная земля. Очень дружелюбное население, у них нет никаких национальных проблем. Там, как Швейцария, в Швейцарии в каждой кантоне есть какое-то свое население, там то же самое: в одном городе больше албанцев, в другом городе больше хорватов, в третьем – сербов. Они уживаются все вместе.

Макеева: А русских много по-прежнему там? Там же постоянно много русских. Более того, я слышала такую историю, что Черногория – страна брошенных жен, что, мол, в предыдущий кризис какое-то количество бизнесменов покупали там недвижимость, селили семьи.

Гельман: Я не знаю насчет брошенных.

Макеева: И вот осталось много богатых женщин с детьми, которым нечем заняться.

Гельман: Я могу сказать, что резко увеличивается там количество людей, которые купили там дом, как второй дом, а сейчас принимают решение переехать туда как в основной дом.

Макеева: Стоп, я запуталась. Черногория – это не еврозона?

Гельман: Это не еврозона. В течение 8 лет они, наверное, будут. Что касается русского города Будва, где будет базироваться наш центр, 15 тысяч – это население, черногорцы, и 30 тысяч квартир куплено русскими людьми.

Макеева: Вы будете от этого танцевать, сначала сделать приятное нашим местным пенатам Черногории в районе Будва, а потом уже расширяться?

Гельман: Я буду сразу работать по всей Черногории, но база будет в Будве. У нас есть план: первый год – акцент на Россию, второй – на Европу и третий – на Америку. То есть Москва, Берлин, Нью-Йорк. Это не проект, условно говоря, русского мира, но, безусловно, русские будут играть значительную роль внутри европейского проекта. Это те русские, которые считают Россию Европой и верят в то, что рано или поздно она станет Европой.

Маккеева: Это эмиграция? Нельзя же жить здесь и работать в Черногории?

Гельман: Вид на жительство буду получать, но это не эмиграция, я сохраняю галерею. 9 сентября будет новая выставка Натальи Нестеровой, новый руководитель, ее сын Лев Нестеров будет руководить галереей. Это сотрудничество, я не буду управлять галереей, ей будут управлять они. Но как только здесь изменится ситуация, я почувствую, что вдруг снова я нужен, мне, конечно, комфортнее, интереснее, я очень много сделал, как мне кажется, для российской художественной сцены, я готов.

Год назад я сделал новую культурную политику, у вас сделал презентацию. Просто внутри той ситуации, которая сейчас происходит в России, ну это смешно. Совсем другие цели люди себе ставят, то есть мне здесь делать действительно нечего. Но если ситуация изменится, я вернусь. Это не эмиграция, я бы так сказал.