ЛОБКОВ. Монолог: «Почему Савелов, Акименко и Косенко – политузники, а Бондарик – нет? И надо ли проводить границу между Бирюлево и Болотной?»

Мы с коллегами весь день комментировали митинг в защиту политзаключенных, и подсел голос, потому что мы спорили именно до хрипоты: кого мы сейчас считаем настоящими политзеками?

У Amnesty International имен всего три: Артем Савелов, Владимир Акименков и Михаил Косенко. У либералов свои имена, у националистов – свои, еще прибавится после арестов по Бирюлево. Но вчера, например, никто не кричал: «Свободу Николаю Бондарику!», даже его коллеги из так называемого Координационного совета оппозиции. А ведь Бондарик сидит по той самой 282-й – политической. Я, как лицо частично еврейской национальности, имею право спросить: а почему, собственно, вы не выкрикивали имя Николая Бондарика? Нет, я его тоже не люблю, он еврей, он бы меня растоптал, он националист, он не мой. Именно поэтому я имею право спросить, почему вы не выкрикивали его имя. Он же политический. Или кто политзаключенный, а кто нет, зависит, по какой стороне Страстного бульвара вы вчера шли?

Из СИЗО пришло письмо, студент-психолог Илья Гущин, тоже арестованный по «Болотному делу», ответил на публикацию некой колонки о том, что «на Болотной были сливки нации», а в Бирюлеве, соответственно, озлобленное быдло. «Ваше желание узурпировать протест, право на защиту жизни и достоинства за узкой группой псевдолибералов, отказывая в этих фундаментальных гражданских прав большинству соотечественников, ставит вас в один ряд с фашистами и путинцами, которых вы так яро клеймите на страницах вашей газеты. Вы противопоставляете Болотный протест народным восстаниям в Бирюлево и Пугачеве, в Демьяново и Сагре. Вы либо слепцы, либо коллаборационисты. Я бы очень хотел, чтобы вы не пытались узурпировать протест, не пытались определять, что есть сопротивление, а что нет. Я не болотник, я – бирюлевец!».

А вот начальник спецназа ЮКОСа Пичугин – политический заключенный? Вот Лебедев и Ходорковский – точно да. Они признаны. А вот что делать с Пичугиным? Только не надо словами моей школьной исторички Раисы Моисеевны: «Да, мы тенденциозны, но это наша советская тенденциозность».

Понятие «узники совести» все-таки, видимо, целиком и полностью относится к прошедшим векам – к 19-му и 20-му. Но нового термина не придумали, поэтому и дискурс вечен. И вообще совесть – это что? Совесть, как выясняет история, - понятие растяжимое.

Чуть ли не вопрос недели для страны – работал ли Евтушенко на КГБ, если он помог выехать Бродскому, как агент, сознательно или бессознательно, помогло ли это Бродскому. И это вечное возвращение к оценкам или переоценкам ролей в истории неизбежно не только в России. Евтушенко говорите? А Джордж Оруэлл, классик диссидентства? Сотрудничал. А президент Урхо Кекконен, который царствовал в Финляндии рекордные 26 лет? Совершенно точно сотрудничал с советскими спецслужбами, и это доказано архивами. И что с того? В национальном спокойствии, его финны придумали формулу – он заставил КГБ работать на свою страну. А вдруг наоборот?

Вечное возвращение – Верховный суд России не реабилитировал Берию, и не дай Бог, заикнуться об этом на приличном телеканале, хотя арестован и судим он был как политический. Но Верховный суд Советского союза реабилитировал маршала Тухачевского. А что там про поход на восставший Тамбов, с химическими атаками против собственного населения? Ау! Просто при имени одного в сознании всплывают расстрелы и атомные бомбы, а при имени второго – почему-то военная наука и то, как хорошо Михаил играл на скрипке.

Так что то, что мы видим или хотим видеть здесь и сейчас, это тонкий срез, тончайший. Учебники истории не пишутся с колен, если они вообще принципиально пишутся, и наши правнуки не будут изучать историю по твиттам Олега Кашина или по книжке Владимира Сорокина, где Сталин кормит своего бойфренда Хрущева печенью солдата.