ЛОБКОВ. Что несет нам Бенедикт Камбербатч? Сериалы – единственная зона, свободная от политической цензуры и толерантности

Лобков: Андрей, сложно ли было браться за «Шерлока» после всего, что сделано до вас? Особенно после того «Шерлока», который буквально только что всех поразил?

Кавун: Сложно было решиться. Когда решился – все, уже нырнул, уже не надо махать руками, потому что утонешь. А решиться было довольно сложно.

Лобков: А в чем были колебания? В том, что люди насмотрены очень?

Кавун: Страшно. Страшно, потому что один из самых экранизированных персонажей, и ты выходишь на ринг, на котором до тебя такие великие люди представлялись, что было страшно.

Лобков: То, что называется сейчас «умный сериал». Согласен со всеобщим утверждением, что «умный сериал» — это главная интеллектуальная пища для всех светских разговоров: «А смотрел ли ты «Декстеров» или «Breaking bad» такую-то серию?» Мы свою жизнь заимствуем оттуда, из этих стереотипов.

Кавун: Я бы не сказал, что мы жизнь заимствуем.

Лобков: Шутки, манеры.

Кавун: А мы всегда заимствовали. Из литературы, из театра, потом из кино. Человек, как некоторые утверждают, произошел от обезьяны, а обезьяна любит обезьянничать. И мы черпаем свои модели поведенческие из этого всего.

Лобков: Я посмотрел одну серию, правда, вашего «Шерлока», где они спасали королеву.

Кавун: Значит, вы его не видели.

Лобков: Почему?

Кавун: Потому что надо смотреть весь.

Лобков: Ну, нет времени!

Кавун: Понятно.

Лобков: Одну серию посмотрел. Мне иногда казалось, что то в сторону Ливанова, то в эту сторону. Я понимаю, как сложно найти именно своего Шерлока Холмса, это же невероятно сложно.

Кавун: Честно говоря, я очень устал от того, что – и это было самое первое, что меня останавливало – когда ты сделаешь фильм, тебя обязательно будут с кем-то сравнивать. И меня все время спрашивали: «А ты его хотел сделать похожим на кого? На Роберта Дауни-младшего, да? Или на Камбербэтча? Или на Ливанова?» Я его не хотел делать ни на кого похожим. Я понимаю, что в голове сидит. Но у меня-то это в голове не сидело, я делал абсолютно своего Шерлока, и мне было жутко интересно сделать. Хотя я передал привет максимальному количеству экранизаций внутри фильма…

Лобков: Расскажите.

Кавун: В одном из фильмов он представляется Бэзилом Рэтбоуном, а это первый и самый известный исполнитель Шерлока Холмса, американский. В одной из серий он играет судью, человека, который играл Ватсона в нашей прибалтийской экранизации и так далее.

Лобков: Сейчас модно передавать друг другу. Постмодернизм такой.

Кавун: Мы же живем в эпоху постмодернизма, конечно. В эпоху переосмыслений. А что касается сериалов, вы знаете, это очень интересная штуковина. Сейчас в Голливуде они сами говорят, что у них очень большой кризис кинематографа, огромный кризис кино, кризис идей.

Лобков: Мне кажется, кризис, прежде всего, сценариев. Поэтому Конан Дойль такой бесконечный, «золотая шахта», которая не исчерпывается.

Кавун: Знаете, это кризис менеджмента, скорее. Это менеджеры, которые все захватили, понимаете? И кино все больше уходит в жанровость. И ты когда приходишь в кинотеатр сейчас, как в «Макдональдс».

Лобков: Там все расписано, сколько там драмы…

Кавун: Абсолютно. Ты четко знаешь, что ты увидишь там, идя на тот или иной фильм. И самые интересные вещи сейчас происходят в сериальной индустрии на Западе. Туда уходят самые серьезные режиссеры. Финчер начинает снимать сериалы.

Лобков: Кэмерон снял.

Кавун: Кэмерон, Скорсезе, Спилберг. Сейчас Вачовски запускаются на очередной сериал, понимаете? Потому что там возможно, как ни странно, больше возможно творчества, чем в кинематографе.

Лобков: Почему? Есть еще такая вещь, как политкорректность, которой сейчас болеет весь мир. Нельзя говорить плохо о темнокожих, не дай бог пошутить о евреях, про геев я вообще не говорю. А в сериалах очень много отпускается шуток, таких, скажем, совсем…

Кавун: В том-то и дело, что кинематограф погряз в этих всех условностях, в этой внутренней цензуре, которая живет в авторах. А сериалы нарушают эти запреты, ловят от этого кайф, дразнят этим зрителя. Зритель рвется, хочет нарушать правила. Человеку хочется нарушать правила всегда. И сериалы дают эту возможность почему-то.

Лобков: Раньше были сериалы для подростков в основном или для домохозяек. А сейчас очень много сериалов для взрослых, умных сериалов со сложными сюжетами. «Черное зеркало», в котором вообще понять ничего нельзя.

Кавун: Его нельзя назвать сериалом, потому что это, скорее, телеальманах. Там каждая новелла – это отдельное произведение.

Лобков: Очень красиво, ничего не понимаю. И видимо, очень умно, но тоже ничего не понимаю. То есть зоной экспериментов сейчас стали сериалы. Если раньше это было кино, то теперь это сериалы.

Кавун: Да.

Лобков: Вам, российскому человеку, мы же любим масштабные постановки, когда армии идут на армии.

Кавун: Необязательно.

Лобков: В сериале это невозможно. В последнее время любим.

Кавун: И неправда, что в сериале это невозможно, потому что возьмите, допустим, те же самые западные сериалы. «Рим» этот, четвертый-пятый сезон.

Лобков: Да мы про российские говорим, где три доярки и два пастуха.

Кавун: Посмотрите, допустим, «Белую гвардию». Богатейший сериал.

Лобков: Или «Ликвидацию».

Кавун: «Ликвидацию». Есть у нас каналы,  у них даже есть понятие брендовый сериал. Это сериал на каждый день. В принципе, у нас два серьезных игрока на телерынке. Это «Первый» и «Россия», все остальные не могут себе позволить.

Лобков: Потому что «Россия» — государственный телеканал.

Кавун: И «Первый». И они делают по несколько брендовых сериалов в год.

Лобков: За которые не стыдно.

Кавун: За которые не стыдно. В который они вкладывают деньги. Которые представляют лицо канала.

Лобков: Я бы даже такую теорию выдвинул. Показывая в ночь умный сериал нашего ли производства или заграничного, немножко комплекс вины снимается за то, что показывали днем: пресс-конференции разных VIP-персон, сюжеты о том, как хорошо на полях страны. А вот ночью мы покажем, что мы такие интеллектуалы.

Кавун: Я довольно много пообщался с телебоссами. Понятия «стыдно» для них не существует. У них нет этой категории, они ее оставляют где-то дома.

Лобков: То есть моя теория по поводу комплекса вины и искупления умными сериалами репортажей с полей страны не действует.

Кавун: Они, скорее, делаются для того, чтобы хоть как-то еще привлечь и эту часть аудитории. Они же пытаются привлекать разные части аудитории. Канал «Россия» так и говорит: «Мы работаем для домохозяек 35-45».

Лобков: Сколько вы смотрели экранизаций, чтобы снять свою? Или вы сознательно не смотрели ни одной?

Кавун: Я смотрел, конечно. Смотрел еще до «Шерлока Холмса», до того, как я собирался запускаться. Несколько самых знаковых посмотрел во время, чтобы понять, как там, и не пересечься. Если ты ничего не смотришь, то есть огромный шанс, что ты придумаешь самые банальные вещи, которые уже до тебя сделали.

Лобков: А ловили себя на том, что придумали какие-то приемы, которые уже были придуманы?

Кавун: Нет.

Лобков: Это так сложно, придумать новый прием.

Кавун: Знаете, несложно на самом деле. Если есть фантазия, есть хороший сценарист, то несложно.

Лобков: Хорошо они у вас там сидели на Биг-Бене. Нам показали меню, меню такое, что за жизнь не съесть. Причем там один из сериалов Финчера.

Кавун: Я половину съел.

Лобков: А когда вы успеваете? Вы еще должны снимать. Я, например, не успеваю. Причем я понимаю сейчас, что это должна быть моя основная интеллектуальная пища, потому что весь интеллект, который раньше зарывался в большое кино, практически весь, за исключением нескольких режиссеров, зарывается сейчас туда. Как это все ночью нужно набирать и смотреть вместо чего? Или вместо работы? Я не могу понять этого, может, я очень старый?

Кавун: Моя специфика работы такая, что я полгода вообще ничего не смотрю, когда съемки по 16 часов в сутки. А когда подготовка или между фильмами мне делать нечего, я могу сутками смотреть сериалы. Я из тех, кто занимается «запойными просмотрами» (есть такое понятие).

Лобков: Это как?

Кавун: Когда ты смотришь несколько серий подряд, пока у тебя глаза слипаться не начнут. Я сажусь в часов 10 вечера и ложусь спать в часов 6 утра, смотрю все это время серию за серией. Кстати, интересный момент. Сериалы писал Достоевский. Конан Дойль писал сериалы.

Лобков: Конан Дойль выходил вообще в газетах.

Кавун: А Достоевский где выходил? Он же тоже выходил в газетах.

Лобков: В журналах.

Кавун: Его романы издавались по частям. И можно раз в неделю смотреть серию или читать главу. А можно дождаться выхода полного романа и смотреть за несколько дней. Я люблю смотреть так.

Лобков: А вообще на ваше восприятие этот переход от фильмов к сериалам как-то повлиял или нет?

Кавун: Нет. Наверное, нет. Это просто новый способ развлечения для меня, новый способ смотреть.

Лобков: Насколько вообще сериаломания, которая  сейчас стала одним из основных трендов, влияет на наш образ мысли? Кстати, классический пример влияния сериала. «Секс в большом городе». Кто знал про Birkin, про Tiffany в русской аудитории? Никто не знал вообще, потому что это абсолютно американские марки. Они пошли в народ, и в такой народ, такой Воронеж, что страшно становится.

Кавун: Сериалы кино диктовали модели поведения всегда, и это огромное поле для продакт-плейсмента.

Лобков: В вашем «Шерлоке» нет сатиричности.

Кавун: Вы не видели фильм.

Лобков: Камбербэтч дает нам яркий образ, не бывает таких людей в природе. И вообще, Шерлоков Холмсов не бывает в природе. А ваш Петренко вроде бывает в природе.

Кавун: А мне и хотелось сделать живого человека, понимаете? Когда я запускался, я начал вспоминать все свои впечатления, ощущения от Шерлока Холмса, начиная с детских, и я вдруг понял: всегда было интересно, никогда не было страшно, когда ты его читал. За героев ты не переживал, они были в достаточной степени пластмассовые, условные, они не были живыми. А мне очень хотелось живого человека. Каким бы был Шерлок Холмс, если бы он реально существовал в жизни. 

Лобков: Правда, я цитирую ваш пост в фейсбуке, что вы жаловались, что не можете посмотреть все сериалы, которые в том году вышли, что-то такое вы писали или что будете чувствовать себя опустошенным?

Сапрыкин: Нет, я ничего такого не писал, я думал об этом. Видимо, вы уже цитируете мои мысли, до чего наука дошла. На самом деле я понял, что мне уже не хватит, видимо, жизни. Если научные разработки по продлению ее длительности будут успешны, мне не хватит жизни посмотреть то хорошее, что за последние годы снято. Это довольно печальная мысль.

Лобков: А в чем вообще истоки этой сериаломании? Перед вами смелый человек, который снял сериал про Шерлока Холмса в России. Я считаю, что за это орден мужества надо давать.

Сапрыкин: Это грандиозное достижение, правда. Я сегодня видел как раз пост Захара Прилепина, воспевающий ваш труд.

Кавун: Приятно.

Сапрыкин: На самом деле респект, правда.

Лобков: Главное – сам поступок. Мы же чужую культуру, когда мы через фильм воспринимаем, например, «Мария Антуанетта» Софии Копполы, это все равно костюмная драма, вот через сериал мы начинаем понимать, как я понимаю, вот именно внутри мозгов влезать. Правильно ли это или это иллюзия?

Сапрыкин: Ну, Анна несколько минут назад все правильно разложила по полкам.

Лобков: Давайте по-простому теперь.

Сапрыкин: Давайте по-простому, по материалистически. Когда у американских каналов появились деньга на то, чтобы снимать не просто «мыло», не «Санта-Барбару», не бесконечное копошение…

Лобков: «Друзья».

Сапрыкин: В одних и тех же декорациях. Нет, «Друзья» — это еще туда-сюда. Когда появились деньги на то, чтобы делать такие большие серьезные произведения, вытягивать людей из большого кино, нанимать серьезных сценаристов, серьезных режиссеров, тогда и все заработало. Это не одномоментный процесс, это произошло постепенно. Давайте вспомним, как все последние 10 лет нам казалось, что вот «Секс в большом городе» — это уже оно, или «Скорая помощь» — это уже оно. Клиент всегда прав, вот рассвет эпохи сериалов.

Лобков: И мертв.

Сапрыкин: Всегда мертв. «Сопрано» туда же.

Лобков: «Сопрано» не пошел в России. Я работал на НТВ, мы размещали рекламу на троллейбусах, на автобусах, на домах, вот этих вот толстых мужиков мы везде клеили. Эффект был нулевой, там показывали, и в это время, и в это пробовали. Это был, кстати говоря, 2003 или 2004 год. Вообще эффекта не было, никакого.

Сапрыкин: А в телевизионном эфире ничто же из зарубежных сериалов кроме британского «Шерлока» недавно, насколько я понимаю, не пошло.

Кавун: Кстати, да. Очень интересный факт.«Первый» запускает сериалы хорошие, богатые сериалы западные, они запускают «Время пижонов»…

Сапрыкин: «Городские пижоны».

Кавун: Да, глубоко за полночь, потому что они не идут. У нас было время, когда все смотрели западные сериалы, потом мы их резко прекратили смотреть.

Лобков: Мы их смотрим пиратски в интернете, получается, все?

Сапрыкин: Или легально в интернете. Появились и такие чудаки.

Кавун: Там очень много онлайн-сервисов, которые предлагают за рекламу смотреть.

Лобков: Выполнена ли задача привлечения к телевизору вот этими сериалами для умных?

Сапрыкин: Эта вся культура прошла мимо отечественного телевидения совсем.

Лобков: То есть мимо мэйджоров?

Сапрыкин: Да. Сейчас телевидение, третий сезон «Шерлока», оно добирает…

Лобков: «Шерлока» того «Шерлока»?

Сапрыкин: Британского. Оно забирает уже сформировавшийся клуб, показывая ему эти серии с пятиминутным отставанием от BBC, то есть делает то, чего интернет сделать не в силах.

Лобков: А ваш сериал на окупаемости? Вы же рассчитываете, это сложный бизнес-план.

Кавун: Это интересный момент. Я знаю, что он с ужасными рейтингами прошел по эфиру, но он несколько недель после этого был в топах на всех онлайн сервисах, на всех качалках. Люди смотрят сериалы запоями. Большинство людей любят смотреть сериалы, когда я хочу смотреть, когда мне это удобно смотреть, по несколько серий.

Сапрыкин: Сезонами за выходные.

Кавун: Да. Я вот жду, пока выйдет целый сезон. Я не смотрел «Рейтинг Б» по одной серии в неделю, я дождался, пока выйдет целый сезон, скачал и посмотрел целиком.

Лобков: То есть получается, что вернем деловую премиум-аудиторию, которая зарабатывает деньги, у которой мало времени, вернем ее к телевизору, усадим ее, — этого все равно не получается. На «Ефросинью» усаживаем, но аудиторию не ту. Понятно, какая реклама нужна, колготки всякие, а ту, для которой реклама емкая, не усаживают.

Сапрыкин: Я думаю, что дело не в качестве сериалов, а дело в том, что уже у определенного слоя людей есть рефлекс смотреть не тогда, когда тебе показывает канал, а тогда, когда тебе удобно.

Лобков: Юра, у меня еще вопрос про национальную культуру. Раньше-то мы были простые люди, ну что цитировали, когда выпьют? Трус, Бывалый, Балбес...

Кавун: Ну не знаю, в кругу моих друзей цитируют Пушкина.

Лобков: В моей аудитории или что-то из Ильфа и Петрова. Теперь же ужас какой-то, это где-то на полках лежит. Теперь уже другие шутки, я даже встречаюсь с компанией друзей, они начинают шутить про волчанку, мне сказали недавно – я понял, откуда. Кто-то не понял. То есть наши культурные коды замещаются с западными чуждыми, нас перепрограммируют, нас, как говорит патриарх, духовно разгружают.

Сапрыкин: Я вот этого не ощущаю совсем. Мне кажется, что этот слой все равно достаточно узок. Что я стал замечать, что уже иногда становится трудно поддерживать разговор, если ты не смотрел «Игру престолов». Мне пришлось этим летом себя насильно усадить…

Лобков: Я не смотрел.

Сапрыкин: И посмотреть все три сезона, потому что я понял, что я не понимаю половину вещей, о которых мои коллеги говорят. Там какие-то упоминаются реалии, которые мне абсолютно неизвестны. В каких-то сектантских кругах это новый эсперанто. Но это не шутки, по которым ты опознаешь своих и чужих. Это не универсальный культурный код совсем. Это плохая замена и вообще не замена Гайдаю и Рязанову. Это, скорее, тайные шифры, чем универсальные ценности.

Лобков: То есть можно сказать, что сериалы дают нам тайные шифры для опознавания своих, поскольку их много, они диверсифицированные, разные герои, разная неполиткорректность – где-то шутки про евреев, где-то… Не так много вообще поводов, по которым шутят: секс, национальность, ориентация. В общем, их три.

Сапрыкин: Алкоголизм.

Лобков: Алкоголизм еще. И наркомания. Кстати, еще один вопрос – почему такая свобода в сериалах? Я помню, когда делали фильмы Спилберга, например, там даже вплоть до штата, где должен был Райан родиться, которого спасали, определялся по количеству героев войны, которые вышли из разных штатов. Оказалось, что из Аризоны меньше всего, и решили Райана поселить в Аризоне и маму его в Аризоне. То есть это вычислялось на уровне продюсеров. В сериалах, как я понимаю, царит такая вольница.

Сапрыкин: HBO и AMC, где это все расцвело, — это кабельные каналы. Ты платишь деньги за их просмотр, совершенно точно у экрана не может оказаться случайный человек, поэтому они чувствуют себя гораздо свободнее. А теперь и Netflix, теперь и Amazon, все это не эфирное телевидение, которое должно соблюдать.

Кавун: Совершенно верно. У нас никогда не будет расцвета сериалов, потому что у нас нет расцвета кабельных сетей. Пока у нас не появится огромных кабельных сетей, которые могут себе позволить это делать… «Breaking Bad» — это тоже заштатная какая-то была кабельная сеть, которая это начала, и потом он разросся до невероятных масштабов. Там конкуренция, там они вынуждены быть а) честными и б) провоцировать.

Лобков: Фактически, пока мы боремся с политической цензурой и с неупоминанием Навального на «Первом канале». Для нас это большая новость, если сказал президент «Навальный», а там бизнес-способами борются против цензуры, политкорректности, которая там, безусловно, есть.

Сапрыкин: Не то, что борются, это просто способ конкуренции. Если ты будешь вялым и всем приятным, то ты проиграл. Если ты острый, злой, едкий…

Кавун: Если есть, о чем поспорить.

Сапрыкин: Если ты цепляешь.

Кавун: Если на тебя подали в суд, если люди стоят с плакатами, это все реклама, конечно.

Сапрыкин: Здесь мы же видим, как только «Первый канал» отступает чуть-чуть от своего шаблона, это сразу обсуждение в Думе с требованием всех немедленно поснимать. Как только появляется сигарета на экране или какое-нибудь тело обнаженное…

Кавун: «Школа».

Сапрыкин: Это же ад был.

Лобков: В «Шерлоке» даже шутят по поводу этих никотиновых пластырей, что нельзя курить, сколько вам пластырей нужно, чтобы думать. Восемь и с каждой серией у него все больше. Андрей, а вы, когда на мэйджоре размещали свой фильм, у вас были определенные цензурные соображения, вы учитывали их в сценарии? Честно скажите.

Кавун: Вы знаете, нет. У меня, слава Богу, так сложились обстоятельства, что мне удалось обмануть всех: и ЦПШ, и канал. И я делал то, что я хотел, то, что я считал нужным.

Лобков: А как вам это удалось?

Кавун: У меня изначально была договоренность на канале, что я сам пишу сценарий, и никто не вмешивается. Потом, когда начались цензурные дела…

Лобков: Ну, один пример приведите, пожалуйста. Так интересно.

Кавун: Я просто сказал, что я сниму фамилию с титров.

Лобков: Приведите пример одного цензурного.

Кавун: Сцена с Шолто, по-моему, она гуляет по интернету. Это, где стоит полковник и рассуждает об индусах, которые заполонили Лондон, и уже танцуют и молятся на наших площадях. Ее канал очень хотел вырезать.

Сапрыкин: Прям такой спутник и погром, да.

Лобков: Хотя там индусы и в Лондоне, увидели намек.

Сапрыкин: Риторика узнаваемая.

Кавун: Да, я использовал узнаваемую риторику, специально брал ее. Хотя все говорят, что там ее не было, но там это было. Первая демонстрация  мусульман с требованием построить мечеть в Лондоне были в 1880 году. То есть все на все похоже, они проходило через то же, что и мы. Сейчас мы уходим от темы сериалов. Я могу бесконечно разговаривать о Шерлоке Холмсе.

Лобков: Бывает, что и трубку нельзя достать и покурить, а бывает, что нельзя сказать слово на букву «г», я имею в виду и то слово на букву «г», и то слово на букву «г». То есть сейчас конкуренция идет за свободу, кто свободнее, тот и выигрывает, правильно ли я понимаю?

Сапрыкин: Я не знаю, можно ли так сказать. Это же не похоже на российское кино начала 90-ых, когда стало все можно…

Лобков: И стало все вдруг одинаково.

Сапрыкин: И казалось, что идет соревнование за то, кто разрушит больше барьеров. Даже какой-нибудь «Madman», где бесконечно герои пьют, курят, изменяют женам, ведут совершенно разнузданный образ жизни, в каком-то последнем отдалении это все равно сериал про добро и зло, это очень моралистическая вещь. Только про какие-то глубинные вещи, не про то, что Дума обсуждает…

Лобков: Так же, как и «Breaking Bad». Тему, которую мы вообще на федеральных каналах и назвать-то не можем в силу определенного запрета, уже все равно о том, ради чего это делается, и какие …

Кавун: И к чему это приводит. Там потрясающая драматургическая конструкция. Когда ты начинаешь от полного сопереживания герою, а потом в какой-то момент я себя ловлю на мысли, на середине какого-то сезона, я уже наблюдаю за ним как за рептилией. Я уже все, я ему уже не сопереживаю, мне просто интересно, до какой степени он может еще туда погрузиться. Это потрясающая драматургическая конструкция.

Лобков: Интересно, а она выстраивается с самого начала?

Кавун: Я думаю, да, потому что там работают команды. Там не сидит один сценарист, там их запирают в кабинете, у них графики, они чертят, они рисуют. Как только кто-то начинает буксовать, его заменяют.

Лобков: У вас так же было?

Кавун: У нас так нет. Сейчас у нас так нет, к сожалению. Мы только стали к этому приходить сейчас. Стали понимать, что не может один режиссер снимать все серии, что нужен хэдрайтер, что нужен, у них это называется креативный продюсер или шоураннер. Говорят: вот это сериал Скорсезе, Скорсезе снял первую серию, дальше снимали другие режиссеры, но он был шоураннером. Он следил за тем, чтобы все длилось туда, куда нужно.

Лобков: У меня вопрос к обоим. А чего нам не хватает? Включи любой платный сервис – «Триколор», «Акада»—, там же безумное количество каналов. Чего не хватает, чтобы возник русский HBO, какой-то канал, который не подпадает под все эти ужасные думские ограничения, по которым и «Красную шапочку» снимать нельзя.

Кавун: Такое возможно, чтобы какой-то канал не подпадал под думские ограничения? Я вас умоляю. Один такой был канал, назывался НТВ, его ногами затоптали, разорвали на куски. Буквы остались.

Сапрыкин: Я думаю, что Акопов и все серьезные сериальные игроки, безусловно, про это думают. Конечно, создать русский HBO – это невероятно амбициозная задача, интересная всем большим…

Лобков: Это вопрос денег или вопрос политического влияния?

Сапрыкин: И денег, и политического влияния, и зрительских привычек.

Кавун: Зритель не любит платить, начнем с того. У нас малоразвито кабельное телевидение, потому что зритель не платит.

Сапрыкин: Тот же «Первый» собирался ввести вертикальное программирование, показывать новую серию раз в неделю. Не пошло, а в Америке невозможно себе представить, как иначе показывать сериалы. Это вполне естественно.

Лобков: Значит, мы, оставаясь русскими внутри, будем смотреть сериалы, где говорят запрещенные для нас вещи, обсуждать их в курилках и в кафе, а сами, к сожалению, снимать пока не будем, за исключением, может быть, Андрея, который решился вступить…

Сапрыкин: Будем.

Кавун: Будем. Почему? У нас Лунгин собирается снимать, Тодоровский снял сериал. Понимаете, у нас приходят серьезные люди. У нас Хотиненко снимал, у нас серьезные режиссеры время от времени туда идут.