«Путина можно назвать персонально ответственным за убийство Немцова»: Кашин о «мерзком компромиссе» в решении суда

Я, как и многие, смеялся над Андреем Илларионовым, когда тот в своем блоге писал километровые посты с разоблачениями Ильи Яшина и других сторонников «чеченской» версии убийства Бориса Немцова. Когда Илларионов с секундомером повторял маршрут Яшина в ночь убийства и искал противоречия в комментариях Яшина, это выглядело какой-то совсем безумной паранойей — да, в общем, ей и являлось. Но вынесенный на этой неделе вердикт присяжных по делу об убийстве Немцова неожиданно корректирует оптику. Я понимаю, какие бесспорные поправки нужно было делать к официальному обвинению — поверить, что Заур Дадаев и его друзья были исполнителями убийства, в общем, несложно. Невозможно поверить, что заказчиком убийства был водитель Руслан Мухудинов. Но тут ведь тоже понятно, в чем дело — российское следствие и российский суд устроены так, что если заказчиком преступления выступает сколько-нибудь статусный чиновник, то его практически никогда не посадят на скамью подсудимых — скорее просто развалят дело. Мне этот принцип хорошо знаком. И я, как и многие, всегда понимал, что официальная версия убийства — это такой компромисс между сыщиками и политиками, компромисс мерзкий, но это лучше, чем если бы власть взялась покрывать убийц полностью.

Но суд и вердикт присяжных — это не та сфера, где уместны поправки и полутона. Здесь уже не может быть вот этого — лжи сорок процентов, правды шестьдесят процентов, здесь все взбалтывается и смешивается в однородную массу, и если в ней есть хоть капля лжи — а мы понимаем, что она есть как минимум в части про Мухудинова, — то правдой обвинение и приговор быть уже не может. И эти чеченские боевики признаны виновными не потому, что их вина доказана, а потому, что по их поводу есть политическое решение. И вот как к этому относиться?

Я много об этом думаю, и ответа у меня нет. Оказывается, это очень трудно — жить в реальности, где нет настоящего следствия и настоящего суда. Здесь никто не может выдать окончательную бумажку, в которой была бы зафиксирована истина, поэтому приходится истину нащупывать в самых общих чертах, на уровне «верю-не верю». Верю ли я, что чеченское МВД умеет и готово совершать политические убийства? Да, конечно, верю. Верю ли я, что заказчиком должен быть кто-то, находящийся на уровне не ниже Кадырова? Да, конечно. Но эту веру к делу не подошьешь и в суде не докажешь, поэтому остается только вздыхать.

Единственная вещь, в которой я не сомневаюсь — это имя человека, несущего политическую ответственность за убийство Немцова. Это имя я называю в колонке в издании Republic — с этой недели свои колонки на русском языке я пишу только для него.

Поиск заказчика убийства Немцова – это не столько криминалистический и даже не политический, а скорее философский вопрос. Трудно поверить в то, что заказчиком был водитель, но если бы вместо имени Руслана Мухудинова на этом суде звучало какое-нибудь гораздо более убедительное (и даже не обязательно чеченское) имя заказчика – что бы это изменило? С максимальной вероятностью речь бы шла о каком-то другом человеке из российской силовой вертикали, и принципиальное значение здесь имеет только имя, венчающее эту вертикаль. Это имя известно всем и без всякого суда. И чеченские полицейские, и Рамзан Кадыров, и любой офицер ФСО, и любой чекист – все они подчиненные Владимира Путина, и логика выстроенной им вертикали позволяет уверенно назвать его, Владимира Путина, персонально ответственным за убийство Бориса Немцова вне зависимости от того, когда он узнал об этом убийстве и что он после этого предпринял. Да, наверное, было бы интересно знать детали преступления – почему на мосту не работали камеры, куда делись сотрудники наружного наблюдения, следившие за Немцовым при жизни, помогали ли убийцам на мосту у Кремля люди по другую сторону кремлевской стены. Но это действительно не более чем детали, которые могло бы установить следствие, если бы в России было следствие, и мог бы подтвердить суд, если бы в России был суд. Но за их неимением приходится довольствоваться тем, что есть.

Фото: Анатолий Жданов/Коммерсантъ