Михалков спасается бегством: как он использовал скандал с Тимаковой, чтобы не повторить судьбу Серебренникова

На фоне ситуации с Кириллом Серебренниковым новости о Никите Михалкове выглядят как несмешная пародия — пока одного конвоируют как террориста и сажают под домашний арест, другой уходит из совета Фонда кино. Об одном можно только гадать, какому высокопоставленному силовику или духовнику он перешел дорогу, другой сам открыто называет своего аппаратного недоброжелателя, но лучше бы не называл — Михалков, лучший друг всех президентов и патриархов, человек, который ездил с минобороновской мигалкой, человек, который сам олицетворяет всю державность и духовность, капитулирует перед скромным пресс-секретарем скромного премьера. При всем уважении к Наталье Тимаковой — она никогда не могла соперничать по своему масштабу с Михалковым, где он и где она, а тут вдруг оказывается, что она главнее, и Михалков уходит из Фонда кино, ругаясь по поводу «латентной русофобии». Если возможна самая наглядная картинка на тему «гибель богов», то вот она.

«Я обманываю сам себя и всех остальных»: почему Михалков публично атаковал пресс-секретаря Медведева?

Я бы не стал говорить, что Никита Михалков обладает каким-то исключительным аппаратным или политическим чутьем. В его политической биографии была и ставка на Александра Руцкого в начале девяностых, и агитация за Бориса Березовского на выборах в Госдуму в 1999 году. Михалков часто ошибался, часто ставил не на тех, и то, что он всегда оставался на плаву, оказываясь в конце концов рядом с победителями — свидетельство не столько его интриганских талантов, сколько талантов настоящих, художественных. Его противникам это, наверное, неприятно, но он действительно настолько значительная фигура, что власть никогда сама не откажется от его поддержки.

Скорее всего, он это понимает, и, хлопая дверью Фонда кино,  сам зачем-то повышает ставки — публично заявляя о конфликте, он наверняка рассчитывает на непубличный ответ, может быть, на звонок, или еще на что-нибудь в этом роде. Вот это фактически сказанное «или я, или она» — оно должно быть на кого-нибудь рассчитано. Скорее всего, на самого Путина. И при этом Михалков, знающий Путина много лет и так или иначе с ним взаимодействовавший, должен понимать, что «или я, или она» — не тот язык, на котором лучше всего разговаривать с Кремлем. Человек, гордящийся своей принадлежностью к роду постельничьих, зачем-то уходит в пространство публичного скандала, в котором ему по определению будет неуютно, и шансов на успех тоже практически нет.

Почему так получилось, почему Михалков сделал именно такой выбор? И дополнительный вопрос: почему он сделал его именно сейчас? Тимакову в совет фонда назначили не вчера, с ее участием прошло уже несколько заседаний, на которых, как говорят, Михалков не присутствовал, и хлопнуть дверью он почему-то решил именно в тот день, когда Басманный суд рассматривал меру пресечения Кириллу Серебренникову.

Это не может быть совпадением. Скандал в Фонде кино выглядит именно как реакция Никиты Михалкова на очередной поворот или даже переворот в культурной политике власти, когда прежние правила на глазах у всех пересматриваются непосредственно по ходу игры. И здесь самая естественная самозащита — немедленный выход из игры, пусть и ценой аппаратных потерь. Ту логику, которую государство формулирует с помощью дела Серебренникова, любому деятелю искусства, имеющему дело с государством, очень легко примерить на себя, а за звание государственного художника номер один Михалков, как мы понимаем, сам боролся на протяжении многих лет.

Конфликт с пресс-секретарем премьера, реальный или выдуманный — для него сейчас настоящий подарок. Тимакова представляет власть, конфликт с Тимаковой — это хотя бы формально конфликт с властью, опала, а побег в опалу в условиях, когда власть сняла табу на аресты связанных с нею художников — такой побег кажется сейчас лучшей защитой от неприятностей. До сих пор лучшей защитой была близость к власти, а теперь наоборот.

Сейчас много говорится о новом тридцать седьмом годе, в большинстве случаев трудно вести такие разговоры всерьез, но вообще, если говорить о настоящем тридцать седьмом, о том, который был восемьдесят лет назад, может быть, самое интересное — это попытаться обмануть логику произвольного массового террора, понять, как она работает и поступить так, чтобы чаша сия тебя миновала. Существуют истории о людях, которые уезжали в деревню или в глубокую провинцию, успешно спасаясь от арестов. Например, автор «Детей Арбата» Анатолий Рыбаков, успевший побывать в ссылке до начала большого террора, вернувшись из нее, не стал жить в Москве, а устроился шофером, и все самые мрачные годы проездил по каким-то колхозам, меняя работу и нигде надолго не оседая — и в итоге избежал практически неизбежного в его положении лагеря.

Михалков спасается. Возможно, он спасается от очень призрачных угроз, возможно, персонально ему ничего не грозит и не грозило бы, но лучше подстраховаться. Сейчас, заявляя о своем конфликте с властью и отказываясь от участия в распределении кинематографических бюджетов, он спасает себя и заодно подает пример остальным своим и Серебренникова коллегам, показывая, как надо себя вести.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.