Кашин и патологии власти: вторая Чечня, победители дебатов Навальный-Стрелков, и Путин реабилитирует Ивана Грозного

Я рад, что самым обсуждаемым событием недели стала кубанская свадьба. У нас не так много возможностей увидеть, как на самом деле живет российская номенклатура, причем в большинстве случаев, когда нам удается что-то разглядеть, речь идет о каких-то важных персонах федерального уровня, а Россия ведь большая, и номенклатура не исчерпывается Медведевым и Шуваловым. В свое время на меня очень сильное впечатление произвела история про военкома из Ленинградской области, который в свой дом в швейцарских Альпах прилетал из аэропорта на собственном вертолете, а от вертолета до дома шел по специально расстеленной красной ковровой дорожке — дорожка раздражала соседей, и они добились, что местные власти заинтересовались налогами этого военкома, и ему пришлось уехать из Швейцарии. Мы действительно не представляем, как они живут на самом деле, вот все эти губернаторы, вице-губернаторы, прокуроры, судьи и прочие. Это повод порассуждать о российском федерализме — понятно, что слово «Федерация» в названии государства трудно воспринимать всерьез и буквально, но при этом Россию можно назвать настоящей федерацией таких феодальных анклавов, в которых власть, большие деньги и криминал — это, в общем, одно и то же, и поэтому, когда арестовывают очередного губернатора, и власть делает большие глаза — Ах, у него коллекция авторучек с бриллиантами, — это выглядит омерзительно, потому что понятно, что у них там у всех коллекция авторучек. Слово «коррупция» у нас, к сожалению, еще принято употреблять всерьез, а почему к сожалению — потому что коррупция это все-таки отклонение от нормы, а у нас нормы нет, вернее, она есть, но именно такая — когда семейное торжество у провинциального судьи превращается в корпоратив всероссийского масштаба.
В истории судьи Хахалевой есть один смущающий момент — ее нам, конечно, подбросили, и подбросили явно какие-то враги этой судьи и этой семьи. Первоисточником был знаменитый адвокат Жорин, кроме него, о семье Хахалевых много писал не менее знаменитый журналист Олег Лурье, и, в общем, ясно, что за этим вбросом могут стоять какие-то такие интересы, по сравнению с которыми сама свадьба выглядит невинным случаем в детском саду. Это действительно очень сложная проблема, выходящая за пределы конкретной кубанской истории. Однажды я с этой проблемой столкнулся при таких очень драматичных обстоятельствах — одиннадцать лет назад на Урале жертвой издевательств сослуживцев стал солдат Андрей Сычев, ему отрезали ноги, история была ужасная, и я поехал на этот танковый полигон писать об этой истории. Там я встретил генералов из главной военной прокуратуры, у которых были настоящие именины сердца — прокуратура тогда воевала с министерством обороны, и когда в министерстве обороны такое ЧП, то для его врагов это настоящий праздник. Мне тогда показалось важным, что историю пострадавшего солдата раскручивает военная прокуратура в рамках своей борьбы с военным министерством, я об этом написал, и многим читателям показалось, что я пытаюсь оправдать военных — это было не так, но я, по крайней мере, понял, что в ситуации, когда есть жуткая история и есть интересы, помогающие этой истории стать публичной, главной все равно останется жуткая история, а не те, кто ее вбрасывают. Хотя для понимания важно и это, конечно.
Я часто об этом говорю, и сейчас, мне кажется, еще один повод, чтобы повторить — ничего хорошего не получится, если описывать нравы российской власти, российского государства, на том привычном языке, на котором говорят об обычных государствах — ну знаете, вот судья, она работает в суде, суд — это место, где устанавливают справедливость — формально это так, по словарю это так, но когда речь заходит о России, это все превращается в чепуху. Россия — это одна большая станица Кущевская, или один большой город из фильма «Левиафан», и не надо делать вид, что существует что-то сверх этого клубка, в котором переплетены интересы вот всех этих Хахалевых, которых там много, кроме мамы-судьи и папы-помещика и зятя-следователя там еще есть даже сын-депутат, Кирилл Хахалев. Он совсем молодой, девяностого года рождения, депутат краевого законодательного собрания, конечно, от «Единой России», я не знаю, какие он там законы принимает, но как символ этого вечного конфликта интересов, когда папа скупает землю, а мама в суде судит земельные споры — вот с этой точки зрения этот сын-депутат да, идеален.
У Довлатова, и не только у Довлатова было про свадьбу дочери товарища Полянского — Хрущев ходил на семейное торжество к одному члену политбюро, а потом ужасался тому, какая выросла бездуховная молодежь. Когда я писал колонку про кубанскую свадьбу, я искал в Гугле свадьбу дочери товарища Полянского, чтобы что-нибудь процитировать, и заодно узнал, что вот этому товарищу Полянскому — не однофамильцу, а именно ему, — совсем недавно, в декабре прошлого года, в Луганской народной республике открыли памятник. Все гораздо ближе, чем нам кажется. А о свадьбе дочери товарища Хахалевой — моя колонка в издании Republic.

Чем больше подробностей, тем больше фальши – ну серьезно, что вас здесь возмущает на самом деле? Что траты судей и следователей превосходят их официальную зарплату? Что муж судьи, занятой имущественными спорами о земле, превратился в крупного помещика? Что сын депутат? Что дорогие артисты поют на свадьбе? Ни один из этих эпизодов не дает исчерпывающего описания проблемы, а напрашивающееся слово «коррупция» вообще уводит в сторону.

Это можно сравнить со скандалом вокруг чеченских геев – вот что это было, как это правильно назвать? Гомофобия, нарушение прав человека, полицейский террор – да нет же; тут достаточно слова «Чечня», и дальше уже надо расшифровывать именно это слово – дело ведь не в геях, а именно в Чечне.

Так и со свадьбой. Ключевое слово здесь не «свадьба» и даже не «судья», ключевое слово здесь – «Кубань». Образцовый, экономически благополучный регион, реальное устройство которого было продемонстрировано семь лет назад после массового убийства в станице Кущевской, когда общество вдруг узнало, что на Кубани слишком размыта грань между властью, большими деньгами и чистой уголовщиной вплоть до самых жутких криминальных патологий.

Если представить себе, что скандал с судьей Хахалевой действительно станет скандалом с громкими отставками, уголовными делами и арестами, то Кубань все равно останется Кубанью – как Чечня останется Чечней, если в отставку уйдет, например, знаменитый Магомед «Лорд» Даудов, – не в нем же дело.

Мы уже несколько раз обсуждали странный культ Ивана Грозного, который вдруг возник из ниоткуда сейчас в России. Главным его публичным проводником был орловский губернатор Потомский, который почему-то вдруг озаботился возвращением доброго имени самому зловещему русскому царю. Потомский — отставной военный и профессиональный каратист, одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, что ему, скорее всего, нет вообще никакого дела ни до каких царей. Все помнят, как он рассказывал о смерти сына Ивана Грозного по пути из Москвы в Петербург — ну анекдот же. И вот было непонятно, почему он вдруг занялся судьбой царя, и почему против этого не возражает церковь, которая ненавидит Ивана Грозного на протяжении всех последних веков, и почему на открытие памятника в Орел приехал пул людей, вхожих в Кремль, от Проханова до байкера Залдостанова. Так не было бы, если бы речь шла просто об инициативе губернатора, тут явно что-то более серьезное, но что именно — было непонятно до прошлых выходных.

Потому что на прошлых выходных из шкафа вышел главный защитник Ивана Грозного — и это оказался Владимир Путин. Это он считает царя оклеветанным врагами России, и он даже называет автора мифа об убийстве Иваном Грозным сына — папского нунция, который, по словам Путина, хотел видеть православную Русь Русью католической, а когда царь его — я снова цитирую Путина — послал по известному адресу, нунций не нашел ничего лучше, чем оклеветать царя, и клевета осталась в веках.

Это в любом случае очень спорная и заведомо маргинальная теория, и мы с опытными путиноведами, кажется, нашли ее первоисточник. Об оклеветавшем царя папском нунции, а точнее — легате Антонии Поссевине писал в своей работе «НЕМЫ ДА БУДУТ УСТЫ ЛЬСТИВЫЯ ГЛАГОЛЮЩИЯ НА ПРАВЕДНОГО БЕЗЗАКОНИЕ» покойный ныне петербургский митрополит Иоанн, бывший в девяностые лидером ультраконсервативного крыла в Русской православной церкви, сейчас его ближайший помощник и соавтор его книг Константин Душенов сидит в тюрьме за экстремизм — Путин его посадил, но сам при этом, как мы узнали, разделяет взгляды Душенова и митрополита Иоаана на русскую историю. Видимо, во времена собчаковской мэрии Путин и его коллеги прислушивались к проповедям митрополита, и теперь вот так потихонечку воплощают его наследие в жизнь. По-моему, это главное открытие по итогам реабилитации Ивана Грозного — если что-то мутное происходит, а никто не возражает, то это идея Владимира Путина. Об этом моя колонка в издании Republic.

Князь Владимир, которого сватали России после «священной Корсуни», явно вышел из моды. Недавний заочный спор Путина с Эммануэлем Макроном показал, насколько рискованными могут быть попытки ставить знак равенства между средневековым Киевом и современной Россией. Бесспорный москвич Иван Грозный в этом смысле куда надежнее – за него не придется спорить с Петром Порошенко, а все неприятные исторические эпизоды можно списать на выдумки нунция. Реабилитация Ивана Грозного к тому же хорошо встраивается в неосталинистский дискурс – в фигуре первого русского царя сам Сталин искал какие-то важные для себя ответы, связанные с магией кремлевской власти, а по крайней мере первый фильм эпопеи Сергея Эйзенштейна канонизировал именно сталинское представление об Иване Грозном как о противоречивой, но при этом скорее положительной исторической фигуре.

То, что поздний Путин в своих духовно-идеологических исканиях как-то сам собой вышел на ту же тропу, по которой в военные годы шел Сталин, – тоже интересная новость, но ее значение нам только предстоит узнать. Пока же защита Путиным Ивана Грозного демонстрирует самые общие принципы распространения идей в нынешней российской власти. Если вдруг на каком-нибудь странном уровне, будь то губернатор или министр, возникает какая-нибудь странная идея, противоречащая сложившимся в обществе представлениям, но при этом не встречающая никакого сопротивления, то, скорее всего, реальный автор этой идеи не губернатор и не министр, а именно президент, и все, кому надо, так или иначе об этом предупреждены, поэтому не возражают. 

Теперь к дебатам Навального и Стрелкова — мне, как человеку, который в разное время очаровывался обоими, трудно быть объективным, поэтому давайте так. Я понимаю, что среди зрителей Дождя поклонников Навального несопоставимо больше, чем поклонников Стрелкова, поэтому я сейчас буду его адвокатом. Я совсем немного был знаком со Стрелковым, это было в Крыму весной 2014 года, и я потом читал интервью Стрелкова о том, как он лично захватывал симферопольский аэропорт и здание парламента полуострова — и вот этому я совсем не верю. Аэропорт и парламент захватывали наши десантники, а Стрелков на полуострове действительно был, но он был таким скорее консультантом, которого, например, не пустили на переговоры с командующим украинскими ВМС Денисом Березовским о переходе на сторону России — с украинским адмиралом говорил российский адмирал, а Стрелков — как и я — тихо ждал завершения переговоров на улице. При этом Стрелкова всюду сопровождал охранник, приехавший с ним из Москвы парень, отслуживший в Чечне, а старший товарищ Стрелкова политтехнолог Александр Бородай, который там тоже был, ходил без охраны.

Стрелков в Крыму участвовал в переговорах с украинскими военными, причем он играл роль такого доброго следователя, когда злым следователем были российские военные, сразу начинавшие с угроз, а Стрелков уговаривал, объясняя, что украинского государства больше нет, присяга недействительна, и надо делать выбор. В каком статусе он там был — я писал той весной, что они с Бородаем представляли интересы российского олигарха Константина Малофеева, который в формате частно-государственного партнерства помогал российским властям разбираться с Крымом как бы не от имени государства. Мне кажется, точно такой же была роль Стрелкова в Донбассе — он не выполнял приказов российского государства, не был его представителям, а действовал в рамках того мандата, который еще на этапе Крыма получил от Кремля Малофеев. Я об этом писал, но настаивать на этой версии не имею права, в суде я ее не докажу — просто хочу сказать, что мне она кажется более реалистичной, чем то, что о Стрелкове принято говорить на Украине и в лояльных ей российских кругах. Украинцы называют Стрелкова террористом, но его деятельность, как и деятельность всех сепаратистских лидеров Донбасса, не подпадает под словарное определение терроризма — эти люди участвовали в войне, но они же по факту стали властью на отвоеванных у Украины территориях. Террористы не занимаются пенсиями, паспортами и отопительным сезоном. Впрочем, Стрелкова это касается в последнюю очередь — из круга сепаратистских лидеров Донбасса его удалили одним из первых, и, поскольку он был очень популярен в известных кругах в то время, многие от него ждали какой-то политической карьеры в Москве. И вот этой карьеры мы так и не увидели. Кто такой Игорь Стрелков? Скучный отставник с довольно дикими представлениями об устройстве мира, автор монологов про Ротштльдов и Рокфеллеров, заслуженный реконструктор, военный историк того распространенного типа, который принято называть «камрад». Странный человек из недавнего прошлого, одинаково не заслуживающий ни тех злых слов, которые о нем говорят враги, ни тех добрых слов, которые говорят поклонники. О его дебатах с Алексеем Навальным я написал колонку для Republic.

Реальный успех Навального в этих дебатах скорее связан с его готовностью и способностью рискнуть лояльностью  либерального ядра и в случае необходимости пренебречь его недовольством. Он даже отказался называть Стрелкова военным преступником — кто из оппозиционеров еще может себе такое позволить?

У Игоря Стрелкова была довольно четкая задача — даже не переспорить, а показать, что он не сумасшедший и не маргинал. В силу многих особенностей и биографии, и личности Стрелкова это была почти неподъемная задача, и если бы перед ним сидел какой-нибудь более сильный «специализированный» оппонент (да хоть бы и Захар Прилепин), Стрелков бы, наверное, не справился, но у Навального были другие задачи, в результате самым эмоционально сильным моментом разговора оказался внезапный монолог Стрелкова на тему «я воевал, а ты кто такой?» — не то чтобы это было серьезным аргументом, но в отечественной риторической традиции такие монологи часто заканчиваются поножовщиной и потому звучат внушительнее, чем стандартная антикоррупционная риторика.

Если считать, что Навальный хотел заинтересовать националистов, а Стрелков — просто напомнить о себе, то обе стороны добились чего хотели.

Блогер Лапшин, известный путешественник из ЖЖ, получил в Азербайджане три года тюрьмы за посещение Нагорного Карабаха. Вчера журналисты спросили об этом Дмитрия Пескова, и он ответил своим фирменным «это не вопрос Кремля». Вообще давно уже пора привыкнуть, что жизнь, свобода, благополучие российских граждан — это не вопрос Кремля, но почему-то каждый раз не получается не вздрагивать, когда власть открытым текстом говорит, что ей плевать на людей. Я надеюсь, у блогера Лапшина все будет хорошо, и он будет свободен, ну а люди, для которых его свобода — это не вопрос Кремля, я надеюсь, еще успеют раскаяться и пожалеть о том, какими они были в 2017 году. Это программа Кашин.гуру, я Олег Кашин, всего доброго.