Кашин и бешенство власти: Путин бьет брежневские рекорды, Стрелков не писал про Boeing, и во что превращается подмосковная хтонь

Во вторник в Москве похоронили Антона Носика. Говорить о потерях всегда трудно, а о такой потере — невыносимо, но люди, знавшие Антона, наверное, находятся в таком проигрышном положении — я помню случаи, когда умирали люди, которых знали все, кроме меня, и чем больше было слов о том, каким прекрасным и гениальным был покойный, тем больше было недоумения — ну хорошо, вы его знали и любили, но какое это имеет отношение к нам, ко всем остальным?
Я не хочу играть вот в это «сейчас я вам объясню, кого вы потеряли». Не объясню. В воскресенье, когда Антон умер, «Такие дела» делали опрос о нем, и я сравнил его с Гагариным в том смысле, что вот эта идея — что космонавтами должны быть профессиональные летчики, — не всегда была очевидной, обсуждались разные варианты, среди прочих была идея отправлять в космос моряков-подводников — и вот если фантазировать, что Королев выбрал бы их, а не летчиков, то не было бы ни Гагарина, ни всей этой эстетики, шуток, привычек, улыбок — было бы что-то другое. Это можно представить, это нетрудно, но от этого как-то не по себе, потому что — ну как это без Гагарина?

При чем тут Носик. Двадцать лет назад в Москве был знаменитый провайдер «Ситилайн», один из первых, и в какой-то момент в «Ситилайне» придумали, что доступ в интернет будет лучше продаваться, если вместе с ним предлагать людям контент, то есть чтобы люди понимали, зачем им нужен интернет в ту давнюю-давнюю эпоху, когда не было ни социальных сетей, ни смартфонов с камерами, ни вообще ничего. Мозгом «Ситилайна» был известный многим Демьян Кудрявцев, и производителей контента он искал среди своих друзей, то есть среди таких литературных молодых людей, успевших пожить в Израиле, поработать с ним там в газете «Вести» и вернувшихся в Россию девяностых с, наверное, довольно смутными представлениями о том, что в ней делать. Эти люди — кроме Носика и Кудрявцева к ним можно отнести Линор Горалик и еще несколько имен — вот такая, если корректно такое сравнение, южнорусская литературная школа вроде той, что была в двадцатые годы. Люди, которые первыми пришли в интернет не с байтами, а с буквами, принесли в него свой язык, свои привычки, свои ценности — и это такое везение, что первыми оказались именно они, а не какая-нибудь другая тусовка, менее приятная.

Лет десять назад в одной редакции я работал с таким уже взрослым мужчиной, очень рафинированным седым интеллигентом — чтобы было понятно, что за человек — ну вот однажды у нас в редакции прорвало батарею, то есть вот кабинет, и в нем бьет фонтан. Все заходят, видят этот фонтан, выкрикивают что-то матерное и убегают. А этот мужчина зашел и так восторженно говорит — «Петергоф!» Интеллигенция. Так вот, однажды в разговоре с ним я упомянул Носика, и этот мужчина говорит — «О, я хорошо знаю Антошу, помню его еще маленьким!» — и я легко представил себе, как этот человек, такой же седой и респектабельный, как сейчас, нянчит маленького Носика. И только потом я понял, что они ровесники. Носик существовал вне поколений, я тоже считал его своим почти ровесником, и, наверное, это дополнительный источник боли — когда ровесники уходят. Интересный момент — в соцсетях почему-то почти все, кто знал Носика, публиковали в память о нем не совместные фотографии, а скриншоты из переписки — наверное, такой виртуальный мемориал лучше всего подходит человеку, который был про буковки в интернете. Я тоже полез посмотреть свою с ним переписку и обнаружил, что последний раз мы в личке спорили о первых публикациях в СССР Набокова и Гумилева — наверняка Носик был не единственным, с кем можно было спорить на такие темы, но больше ни с кем у меня такой переписки нет.

Об Антоне Носике в день его смерти я написал на сайте Republic.

Точка, в которой сходятся все времена и пространства, и русский XX век оборачивается израильскими девяностыми, а модный гик пелевинских времен делается вдруг заслуженным патриархом и всеобщим давним приятелем, чей искусственно состаренный портрет на аватарке в соцсетях оказывается настоящей фотографией из семейного альбома. Никто из медиагероев XXI века не был так крепко встроен в вечность, когда все, что делается в жизни, в любом случае происходит в присутствии Носика. И когда он, следуя последней моде, завел канал в Telegram, назвав его «бюро находок», такая самопрезентация оказалась точнее любых чужих оценок – как и двадцать лет назад, когда еще до моды на блоги Носик собирал все интересное, что было в русском интернете, находки сами стекались в его бюро, только в нем и приобретая свое реальное значение. Последняя находка – это он сам, потому что боль и масштаб потери никогда не бывает возможно предугадать заранее, и достоверно установить ее ценность получается только тогда, когда знакомое имя всплывает вдруг в той новостной рубрике, где никто и никогда не ожидал его встретить. Что-то похожее было с Борисом Немцовым. Этот великий фокус смерти, когда спорная фигура превращается в бесспорную, и это справедливость, но справедливость такого рода, что лучше бы ее никогда не было.

В моем родном городе Калининграде из университета отчислили студента юрфака Олега Алексеева, который был заявителем очередного, июньского навальновского митинга. Студент считает, что его отчислили именно за это, ну и несложно ему поверить, особенно после того, как университет выпустил заявление о том, что Алексеева отчислить хотели давно за то, что он прогуливал физкультуру, просто так совпало, что отчисление случилось после митинга. Еще там написано, что одной из причин отчисления стало его неуважение к суду, неприемлемое для будущего юриста — его оштрафовали за участие в митинге, и он после этого написал во «Вконтакте» злой пост про судью. Я надеюсь, что у него все будет хорошо, и что он найдет, где доучиться, но это ведь не только про него история — с конца прошлой недели власть по всей стране громит штабы Навального, задерживает волонтеров его предвыборной кампании. Все, наверное, помнят про активиста Александра Туровского, которого избили с помощью боевого самбо до сотрясения мозга, и потом еще оштрафовали на 500 рублей. Такая вопиющая история, даже если не касаться нынешнего конфликта между Туровским и Навальным.

Атака на штабы и волонтеров — по-моему, это самая масштабная зачистка какого-то оппозиционного движения со времен разгрома партии Лимонова в середине нулевых. Мы видим настоящее бешенство власти, которая не хочет, чтобы эти молодые люди, эта «школота», как называет их пропаганда — чтобы они шли в политику. Шансов на сопротивление здесь немного. Людей гонят из политики, и они вряд ли могут что-то противопоставить обрушившейся на них полицейщине. И в связи с этим у меня есть такая не очень приятная гипотеза — что атака на штабы и предвыборная кампания Алексея Навального это все-таки два разных сюжета, и что штабы-то громят, но политическое будущее Навального с этим не связано никак — он не делается менее значимым политическим фактором, он так или иначе будет ключевой фигурой во время выборов, и даже, как мы узнали из газеты «Ведомости», он уже сорвал Дмитрию Медведеву план поездок по регионам, в которых будут губернаторские выборы.

Здесь есть еще одна проблема, которой мы уже касались, и которую так изящно сформулировал сотрудник Навального Волков, отвечая на мою колонку про него — он сказал, что сейчас можно быть только за Навального или за Путина, и если кто критикует Навального, то он поддерживает Путина. Мне не нравится эта логика, но я и сам прекрасно вижу, что любой голос с даже самой осторожной критикой Навального всегда будет сливаться с голосами платных его ругателей, голосами пропагандистов и прочих. Это такая ловушка, из которой непонятно, как выбраться. И я, может быть, сейчас скажу странную вещь — из нее, наверное, и не надо выбираться. Времени впереди много, кто верит — тот пускай верит, неприлично хватать людей за рукав и кричать им — не верь. Кто хочет — тот пускай обманывается, идет на компромиссы, потом разочаровывается, потом верит во что-то новое. Никакой трагедии в этом нет, а если исходить из того, что плохо будет всегда, то получится даже вообще весело. Я и про скандал с Туровским потому и не говорю, что слишком много людей в своих оценках исходят из своей партийной принадлежности. С партийными людьми говорить не о чем, а непартийных слишком мало, может быть, вообще не осталось.

Мне кажется, противоречие между «партией Навального» и «партией Путина» исчезнет только тогда, когда критически значимое количество людей поймет, что плохо будет всегда. А любая надежда всегда играет в пользу стабильности, и здесь уже не имеет значения, на кого вы надеетесь — на Навального или на Путина.

Но я отвлекся. Моя колонка для Republic — о зачистке штабов Навального.

Предмет государственного недовольства обозначен предельно четко – это штабы и активисты. За несколько месяцев в стране возникло относительно массовое межрегиональное новое оппозиционное движение, сумевшее рекрутировать в свои ряды тысячи новых людей, до сих пор существовавших вне принятого в регионах стандарта «два с половиной калеки». Критики Навального начиная с марта говорят о «школоте», но даже под этот пренебрежительный ярлык попадают совсем не те, кем в самом деле можно пренебречь (типичный начальник регионального штаба – «победитель региональной олимпиады по предпринимательству среди школьников, абитуриент Гарварда, будущий программист»). На превращение такой молодежи в оппозиционеров власть, кажется, не рассчитывала, и этих людей гнать из политики она, скорее всего, будет беспощадно – как когда-то лимоновцев. Полицейское препятствование любому массовому активизму – это даже не новость, это константа российской общественно-политической жизни. На несколько месяцев об этой константе обществу почему-то позволили забыть, теперь напоминают. Нынешняя зачистка вообще производит такое впечатление, как будто власть сочла свое прежнее поведение ошибкой – не препятствуя открытию штабов в разных городах страны, она снизила порог пассионарности, необходимый для прихода молодых людей в оппозицию. Легальный штаб в настоящем офисном помещении, арендованном где-то в центре города, – прийти в такое место психологически проще, чем на явочную квартиру к подпольщикам, и те молодые люди, которые еще вчера просто не видели возможностей для своего прихода в оппозицию, потянулись в эти штабы, разрушая тем самым прежние представления об аполитичных массах и об ограниченности оппозиционных кадровых ресурсов. Власть адресно атакует сейчас именно эту молодежь, пытаясь отсечь ее от политики и вернуть в прежнее состояние, когда стать оппозиционным активистом значило стоять в никому не нужных пикетах сомнительных организаций и иметь потом долгие и неприятные разговоры в центрах «Э», управлениях ФСБ, а также по месту работы и учебы.

И еще о Навальном — в следующий четверг должны состояться его дебаты с Игорем Стрелковым, которого в некоторых кругах принято так многозначительно, с намеком то ли на еврейство, то ли еще на что-то называть Гиркиным — в общем, Навальный будет спорить с тем мужчиной, который весной 2014 года захватил ОВД в Славянске, и, как считается, именно этот эпизод послужил началом той войны, которая продолжается, пусть в тлеющем виде, до сих пор. Проукраинская часть аудитории возмущена решением Навального дебатировать с этим человеком, люди ругаются, называют Стрелкова военным преступником и приводят всякие примеры его военных преступлений. Об одном из таких примеров я хочу поговорить — мне это кажется важным. Игорю Стрелкову принято приписывать опубликованный в день падения малайзийского «боинга» текст, в котором написано, что ополченцы сбили украинский самолет, птичка лежит за терриконом, а само сбитие называется игривым словом «птичкопад». Мне кажется, за давностью лет это уже не имеет какого-то значения, но все-таки — Игорь Стреков, вне зависимости от того, хороший он или плохой, к этому посту отношения не имел. Тем летом я, да и не только я, все внимательно читали военные сводки от Игоря Стрелкова. Он, будучи таким экстравагантным человеком, публиковал их на специализированном форуме антикваров и коллекционеров и больше нигде — ну вот такая привычка у человека. Этот форум был очень старомодный и неудобный, найти все подряд посты Стрелкова было почти невозможно, читать его было очень трудно, и некоторые поклонники Стрелкова для удобства, ну или не только для удобства, заводили специальные странички в соцсетях, где перепечатывали записи Стрелкова с того форума. На одной из этих страничек и появился пост о «птичкопаде» — его не было на форуме антикваров, его не было вообще нигде, оригинала этого поста, написанного Стрелковым, не существует, но он действительно пришелся очень кстати украинской пропаганде, которой, как мы видим, многие до сих пор верят и у нас.

Я сейчас хочу, чтобы вы слушали меня внимательно. Пропаганде, особенно военной пропаганде, верить нельзя никогда. Да, украинцам было выгодно, если бы этот пост написал Игорь Стрелков, но он его не писал. Мне всегда казалось достаточным то, что этого поста не было на форуме Стрелкова, но я понимаю, что не все готовы вдаваться в такие подробности. Поэтому я связался с модератором того паблика, в котором появился этот пост, и он дал мне письменные объяснения — буквально письменные, от руки на бумаге.

Я прочитаю вслух. «В день падения боинга мы работали в штатном режиме. Искали сообщения от местных жителей, обрабатывали данные, полученные от реальных ополченцев. В процессе нашей работы мы обнаружили сообщение от некой женщины на форуме коллекционеров под одной из тем, где обсуждались боевые сводки от Стрелкова. Она писала, что местные жители заметили дым вдалеке. Все тогда подумали, что это упал украинский транспортник Ан-12. Местные жители радовались, что сбит очередной украинский самолет, назвав это событие «птичкопадом». Увидев это сообщение, админы вслед за местными жителями, не разобравшись до конца в ситуации, в экстренном порядке опубликовали сырую информацию. Через некоторое время мы поняли, что это был не Ан-12, речь шла о малайзийском боинге. Мы удалили пост, но было уже поздно».

И дальше — «своими действиями мы нанесли урон репутации Стрелкова, нами было дано редакционное опровержение и принесены извинения Стрелкову».

Я не думаю, что история с этой записью имеет какое-то всемирно-историческое значение — в конце концов, если Стрелкова когда-нибудь будут судить, то точно не за этот пост. И все-таки мне кажется важным не приписывать человеку того, что он не говорил и не писал. С маленькой неправды всегда начинается большая ложь, и в таких вещах всегда нужно быть осторожным. Наверное, здесь не хватает имени этого модератора, которого я цитирую, но я и сам его, к сожалению или к счастью, не знаю, мне достаточно, что его аккаунт действительно привязан к тому паблику «Сводки от ополчения Новороссии», в котором появился тот пост, и если дело дойдет до Гааги, я с удовольствием дам показания.

Наталья Весельницкая — новый герой бесконечного сериала о российских связях Дональда Трампа. Извините, что я цитирую Пескова, он тоже говорит о сериале, но это действительно сериал, и сериал очень странный — концовка его известна заранее, когда-нибудь найдется какой-нибудь убойный компромат, который приведет к импичменту Трампа, и вот самые разные люди его уже почти год ищут, ищут, и находят, как правило, какую-то ерунду уровня встреч с послом Кисляком. История с Весельницкой тоже не производит серьезного впечатления — в конце концов, она всего лишь адвокат, а не резидент разведки, но тут интереснее не американское, а российское измерение этой новости.

Весельницкая — известный человек, но известный не как герой мировой политики, а как герой подмосковных скандалов на стыке бизнеса, криминала и политики. Что такое Подмосковье — ну все примерно понимают, все сюжеты на виду — от дела подмосковных прокуроров до истории «красногорского стрелка» неполных два года назад.  Про Весельницкую самое главное — это то, что она то ли была, то ли до сих пор остается женой бывшего первого зама прокурора Московской области, фигурировала как адвокат и как свидетель в самых громких подмосковных делах, а на международный уровень вышла не вчера — когда сын бывшего начальника ее мужа Денис Кацыв проходил по делу об отмывании денег в Америке, она туда ездила свидетелем, а еще она, например, организовывала показ в Европарламенте скандального фильма Андрея Некрасова о том, что в смерти Сергея Магнитского никто не виноват. И вот мне самым впечатляющим кажется именно это — когда подмосковная хтонь вдруг превращается в фактор мировой политики. Об этом я написал колонку для Republic — напомню, у меня теперь все колонки для Republic, больше я теперь никуда не пишу.

Это такой философский вопрос – считать ли подмосковных прокуроров, или бандитов, или таких адвокатов, как Наталья Весельницкая, частью российской государственной вертикали? Они не занимают должностей, они не вхожи в кремлевские кабинеты, но если на них хотя бы частично держится порядок, сложившийся в области, – значит, они тоже власть, тоже часть той системы, во главе которой стоит Владимир Путин. Люди, ворочающие миллиардами на районном или на областном уровне, существуют не в вакууме; сам термин «решала», которым называют Наталью Весельницкую, говорит о том, что она способна «решать вопросы» прежде всего с властью.

И получается, что подмосковные джунгли, в которых областные министры, силовики и воры в законе воюют между собой за главный в этой местности ресурс – гектары под застройку, – как-то сами собой превращаются в то пространство, в котором есть место и для внешней политики. Это естественная логика превращения денег во власть, когда группа интересов проходит квест – с районного уровня на областной, потом на федеральный, а потом и на международный. 

Встречу Трампа-младшего с Натальей Весельницкой вряд ли можно считать доказательством причастности российских властей к победе Трампа на выборах, но с точки зрения устройства и эволюции российской системы международный прорыв Весельницкой безумно интересен – победы в имущественных, денежных, земельных конфликтах рано или поздно конвертируются в политическое влияние, и жена подмосковного прокурора не может не превратиться в политически значимую фигуру.

Мы тут с одним знакомым поспорили, с какого момента надо отсчитывать срок пребывания Владимира Путина у власти — речь идет о брежневском восемнадцатилетнем рекорде, и вот знакомый говорит, что Путин его уже побил, потому что надо отсчитывать с момента назначения Путина премьером в августе 1999 года, а я говорю, что рекорд будет побит в ноябре, потому что Путин пришел к власти 31 декабря, когда Ельцин уступил ему президентство. Мне кажется, прав тут я, но вообще — рассказал бы нам кто-нибудь в 1999 году, о чем мы будем спорить в 2017-м.

Все лучшие споры недели — как всегда, в программе «Кашин. Гуру». Встретимся через неделю на Дожде. Всего доброго.