Я, может быть, сверх меры люблю громкие слова, но в наших условиях они часто бывают уместны, и хочу восхититься формулировкой своего друга журналиста Ильи Васюнина, который назвал прошлую неделю неделей национального позора, имея в виду случившиеся подряд обращение Золотова и интервью Петрова и Боширова — и уже после того, как Васюнин так сказал, случился скандал на выборах в Приморье и трагическая история с российским самолетом, сбитым в Сирии. Последний раз такое чувство было семь лет назад, осенью 2011 года, когда Михаила Прохорова выгнали из партии «Правое дело», и показалось, что это какая-то политическая аномалия — вчера политики не было, и завтра не будет, а сегодня есть. Но оказалось, что про завтра — это ошибка, потому что назавтра случилась рокировка Путина-Медведева, потом Болотная, и то, что казалось аномалией, растянулось на годы, и закончилось, наверное, только к моменту присоединения Крыма.
И вот сейчас то же самое — поток новостей как-то резко уплотняется. Первым был Золотов, и казалось, что это будет событие, которое, поскольку оно такое из ряда вон выходящее, запомнится навсегда. Но потом возникли эти со своим «солсберецким шпилем», и как-то Золотов померк. А потом Приморье. Почему я ставлю в этот ряд историю с самолетом — потому что наутро после гибели самолета Шойгу с Конашенковым выступили в таком духе, как будто Россия объявляет войну Израилю, и все стали шутить про погромы, но в обед появился Путин и сказал, что все это цепь случайностей, и Израиль не виноват. То есть вся эта антиизраильская минобороновская позиция возникла без Путина и вопреки Путину — это что такое вообще? Последний раз такое было тоже в 2011 году, когда Путин с Медведевым разошлись в оценках событий в Ливии, и все говорили о расколе тандема, и что же это получается — у нас теперь тандем состоит из Путина и Шойгу?
Интервью Симоньян, тоже хочу к нему вернуться, потому что — что это такое было? Ей поручили доказать, что Петров и Боширов ни в чем не виноваты? Но тогда она не просто провалила задание, а провалила его с особым цинизмом, демонстративно. И, поскольку оснований сомневаться в профессионализме Симоньян все-таки нет, лучше предположить, что задание и было таким — поговорить с этими двумя мужчинами именно так, чтобы вообще никто не подумал, что они простые бизнесмены, торгующие спортивным питанием. То есть целью операции была именно демонстрация, что да, Скрипаля отравили они.
И зачем такая демонстрация? А вот значит, зачем-то нужна. Зачем-то российскому государству понадобилось выставить себя международным отравителем, доказать англичанам и американцам правомерность их претензий, добиться новых санкций и новых проблем для российской экономики. Если это сознательное действие, то зачем оно?
И тут трудно не сорваться в рассуждения про плохих бояр, хотя «плохой» или «хороший» — это такая очень условная вещь, все одинаково плохие и одинаково хорошие, но вот некоторым из них зачем-то хочется изоляции. Им в ней комфортнее, им проще, и, может быть, внутривластная конкуренция подразумевает конфликт между теми, кто хочет разрядки в отношениях с Западом, и теми, кто не хочет. Я в своей колонке назвал эту фракцию во власти хунтой, но понятно, что это все очень условно — хунта или не хунта, но что-то в любом случае началось. Колонка для издания Репаблик.
Когда через два дня после обращения Золотова к Навальному вышло интервью Петрова и Боширова, в соцсетях отлично сформулировали – «неделя национального позора». Календарную неделю закрыли приморские выборы, но на понедельник анонсирован брифинг Минобороны по малайзийскому «боингу», и у этого брифинга тоже есть очень неплохие шансы стать частью позорного цикла. Когда такие события идут одно за другим, у нас с царских еще времен принято спрашивать, что это, глупость или измена, и этот вопрос считается риторическим и неразрешимым, но вообще-то глупость не заслуживает никаких особенных политических авансов – измена всегда сильнее, и за любой бушующей исторической стихией всегда можно при желании найти заговорщика с ломиком, который корежит систему, чтобы потом, спрятав ломик, выйти к людям, развести руками и сказать – вот видите, все само рухнуло. Из свежих иллюстраций – после обращения Золотова Росгвардии зачем-то понадобилось делать специальное заявление, что Золотов решил выступить сам, по своей инициативе, и сама постановка вопроса (если они так громко уточнили, что по своей, то, значит, кто-то считает, что не по своей) рифмуется с интервью Петрова и Боширова, которые ездили смотреть на шпиль.
Такие вещи не происходят сами. Кризис с выборами в Приморье – искусственный. Отравления Скрипалей вообще могло не быть. Золотов мог бы молчать. Даже с пенсионной реформой тоже все не настолько очевидно. Но почему-то раз за разом на протяжении, в общем, очень короткого периода времени происходят вот эти события, по поводу которых только и остается схватиться за голову с криком «Господи, чего это они?»
Конспирология – это, конечно, плохо. Но вот вам два подхода. Реалистический, согласно которому ни с того ни с сего власть начала совершать самоубийственные шаги, загоняющие ее в угол, и конспирологический подход, допускающий, что власть кто-то загоняет в угол нарочно.
Сейчас, когда Петр Верзилов вроде бы пошел на поправку, по его поводу стало легче шутить, и я хочу вспомнить нашу последнюю встречу с ним в Лондоне несколько месяцев назад, мы сидели поздно вечером с главным редактором «Медиазоны» Сергеем Смирновым в пабе, пили пиво, а еды, то есть закуски, в этом пабе уже не было, и подъехавший чуть позже Петя был этим недоволен, и он сказал, что сейчас что-нибудь найдет, исчез и вскоре вернулся с огромным, порций на двадцать, мешком картошки-фри, который он где-то достал бесплатно — не знаю, где. И вот я представил, как этот, очевидно, небедный человек выпрашивает — в лучшем случае выпрашивает, — это мешок в какой-то закусочной, и я подумал — вот же панк.
И в свое время, на пике процесса Pussy Riot, я даже писал о Верзилове в похожем ключе, вспоминая тоже нашу с ним встречу в кафе, когда до него я пил чай с другим своим другом, тот чай не допил, осталась чашка, и пришел Верзилов, и стал из этой чашки допивать — я подумал, Боже, как он небрезглив, настоящий панк, и написал в колонке, что именно эта небрезгливость привела его к тому, что адвокатами Pussy Riot стала та сомнительная троица.
И когда стало известно об отравлении, я, если совсем честно, подумал даже не о наркотиках, как телеграм-канал Мэш, и тем более не о покушении, а вот об этой небрезгливости — панк ест непонятно что, пьет непонятно что, конечно, он постоянно рискует отравиться и умереть.
И вы знаете, что заставило меня думать об отравлении именно как о покушении? История Ники Никульшиной, подруги Петра, которую два последних дня перед его отравлением судили в Басманном суде, непонятно за что, то есть якобы за дорожное нарушение и неповиновению полиции, но это как раз стандартный прием, когда полиция хочет изолировать какого-нибудь активиста на время протестной акции. В тот день как раз была акция Навального на пенсионную тему, и многих активных сторонников Навального именно так и задерживали, и Никульшину задержали по такой же схеме. Но понимаете, она не участвовала в этой акции, она не агитировала за эту акцию, она и раньше не ходила ни на какие митинги, в ее политической биографии ровно один эпизод — тот выход на поле Лужников во время финала футбольного чемпионата. И у меня есть, и та же Медиазона, насколько знаю, так же считает, такая параноидальная версия, что целью задержания Никульшиной и суда над ней было как раз удержание Верзилова около Басманного суда. Он вообще человек очень непредсказуемый в плане своих передвижений, его трудно где-то поймать, а тут он два дня торчал в суде, пил там и ел — вообще-то идеально, чтобы его отравить.
И тут сразу, конечно — да кому он нужен, да что он такое сделал? Мотив с расследованием про Центральноафриканскую республику, скажу честно, мне не кажется серьезным, и когда Михаил Ходорковский комментирует, что да, это за ЦАР — вообще хочется ругаться на либеральную прессу, которая некритически воспринимает высказывания Ходорковского по теме ЦАР после трагического провала его структур. Примерно зная, что было написано в том отчете, про который пишут, что Верзилов его должен был прочитать в вечер отравления, я не думаю, что там была какая-то страшная правда, за которую могли убить.
Но с другой стороны, как человек, которого однажды тоже чуть не убили за комментарий в ЖЖ, я скорее поверю, что на Верзилова обиделась полиция или ФСО за тот случай на футболе. Я еще со времен Политковской уверен, что никакой страшной правды страшные люди в России не боятся, а вот личные обиды — для них это важно. И Верзилов их обидел, а за обиду в их этике можно мстить.
Об отравлении Петра Верзилова — моя колонка для Репаблика.
Если все-таки считать, что на Петра Верзилова действительно устроили покушение, и что причиной покушения стала его общественная деятельность – сверх меры спокойное восприятие случившегося можно считать самой хорошей новостью для тех, кто хотел Верзилова убить. Им вообще ничего не грозит, даже сам факт покушения остается спорным, и совсем фантастикой кажется, что кто-то станет его расследовать, и что расследование превратится в общественно значимое событие. Верзилов будет тихо и долго лечиться, дежурные радикалы будут нагнетать и обвинять в преступлении очередных «вагнеровцев», остальным будет все равно.
Покушались на Верзилова или нет – скорее всего, это так и останется вопросом веры, как это было, например, со смертью Юрия Щекочихина, криминальный характер которой до сих пор не доказан, но друзья и коллеги журналиста до сих пор уверены, что он был именно убит (и не просто убит – отравлен). Но во что разумнее верить? Передозировка наркотиков, съел что-то не то, просто здоровье слабое – такие аргументы в существующем контексте будут звучать так же, как «боинг сбили украинцы», «Немцова убили из-за женщины» или «Петров и Боширов ездили смотреть собор». Риторика «кому он нужен» или «власти это невыгодно» давно не работает – власть не раз демонстрировала, что ни за какой выгодой она не гонится, а «ненужные» люди погибают так же трагически и загадочно, как и «нужные», тем более что список последних неизвестен. В наших условиях, если есть даже минимальное подозрение, что на человека покушались спецслужбы или окологосударственные бандиты, именно это подозрение должно быть определяющим – просто с учетом практики, и даже если такой подход кажется несправедливым по отношению к власти, стоит помнить, что и власть о справедливости по отношению к обществу задумывается обычно в последнюю очередь.
У каждого пишущего человека должна быть миссия, и свою миссию я вижу в том, чтобы сокрушить поганое идолище первого президента Российской Федерации. Сейчас, наверное, будет очередной заход.
Вот были выборы в Приморье, и коммунист Ищенко сказал, что выборы в Советском Союзе были честнее, чем сейчас. И все такие — ха-ха, какой Советский Союз, тогда ведь был один кандидат от нерушимого блока и 99 процентов за.
Нет, извините, Ищенко прав. Самые честные выборы в нашей истории — это 1989 и 1990 год, и это был именно Советский Союз, в котором ваш Ельцин на момент честных выборов был зампредом Госстроя, и плюйте в лицо тому, кто говорит, что Ельцин принес в Россию демократию и свободу.
Вся постсоветская история России — это последовательный демонтаж институтов и отказ от свободы. 2014 год свободнее 2018-го, 2010-й — свободнее 2012-го, 2000 — свободнее всех нулевых вместе взятых. Девяностые свободнее нулевых, но там та же последовательность — в 1997 году свободы было больше, чем в 1998-м, в 1994-м — больше, чем в 1995-м.
А поворотная дата — сегодня, 21 сентября. Ровно 25 лет назад великий демократ Ельцин подписал указ номер 1400, упраздняющий в России созданный Горбачевым парламентаризм. 25 лет назад в нашей стране с помощью полицейской и военной силы была узурпирована власть, установился суперпрезидентский режим, доставшийся Путину уже готовым, состоявшимся. 25 лет назад под лозунгами демократии в России установилась диктатура. Я совершенно не осуждаю тех людей из поколения отцов, которые думали, что Ельцин несет демократию. Эти люди имели право думать, что если парламент им не нравится, то его можно уничтожить. И они были достаточно глупы и неопытны и имели право не понимать, что если не будет Руцкого и Хасбулатова, то политическим субъектом станет не абстрактный академик Лихачев или еще кто-то из интеллигенции, поддержавшей диктатуру, а охранник Коржаков, тренер Тарпищев и дочь Татьяна, потому что диктатура — это всегда власть ближайшего физического окружения, которого никто не выбирал, и которое ни перед кем не отвечает.
Я еще раз скажу, что 25 лет назад поколение отцов имело право ошибаться. Но сейчас, когда у нас уже есть весь этот 25-летний опыт в динамике, с войнами, политическими кризисами и скандалами, закручиванием гаек — сейчас говорить о 1993 годе как о победе демократии — это бесстыдство. Последним аргументом, который мог работать еще пять лет назад, были Макашов и Баркашов, которых 25 лет назад было положено бояться, но потом эту технологию показали нам еще раз, когда в российских государственных медиа символом украинского майдана стал второстепенный Правый сектор (сейчас о нем положено говорить, что он запрещен в России). Осень 1993 года — во всех смыслах политическая родина существующего сейчас в России режима, и если вы сейчас не любите Путина, но считаете, что Ельцин был прав — вы похожи на старых большевиков, которым Ленин милее Сталина, а Ягода симпатичнее Ежова. Совести у вас нет, вот что.
О бесстыдстве памяти, назовем это так — моя колонка для Репаблика.
Те, кто был за Ельцина тогда, и кто сейчас против Путина. Лоялисты девяностых, не нашедшие себя в лоялизме нулевых и десятых. Их можно сравнить с теми, кто поставил олимпийский рекорд, а потом побрезговал бежать стометровку – понятно, что быть лоялистом 25 лет назад несопоставимо сложнее, чем теперь. Верить топорной пропаганде девяностых (Макашов-Баркашов! Купи еды в последний раз! Не дай Бог!) и не верить нынешней более технологичной и тонкой (Большая игра! Госдеп! Бандеровцы!) – это или невероятный личностный рост, но в его случае логично было бы сожалеть об ошибках молодости, или какое-то жуткое лицемерие, когда страх признания прошлых ошибок заставляет настаивать на своей правоте и десятилетия спустя.
Быть сейчас за Путина в самом общем виде – радоваться сочинской Олимпиаде и Крымскому мосту, ненавидеть бандеровцев и Запад, игнорировать новости, которые поставляет «Медиазона» – ничего сложного. Быть за Ельцина при Ельцине – ненавидеть собственных сограждан, не вписавшихся в рынок или вписавшихся, но ностальгирующих по советскому прошлому. Находить оправдание самым непопулярным реформам, верить, что демократия – это власть демократов, соглашаться с постоянным сокращением свобод. В путинской системе, конечно, хватает того, чего не было в ельцинской – как в десятом айфоне процессор и камера гораздо лучше, чем в третьем, – но основа та же, двадцатипятилетней выдержки. Сейчас Золотов, тогда Коржаков – вот уж принципиальная разница, правда же?
К людям, не поддерживающим нынешнюю автократию, но лояльным автократии, с которой все началось, больше всего вопросов по итогам прошедших двадцати пяти лет. Вопросов моральных, конечно – от политики за эти годы, в общем, и не осталось ничего.
У Катерины Гордеевой на сайте «Православный мир» вышло интервью Бориса Гребенщикова, человека, у которого, по-моему, интервью брать труднее всех — настолько он закрыт и защищен от любых проникновений в его душу системой ничего не значащих фигур речи. И среди прочего он всегда говорит, что в России ничего никогда не изменится. Этой формулой он отбивается от вопросов про политику, и ничего с этим не сделаешь. А если спрашивать его об этом еще и еще, то в какой-то момент его риторика будет неотличима от риторики лояльных власти авторов. Собственно, когда Гордеева ему пожаловалась на отсутствие демократии в России, он посоветовал ей уехать в Швецию, где демократия есть — это ведь чистое «границы открыты, валите», которое мы много раз слышали от активных защитников Кремля.
И понятно, что такой БГ многим не нравится. Но — и я давно об этом думаю, — если поставить на одну чашу весов вот этого БГ, у которого в России ничего не изменится, но который написал песни, из которых мы состоим, а на вторую чашу какого-нибудь безукоризненного либерала, имя впишите по желанию — то вы кого выберете? Кто перевесит именно на ваших весах? На моих весах перевесит БГ, даже если он завтра скажет что-то, что кажется мне максимально неприемлемым. Потому что из его песен я сделан, а без лозунгов любого бескомпромиссного либерала обойтись можно, я сам эти лозунги сочиню, или даже лучше. Это программа Кашин гуру, я Олег Кашин, встретимся через неделю на Дожде.
' style='fill:%23c4c4c4;fill-opacity:1'%3E%3Cpath d='M93.28-57.4h2.52l-6.33 11.74h-2.6l6.41-11.75zM98.5-57.4h2.52L94.7-45.67h-2.6l6.4-11.75zM103.78-57.4h2.52l-6.33 11.74h-2.6l6.4-11.75z'/%3E%3C/a%3E%3C/svg%3E)
