Кашин и поиск справедливости

Украинцы в российских тюрьмах, переназначение Чайки и тайна Горбачева

Каждую неделю Олег Кашин пишет колонки и думает о судьбах родины. На этот раз — об обмене Надежды Савченко, переназначении Юрия Чайки, праве называть города и тайне Михаила Горбачева.

Добрый вечер, это программа Кашин гуру, я Олег Кашин. Каждый день я пишу колонки и думаю о судьбах родины. Нам сегодня снова есть о чем поговорить, но начнем с контекста.

Официальная Москва отказывается называть обменом обмен Надежды Савченко на Александра Александрова и Евгения Ерофеева. Это не обмен, просто Владимир Путин помиловал Савченко по просьбе родных журналистов ВГТРК Игоря Корнелюка и Антона Волошина, за убийство которых была осуждена Савченко. Путин ее просто помиловал, а возвращение Ерофеева и Александрова в Россию с этим никак не связано, просто украинская сторона решила их отпустить — тоже по чьей-то просьбе. Такая сложная официальная формула этого обмена — вполне в духе всей российской политики на востоке Украины, «их там нет» и все такое прочее. Видео встречи Путина с вдовой Корнелюка и сестрой Волошина, вернее, монолога Путина перед мрачно молчащими вдовой и сестрой, которые должны были делать вид, что это по их просьбе освобождают Савченко — это было и страшно, и омерзительно. Вообще когда-нибудь кто-нибудь напишет книгу о том, как именно в путинской России власть научилась использовать родственников погибших для каких-то своих, как считается, высших целей. Отец Корнелюка на следующий день давал интервью НТВ и честно сказал, что от их семьи требовалось только согласиться с принятым решением, цитата — «мы посоветовались и решили, что надо поддержать руководство страны». Мы не имеем права судить, конечно, но, по крайней мере, эту сцену с сестрой и вдовой стоит запомнить. У Путина ведь все начиналось с вдов, я имею в виду «Курск», Видяево, двухтысячный год. Тогда вдовы могли позволить себе кричать на него. Теперь он как-то научился делать так, чтобы они сидели, глядя в стол, и ничего не говорили.

Об обмене Савченко на Александрова и Ерофеева я написал для издания «Слон».

Еще одна страшная украинская тема, причудливым образом привязанная к городу Грозному — суд над украинскими националистами Николаем Карпюком и Станиславом Клыхом. Верховный суд Чечни дал им соответственно 22 с половиной года и 20 лет колонии строгого режима. Участники запрещенной в России и полузабытой на Украине организации УНА-УНСО обвинялись в военных преступлениях во время первой чеченской войны, хотя об обоих не известно доподлинно, бывали ли они в Чечне ранее — оба это отрицали, оба демонстрировали множество доказательств, что в те конкретные дни, которые обозначены в обвинительном заключении, они жили на Украине, сдавали сессии в вузах или, как в случае Карпюка, сидели в тюрьме.

Чеченский суд — далеко, и дело не только в расстояниях. Для российского обывателя Чечня — это как другая планета, и мало ли кого там судят. Видимо, поэтому таким шокирующим получился репортаж журналиста Егора Сковороды в издании «Медиазона», вышедший незадолго до приговора — там Сковорода цитировал Карпюка, рассказывавшего судье о том, как его пытали, я тоже процитирую: «Могу сказать разницу между тем, когда пропускают ток через все тело, и когда пропускают через сердце. Когда пропускают через тело, перед глазами стоит вертушка, которая имеет фиолетовый цвет, а когда через сердце, та же самая вертушка набирает почему-то оранжевый цвет. Вот и вся разница». Карпюк рассказывает про эти цветные вертушки, а Клых не рассказывает ничего, в тексте Сковороды он тоже цитируется, но так такой безумный поток сознания — человек не понимает, где он и что происходит, он сошел в тюрьме с ума.

Это страшная история, это даже на Кафка, а просто какой-то Варлам Шаламов. В своей колонке для издания Rus2Web я попытался реконструировать логику обвинителей.

Михаил Горбачев в интервью британскому журналисту Марку Франкетти поддержал присоединение Крыма к России и вызвал естественный поток самой грубой критики, даже брани, со стороны своих бывших украинских подданных и сочувствующих им россиян. Один бывший депутат Госдумы даже написал, что Горбачев этим интервью испортил себе некролог — могу сказать, что когда я буду писать некролог об этом депутате, я обязательно процитирую его высказывание о Горбачеве, чтобы все поняли, каким умищем обладал этот депутат. В общем, все сейчас травят и ругают 85-летнего Горбачева, и мне, конечно, хочется его защитить, но доказывать, что он прав по поводу Крыма, я не хочу. В данном случае, мне кажется. это не имеет значения. Тут не в Крыме дело, а в Горбачеве.

У нас есть какой-то набор представлений об этом человеке — кто-то проклинает его, кто-то обожает, кто-то сравнивает с королем Лиром и относится скорее сочувственно. Шесть самых важных лет его жизни прошли на наших глазах, и мы, как нам кажется, хорошо знаем и понимаем Горбачева. А это такая очень вредная иллюзия — когда тебе кажется, что ты хорошо знаешь и понимаешь человека. Я предлагаю взглянуть на него немного с другой стороны, глазами не подданных и не политологов, а скорее глазами читателей журналов о карьере.

По позднесоветским меркам карьера Горбачева была невероятно успешной — он всегда был моложе всех своих подчиненных, и должности, на которых другие засиживались десятилетиями, он менял с калейдоскопической быстротой, чтобы уйти дальше на повышение. В 54 года стал генеральным секретарем ЦК КПСС в те времена, когда всем руководителям партии и страны было глубоко за семьдесят. Таких людей, как он, называют политическими животными, и нет никаких сомнений, что политика всегда была для него больше чем работой, и что 1991 год был для него настоящей катастрофой в том числе и в этом смысле — все закончилось, закончился тот путь, по которому он шел, карабкаясь вверх, сорок лет, и, как сказали бы в старой пьесе, дальше тишина.

Вот эта тишина для него наступила, когда ему было шестьдесят лет. Мы как-то на это вообще не обращаем внимания, что такое шестьдесят лет для политика? Это меньше, чем Путину сейчас, это молодость. И когда молодой профессионал лишается права на профессию, это страшно — есть масса историй про молодых актеров или молодых спортсменов, у которых все закончилось до срока и дальше начался какой-то ужас. А представьте, какой это ужас для молодого президента самой большой страны в мире, которая перестала существовать вместе с его должностью.

Я не думаю, что многие внимательно следили за судьбой Горбачева после отставки. Я следил и, мне кажется, сумел диагностировать его главную политическую травму, и сейчас вам о ней расскажу. Я заметил это лет десять назад, когда Путин, сейчас об этом уже все забыли, объявил о запуске четырех так называемых национальных проектов и поставил ответственным за эти проекты Дмитрия Медведева, который был тогда первым вице-премьерам. Об этих проектах пропаганда много говорила как о самом важном, что только есть на свете, было много речей, статей, телепередач, все губернаторы и мэры отчитывались о ходе реализации нацпроектов — ну вспомните, это было совсем недавно. Четыре национальных проекта — образование, здравоохранение, доступное жилье и сельское хозяйство.

И тогда же у Горбачева вышла очередная мемуарная книга, она называлась «Понять перестройку». В ней среди прочего Михаил Сергеевич рассказывал, что еще в начале семидесятых, работая в Ставрополе, он написал докладную на имя Брежнева, в которой предложил выделить четыре направления, в которых Советскому Союзу нужен срочный прорыв. Как можно догадаться, эти направления были ровно те же, что и у Путина с Медведевым — образование, здравоохранение, доступное жилье и сельское хозяйство. Разумеется, до середины нулевых никаких упоминаний о той записке Брежневу у Горбачева нигде не было — возможно, он ее и сочинил только теперь, чтобы показать, что Путин делает то, что задумал когда-то Горбачев. Мне это показалось забавным, и я стал дальше следить за Горбачевым именно с этой точки зрения, и оказалось, что он постоянно откликается на все действия и слова Путина именно так — говорит, что сам вел бы себя так же, что совершенно согласен, и что рад, что его планы реализуются в новую эпоху. Так было и с борьбой с терроризмом, и с какими-то международными делами, и с экономикой, и много еще с чем. Высказывание про Крым — это продолжение именно того сериала, в котором Горбачев в каждой серии соглашается с Путиным и говорит, что сделал бы то же самое.

Наверное, это и есть его травма — лишившись власти на пике своей политической и физической формы, он уговаривает себя, что правда по-прежнему на его стороне, и что новое поколение российских властителей делает именно то, что делал бы и он, если бы сохранил власть. Если бы Путин присоединил не Крым, а, ну я не знаю, Горно-Бадахшанскую автономную область, я уверен, Горбачев бы тоже сказал, что Памир — это именно то, что нужно России.

И еще. Горбачева многие ругают, но, конечно, многие и защищают, и часто звучит такой аргумент, что не украинцам обижаться на Горбачева, они благодаря ему получили независимость, и теперь он имеет право на все, а они должны его благодарить. На самом деле это неправда, независимость Украина получила совсем не благодаря Горбачеву и тем более не из рук Горбачева, наоборот, именно независимость Украины, провозглашенная Кравчуком и утвержденная референдумом 1 декабря 1991 года стала роковым ударом по Горбачеву и предпоследним шагом к сговору в Беловежской пуще. Горбачева многие предавали, но решающий удар по нему нанесли именно украинцы. Наверное, они имели на это право, это было право сильного, но по этому же праву Путин спустя двадцать с лишним лет забрал у украинцев Крым. Я не настаиваю, что Горбачев имел в виду именно это, но он всегда был славен тем, что его слова можно было истолковывать по-разному.

На этой неделе должны были переназначить на очередной генпрокурорский срок Юрия Чайку, президент внес его кандидатуру в Совет федерации, и в среду сенаторы должны были голосовать, но неожиданно передумали и перенесли голосование, потому что Чайка в отпуске, и не надо ему мешать отдыхать. Отпуск у Чайки при этом очень интересный, сегодня у него, например, совещание в Салехарде по вопросам повышения эффективности прокурорских работников — ну и ладно, будем считать, что мы поверили про отпуск, хотя понятно, что перед нами какое-то подковерное шевеление вокруг Чайки, все знают, что он конфликтует с некоторыми другими силовиками, а еще все помнят фильм Навального «Чайка», и вот есть интересный вопрос — если Путин не сдает своих, на которых нападают оппозиция и Запад, то, получается, такая критика этим чиновникам на самом деле полезна? Если бы Чайку переназначили в эту среду, я бы ответил на такой вопрос не задумываясь. Но его не переназначили, а это уже повод для колонки. Для Немецкой волны я об этом написал.

Очень загадочная нервная реакция российских официальных лиц на переименование Днепропетровска в Днепр — даже министр транспорта Максим Соколов выразил надежду, что украинцы, цитата, одумаются, чего уж говорить о Марии Захаровой из МИДа, которая назвала украинских депутатов, голосовавших за переименование, «зомби-недоучками». Это действительно странная реакция, слишком такая личная, как будто старый большевик Петровский, в честь которого был назван город, как-то по особому дорог российским властям. Как будто он тот самый дед, который воевал.

У меня по этому поводу есть своя версия, я ее изложил в колонке для «Слона».

Пока художника Петра Павленского судят в Москве, в Осло, — я тут съездил в Осло, — ему присудили престижную правозащитную премию имени Вацлава Гавела. Поскольку Павленского там по понятным причинам не было, диплом за него получал Гарри Каспаров, и это было странно, потому что там же присутствовала жена Павленского Оксана, которую и позвали, чтобы премию получила она. Просто дело в том, что деньги, а они достаточно большие, Павленский решил отдать молодым людям, известным как приморские партизаны, у них сейчас начинается новый суд, а для европейских правозащитников люди, обещавшие, цитата из из давнего видеообращения, стрелять по кокардам, оказались слишком радикальными, европейцы побоялись поднимать эту тему, поэтому позвали на сцену Каспарова. И получилась тоже акция в стиле Павленского, он ведь тоже для многих слишком радикален, то есть он тоже партизан — вон, двери поджигает. Но ведь проблема не в радикалах, а в дверях и в кокардах. Я мечтаю о России, в которой не будет дверей, которые хотелось бы поджечь, и кокард, в которые стоило бы стрелять. Это программа Кашин гуру, я Олег Кашин, встретимся через неделю на Дожде.

Другие выпуски