Кашин и тайная власть: Эрнст в гневе, кремлевский фейк и сон генерала Феоктистова

15 марта исполнилось сто лет со дня отречения императора Николая II — трудно представить себе более круглую и более судьбоносную историческую дату, но Россия встретила ее очень хладнокровно. Вместо парадов, возложений венков, каких-то торжественных заседаний или церемоний, вместо обращения президента, вместо хоровых чтений «Красного колеса» или какого-нибудь концерта на Красной площади мы столкнулись с частным энтузиазмом двух официальных лиц не очень высокого ранга. Новые россияне, крымчане — депутат Наталья Поклонская и глава региона Сергей Аксенов последовательно выступили с такими довольно опереточными репликами, приуроченными к дате. Первой была Поклонская, вы наверняка помните, как у нее замироточил бронзовый бюст императора перед крымской прокуратурой, и все долго и натужно шутили по этому поводу, Аксенов, наоборот, выступил с критикой последнего царя, сказал, что царь был слабый, и поэтому Россия потеряла Аляску, но при этом Аксенов считает, что монархия все равно была бы идеальной формой правления для нашей страны.

Это, конечно, такой редкий для нашего времени плюрализм — кому нравится царь, те могут быть за Поклонскую, кому не нравится, для тех существует Аксенов, но вообще этот столетний юбилей сам по себе должен войти в историю — никогда еще Россия, прежде всего официальная Россия, конечно, так наглядно и ярко не демонстрировала, до какой степени ей наплевать на собственное прошлое. Я думаю, ни один народ не может себе позволить так равнодушно встречать столетнюю годовщину события, переломившего ему хребет, а у нас это в порядке вещей — такая абсолютная тишина, и только голоса двух не вполне серьезных спикеров, которые и в Россию-то попали случайно всего три года назад вместе с тем полуостровом, на котором они жили.

Присоединение Крыма оказалось в какой-то степени социальным или даже этнографическим экспериментом — если разделенный народ вдруг хотя бы в одном месте воссоединяется после двадцати пяти лет разлуки, насколько люди, жившие по разные стороны границы, будут похожи и не похожи друг на друга? На примере Поклонской и Аксенова мы увидели, что они на нас, конечно, похожи, но не совсем — с одной стороны они попроще и непосредственней, чем коренные россияне на тех же должностях, с другой — ну вот им, в отличие от остальных россиян, не наплевать на царя. И это только то, что бросается в глаза сейчас — а наверняка есть еще что-то. Об этом странном феномене я написал колонку для издания Republic.

И, собственно, это главный вопрос – а делает ли нас сегодня что-то всерьез одним народом? Очевидно, что георгиевских ленточек, телевидения и Путина недостаточно, но даже этот минимальный набор сегодня выглядит тем максимумом, на который можно рассчитывать. Это именно та же проблема, о которую разбилась кремлевская идея «закона о российской нации» – не напишешь же в таком законе, что нацией считаются все, кто смотрит российский телевизор, а кроме этого, написать, в общем, нечего.

Крымчане, попавшие в российскую власть, – да, это скорее комический сюжет, провинциалы-иностранцы, ставшие вдруг всероссийским истеблишментом. Их нелепые заявления, их публичные попытки выстроить свою картину мира выглядят смешно – они пытаются вести себя как настоящие россияне, но неприятный секрет современной России, видимо, в том и заключается, что вести себя «как россиянин» невозможно, потому что никто не знает, никто не придумал или не понял, что это такое. Поклонская, Аксенов и еще сотни тысяч крымчан стали частью народа, у которого нет никаких свойств, и именно поэтому они и выглядят нелепо, что пытаются найти несуществующие свойства.

Осужденную за репост Евгению Чудновец выпустили из тюрьмы, и теперь социальные сети полны разочарованных высказываний тех людей, которые боролись за освобождение Чудновец — из узницы, которую надо освобождать, она моментально превратилась в такую стандартную героиню телевизионных ток-шоу, наслаждающуюся своими пятнадцатью минутами славы и выглядящую, в общем, совсем не героически. Я как-то раньше об этом не задумывался, но вообще это такой забавный языковой момент — в советских газетах редакционные отделы, которые занимались всякими судебными драмами и криминальными сюжетами, назывались отделами морали и права. Вообще пора давно привыкнуть, что в те времена ничего не бывало зря, идеологизированная система относилась к словам очень тщательно, и сейчас я бы тоже, если бы у меня был такой отдел, назвал бы его «мораль и право» — наверное, все дело в том, что при авторитарной власти, когда суд и закон подчинены ей и не имеют абсолютного авторитета, в праве образуются дыры, которые естественным образом заполняет мораль, причем мораль разная — в этом смысле оппозиционер из фейсбука ничем не отличается от чекиста из Кремля, оба ставят какие-то свои, пусть и разные, ценности выше закона. Самый свежий пример — история в Приозерске Ленинградской области, когда мужчина на внедорожнике среагировал на мальчика, игравшего с игрушечным автоматом, сбил его и поставил на колени. Понятно, что это все крайне возмутительно, нет слов, но теперь, когда после личного вмешательства Александра Бастрыкина на приозерского хулигана система обрушилась всем своим весом так, будто он самый опасный террорист — сейчас самое время обратить внимание, что это тоже очередная победа морали над правом. Об этом моя колонка в издании Сноб.

Право надрать уши или зад чужим детям — оно откуда-то оттуда, из коллективизированной деревни, коммунальных квартир и хрущевских дворов, когда жили, может быть, бедно, но дружно, клали ключ под коврик и носили пиво в бидоне. Сейчас это уже, конечно, давно атавизм, пережиток традиционного общества, но если он где-то сохранился, то он умножается на имущественное и правовое расслоение и выглядит вполне омерзительно. Мы все живые люди, мы понятно как реагируем на такие видео, и один из нас, зрителей ролика — сентиментальный пожилой генерал, начальник Следственного комитета Александр Бастрыкин. Видео из интернета уравнивает всех — едва ли Бастрыкин смотрел этот ролик как-то иначе, чем мы, но у Бастрыкина, в отличие от нас, есть в подчинении огромное карательное ведомство, и обычное зрительское «твою мать» моментально привело в движение все механизмы СК — уголовное дело, поиски автохулигана и ночное его задержание. Теперь приозерскому мужчине не позавидуешь, он будет придавлен всей мощью СК, будет затравленно смотреть из-за решетки в зале суда и, надо полагать, получит реальный и самый большой из возможных тюремный срок. Пойман и наказан распоясавшийся хозяин жизни, и это как бы хеппи-энд, но именно как бы — на самом деле Бастрыкин просто посмотрел ролик и подумал, что интересно было бы переснять его так, чтобы в роли водителя внедорожника оказался сам Бастрыкин, а в роли мальчика — тот злой приозерец. Это не хеппи-энд, это ремейк того же самого ролика с тем же самым сюжетом. 

На этой неделе на сайте «Дождя» вышло интересное расследование об обстоятельствах задержания Алексея Улюкаева — кто не читал, почитайте, там есть интересные штрихи к портретам всех фигурантов этого сюжета, в том числе Андрея Костина из ВТБ, о котором говорили как о посреднике, через которого Улюкаев договаривался с «Роснефтью» о передаче денег. Интересно, что уже после этой публикации Костин, когда его об этом спросили, не стал ничего опровергать, сказал, что даже опровержение сыграет на руку fake news — сейчас модно говорить о fake news, — и это тоже интересно, что не стал опровергать, хотя ему никто не мешал просто сказать, что это не так. Видимо, не может.

Но вообще расследование «Дождя» только подводит итог всему улюкаевскому сюжету, складывает в единую картину те разрозненные его части, которые на протяжении всех этих месяцев по чуть-чуть становились достоянием общественности. И, хотя официально нам никто ничего толком не рассказал, картина случившегося всем примерно понятна — очевидно, что Улюкаев действительно приехал к Сечину за деньгами, но, скорее всего, он сам искренне не считал это взяткой — просто к министру неожиданно применили формальную норму закона, хотя в том мире, где живут все эти люди, вместо закона традиционно существует что-то другое — ну вот та самая мораль, о которой я говорил в начале.

Ну и тоже очень интересный момент — вообще-то главный герой всего этого сюжета не Улюкаев и даже не Сечин, а человек, которого во всех публикациях называют реальным организатором всей операции по расправе над министром — это генерал ФСБ Олег Феоктистов, откомандированный прошлым летом в службу безопасности «Роснефти», и уволенный из «Роснефти» несколько недель назад, причем есть версия, что его как раз и уволили за эту операцию, РБК цитирует источника, который говорит буквально — «с министром перестарались».

То есть благодаря тому, что это дело оказалось настолько громким, мы узнали — случайно узнали, — что судьбами министров, и не только министров, он и губернаторов сажал, — судьбами министров и губернаторов в России распоряжается какой-то никому не известный, совершенно не публичный человек, у которого даже нет официальной биографии, даже год его рождения журналисты были вынуждены узнавать у источников — 1964-й вроде бы. Есть такое турецкое выражение — глубинное государство, которое сейчас, после прихода к власти Трампа, вошло и в американскую моду — глубинным государством называют непубличный правящий класс, который может оказаться сильнее первого лица, и который на самом деле и является реальным, а не бутафорским гарантом политической стабильности. В России тоже есть глубинное государство, и один из его героев — генерал Феоктистов, которому я посвятил колонку для Дойче велле.

Россию всегда считали загадочной, но никогда загадочность не становилась самоцелью. Сегодня к российской политике, вероятно, так и надо относиться: вся она - не более чем сон генерала Феоктистова, и тот, кто ему сегодня снится, завтра будет арестован. Не потому, что он чем-то хуже других коррупционеров, которых никто не трогает, а просто потому, что таинственность и непрозрачность всегда располагают к произволу.

Из шпионских романов и фильмов мы знаем, что спецслужбы всегда были инструментом в руках политиков. Стандартный герой боевика всегда недоволен начальством, которое связывает ему руки, опасаясь скандала где-то наверху. Современная Россия вывернула привычный сюжет наизнанку. В ней над спецслужбами никого нет, они вольны делать что угодно, и большой победой общества будет сама возможность узнать о том, что что-то случилось.

По какой-то причине имя Феоктистова попало в прессу. А сколько безымянных его коллег каждый день принимают решения, от которых в России зависит и инвестиционный климат, и политическая обстановка, и сама жизнь?

И если говорить о глубинном государстве, то еще один, уже вполне публичный его герой — это, конечно, Константин Эрнст, на котором в России еще с девяностых, то есть с допутинских времен, держится слишком многое. Любого министра можно отправить в отставку, и только Эрнст незаменим, будь то Олимпиада, выборы или война. В последние недели Первый канал как-то явочным порядком стал главным генератором самых громких общественных споров и скандалов — все смотрели про Диану Шурыгину, все возмущались, когда смотрели «Минуту славы», и кульминация всего — выдвижение на «Евровидение» от России Юлии Самойловой. Я называю только те вещи, которые проникли в наш мир, интернетовский — традиционно считается, что Россия интернета и Россия телевизора живут в разных мирах, но сейчас Эрнст таким бульдозером проехался по границе между этими мирами, просто уничтожив ее. Почему так случилось — наверное, дело в том, что в январе впервые в истории по данным «Медиаскопа» Первый канал впервые уступил по итогам года свое первое место в народном телесмотрении, первой в 2016 году оказалась «Россия-1». И вот Эрнст, видимо, решил показать, на что он способен в гневе — и показал, вполне убедительно. Об этой телевизионной драме я написал колонку для «Репаблика».

У российской пропаганды есть вечное свойство – ей всегда верит лояльное большинство (знаменитые 86 процентов), и ей старается не верить меньшинство, критически настроенное к власти. Телевизионные сенсации последних недель ломают и это правило – к первоканальным сенсациям последних недель одинаково неравнодушно и большинство, и меньшинство, и если к большинству нет никаких вопросов, то меньшинство, обсуждающее Шурыгину и «Минуту славы», на наших глазах расписалось в том, что и оно, каким бы продвинутым и нелояльным власти ни было, все равно остается подвержено манипуляциям продюсеров Первого канала. Есть пошлое слово из лексикона околокремлевских политологов – «повестка», – и Константин Эрнст с легкостью доказал, что даже сейчас, когда телевизор значит для общества гораздо меньше, чем 10–15 лет назад, Первый канал по-прежнему в состоянии формировать эту повестку даже для нелояльной Кремлю части общества. Можно не сомневаться, что этот эксперимент и его результаты будут полезны не только самолюбию Эрнста, но и предвыборным планам Кремля – телевидение и дальше будет генерировать такие поводы, мимо которых не смогут пройти даже те, кто любит хвастаться тем, что не смотрит телевизор. Между прочим, совсем недавно стало известно об интересе Сергея Кириенко к эфирной политике российских телеканалов – если Кремль накануне выборов исследует пропагандистские возможности телевидения, то и «Минута славы», и «Прожекторперисхилтон», и «Пусть говорят» сами собой превращаются в экспериментальные площадки для новых политтехнологий.

Восьмого марта в Москве большая группа феминисток прошла на территорию Кремля и устроила акцию протеста — активистки разворачивали баннеры, зажигали файеры, вероятно, выкрикивали лозунги, но лозунгов мы не слышали, потому что наблюдали акцию по фотоотчетам в СМИ и соцсетях, и самая впечатляющая фотография была такая: на Угловой Арсенальной башне девушки вывесили плакат «Национальная идея — феминизм». До сих пор никто никогда не вывешивал плакатов на кремлевских башнях, и это выглядело действительно очень круто, буквально — новая страница в истории российского протестного движения.Через сутки оказалось, что движение не протестное, а мистификаторское. Никакого плаката на башне не было, а фотография была сфабрикована в фотошопе. Организаторы акции сначала делали вид, что их самих разыграли неизвестные активистки, потом стало ясно, что неизвестных активисток нет и что розыгрыш с фотошопом — это идея главного организатора всей акции Леды Гариной. Зачем ей это было нужно, неизвестно — она несколько раз выступала с новыми объяснениями, было понятно, что врет, но зачем и почему — черт ее знает. Еще одна драма на тему fake news, но тут уже не свалишь вину на какую-то закулису — среди действующих лиц только активистки и журналисты, и неожиданно оказалось, что даже в этом довольно узком круге представление о допустимом у всех разное, и не все считают неприемлемой ложь и мистификации. Леду Гарину, которая всех обманула, на этой неделе все ругали и разоблачали, и можно было бы сказать, что на ее репутации поставлен жирный крест, но ведь нет — мы прекрасно понимаем, что пройдет год, о скандале с кремлевской башней никто и не вспомнит, а Гарина останется уважаемой активисткой. Есть такой штамп — «в России нет института репутации», я с ним не согласен — есть этот институт, просто он довольно криво построен, и репутация в нем не зависит от конкретных действий людей, а строится по более замысловатым схемам, в основе которых, наверное, принцип «свой-чужой». То есть институт репутации у нас, я повторю, есть, и те, кто говорит, что его нет, просто не решаются сказать, что им просто не нравится, как этот институт работает. Мне это тоже не нравится, а об акции феминисток я написал колонку для издания «Знак».

Можно и к Ким Чен Ыну прийти с феминистским плакатом — вот он, наверное, удивится. У него страна опутана лагерной проволокой, его родственников прилюдно убивают за границей, у него ракеты, у него тоталитаризм, при чем тут вообще женщины? 

Так и в России. В России узурпирована власть, Россия ведет грязные войны, в России пытки в тюрьмах и убийства в полиции, в России есть Чечня, в России нет парламента и судов — когда при таких исходных данных вы делаете вид, что лозунг «Национальная идея — феминизм» это самое интересное, что можно повесить на кремлевскую башню, именно в этот момент, солгав себе в малом, вы становитесь уязвимым перед всей остальной ложью, которая раскроется днем позже, когда станет известно про фотошоп. Провокация с фотошопом, наверное, потому и вызвала такую неловкость, что те бессовестные феминистки обманули тех, кто, в общем, и без них всегда готов обманываться и не переживает по этому поводу. А кто к чему-то готов, кто чего-то хочет, тот всегда это получает.

Читайте новую колонку Олега Кашина о том, как Россия попала в зависимость от Украины, и почему Путин теперь не решится похоронить Ленина.

Давно хотел поделиться этой мыслью, но всё повода не было, а тут он неожиданно возник — в журнале «Эсквайр» вышло, то есть повесили на сайте, а в бумаге вышло чуть раньше, — интервью Сергея Капкова, и он там говорит, что оппозиция у нас нелепая, ничего не умеет, вон у нее на митинге рабочий сцены погиб — это действительно случилось на митинге в мае 2013 года, — ну и еще про меня — Капков говорит, что не давайте Кашину гитару, он плохо поет.

Дело даже не в том, что я тогда пел без гитары, а капелла, а в том, что сама эта аргументация довольно дикая — у нас на митинге рабочий погиб, а у вас ракеты не запускаются, самолеты падают, Крымск затопило — это нормально, это власть так справляется? Еще вечный аргумент — прежде чем критиковать власть, начните с малого, вы ведь не руководили ни районом, ни городом, значит, вы не имеете права рассуждать об управлении страной. Сейчас, когда у нас половиной регионов руководят люди, ничем до этих регионов не руководившие, когда не осталось госкомпаний, в которых не было бы на топовых должностях детей высших чиновников, когда власть во многом состоит из случайных людей, у многих из которых карьера упирается в уголовные дела — мне кажется, странно в такой ситуации говорить, что кто-то может справиться с управлением страной хуже, чем те, кто управляет ею сейчас. Это я уже не с Капковым спорю, а просто давно хотел об этом сказать. Это программа Кашин гуру, я Олег Кашин,мы встретимся через неделю на Дожде, всего доброго.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.