Михаил Саакашвили: «Моя жизнь – это постоянная борьба за выживание»

21/02/2012 - 17:27 (по МСК) Михаил Козырев
Президент Грузии Михаил Саакашвили об отношениях с Россией, темнокожих американках и судьбе велосипеда «Орленок». Эксклюзивное интервью Михаилу Козыреву.

Что наша жизнь по Саакашвили? Что сегодня получает каждый грузинский школьник? Что любил президент Грузии слушать в детстве? И насколько сегодня актуален русский язык?

Козырев: Меня всегда интересуют яркие люди, независимо от того, чем они занимались. Поэтому, когда у меня появилась возможность взять интервью у Михаила Саакашвили, я без разговоров вылетел в Грузию. Единственное, что я не политический журналист и, конечно, услышать от него вопросы, ответы на вопросы, которые ему задавали уже 150 раз о войне в Южной Осетии, об отношении между нашими государствами, мне не хотелось. Я хотел узнать, что он за человек. Мне, порой, ответ на вопрос «Какую музыку вы слушали в детстве?» или «Что вам дает главный адреналин в жизни?» объясняет больше по поводу личности, чем основная его профессия. Ну, вот сейчас вы увидите это интервью. Судите сами, удалось ли мне показать вам Михаила Саакашвили как человека, а не как политика.

Козырев: Я обращал внимание, следя за многими политическими карьерами, в первую очередь российских политиков, что наступает какой-то момент, в который они начинают чувствовать себя избранными, что они вот как бы так сложились обстоятельства, что бог или кто-то послал их стране. И это, конечно, первый шаг в никуда. Потому что как только они начинают думать, что это счастье для страны… У вас никогда не было такого?

Саакашвили: Нет. Но моя жизнь, это постоянная ежедневная борьба за выживание, и политическая, и человеческая. Так что в этом смысле нет времени не то что остановиться, собой насладиться, там сказать, о, какой я сякой. Это когда человек приходит в ту стадию, это значит все, уже он себя израсходовал, конец. И просто это уже по наклонной плоскости будет катиться быстрей, быстрей.

Козырев: Вчера разговаривал с вашим соратником, с Вано Мерабишвили, он сказал удивительную вещь о том, что все, что вы прошли, научило вас тому, что, если делаешь реформу, нужно делать ее быстро и чем медленнее ее делаешь, тем хуже.

Саакашвили: Нет. Реформы это совершенно… Понимаете, когда мы, и сейчас мы, кстати, быстро делаем. Но когда в свое время какие-то эксперты приезжали, и вот вы, основная политика в чем была? Вместо того, чтобы учесть только мнение эксперта, провести широкие общественные консультации, они вот, они… Это вообще доморощенные европейские эксперты, которые и вообще в целом, иностранные, которые просто, во-первых, хотят оправдать свое существование. А во-вторых, они по определению не могут понять, что кто-то еще может что-то сделать успешно вместо них, кроме них. И вот чуть-чуть эта надменность, такая снисходительность, она присутствует, да. И поэтому, вдруг…Допустим, мы боролись, у нас был целый ряд по борьбе с преступностью мер, в том числе, договор между следственными там членами преступной группировки, у нас то есть воры в законе, коррупционной группы. Естественно, кто…В общем, мы идем за крупной рыбой, это главное, правильно? Поэтому если остальные будут сотрудничать и дадут нам информацию как эту крупную рыбу привлечь.

Козырев: Поймать на крючок.

Саакашвили: Нет, этой системы нет в Европе. И все ее…

Козырев: В Италии-то должна быть.

Саакашвили: Нет, в Америке она есть, даже в Америке она иначе применяется чуть-чуть. Все на нас с критикой, все европейские эксперты. Да они такие, да они сякие. Сейчас Евросоюз проводит семинар в Грузии, перенять грузинский опыт для борьбы с преступностью. Вот прекрасный пример. Или там Международный валютный фонд. Нам говорят, что если вы вот это сделаете, то все, конечно. Можно…

Козырев: Что сделать?

Саакашвили: Допустим, снизить налоги. Если вы сейчас снизите налоги, или вы если отмените то или иное агентство, агентство по стандартизации, то все. Вам конец, ваша экономика полетит в трубу. Сейчас опубликовали книгу большую «Грузинские успешные реформы», она сейчас популяризуется на весь мир. И кстати, там, правда, надо сказать, честно указали, что одно из главных преимуществ грузинских реформ то, что они шли на риск все время. Невозможно, не идя на риск чего-то достигнуть. Вообще в политике, почти самая большая проблема сегодняшней мировой политики, это политика нулевого риска. Ведь особенность демократических стран, то есть с одной стороны демократия имеет целый ряд больших преимуществ, но с другой стороны, когда нет больших лидеров, если нет действительно больших лидеров как были в недавнем прошлом. То вместо того, чтобы…Все равно демократия она в целом очень полезна, но все равно, вообще люди чуть-чуть дальше должны идти, чуть-чуть дальше, все время чуть-чуть рисковать. А сейчас безопасней не рисковать, безопасней смотреть все время на опросы общественного мнения, как причем, сейчас в отличие от времени, когда большие лидеры Рейган, Тэтчер, и другие были, тогда не было общественных опросов. Сейчас есть частные, сейчас есть интернет-опросы. То есть ты можешь все время получать информацию в данный час, или в данный день твое общественное мнение, что думают. Поэтому у тебя всегда соблазн наперекор этому не идти. Поскольку не идешь на соблазн, не идешь на риск. И в этом смысле конечно сейчас плачевная ситуация в мировой политике. Но когда ты большая страна, какое-то время ты себе это можешь позволить, хотя сейчас уже Европа зашла в тупик из-за этого. Но когда ты маленькая страна, которая на грани выживания находится, там нет такого…

Козырев: Запаса прочности.

Саакашвили: Запаса прочности, чтобы не терять, нет такого маневра, надо идти на риск все равно.

Козырев: Как вас изменили как человека годы, которые вы провели в политике? То есть, есть какая-то главная мудрость, которую вынесли для себя? Главное разочарование, которое пришлось…

Саакашвили: Я не знаю, как у любого человека, я не знаю, насколько я изменился, на самом деле. По-моему я не изменился, если честно, кроме того, как я сказал, что чуть-чуть больше терпения, чуть больше выдержки, я не знаю… Человек так быстро не меняется от обстоятельств. Человек может испортиться от обстоятельств.

Козырев: Но это с вами не произошло?

Саакашвили: Нет.

Козырев: Не произошло.

Саакашвили: Нет. Отчего я мог испортиться?

Козырев: Но кто-то из друзей, из родных, близких, может сказать: «Ты раньше был совсем не таким»?

Саакашвили: Нет.

Козырев: Вот все последние декабрьские события в Москве, белые ленточки, то, что будет происходить в ближайшее время, митинги, которые происходят, как вы это оцениваете? Что по этому поводу можете сказать?

Саакашвили: Ничего нового для меня нет, потому что люди везде одинаковы. Российское общество очень утонченное, оно очень образованное, очень информированное. Люди, которые живут в России, они очень много ездят, россияне очень много ездят, что их отличает, то есть, они очень любопытны, любознательны, все смотрят, сравнивают. Раньше только Петр Первый ездил за советом – сейчас вся Россия ездит, по крайней мере, те люди, которые могут себе это позволить. Конечно, у человека свобода – это обычный инстинкт. Во-вторых, каждое общество все время хочет видеть перспективу. Если обществу говорят, что перспективы нет, забудьте – не очень комфортная ситуация. Поэтому ничего удивительного в этом нет и естественный инстинкт людей, такой же естественный, как у любого другого человека – идти к свободе, идти к развитию, саморазвитию постоянному. Это все связано. То есть, саморазвитие, оно связано с свободой. Без свободы нельзя развиваться. Поэтому в этом смысле люди просто сказали, что они хотели бы развиться, они хотели бы пойти вперед, хотели бы быть и делать это в условиях свободы.

Козырев: Как вы думаете, во что это выльется, чем это закончится? 4 марта будут выборы…

Саакашвили: Я, правда, некоторую малость слежу за календарем. Я думаю, что рано или поздно Россия будет полноценной, свободной и самодостаточной страной, которую будут уважать. Еще что Россия не ощущает, что ее могут бояться, особенно соседи, ублажать. Некоторые, которые хотят по меньшей цене получить газ, вряд ли ее серьезно уважают и особой любви там нет. Это неприятно.

Козырев: Вы имеете в виду это ощущение, которое россияне испытывают по тому, как к нам относятся из-за рубежа?

Саакашвили: Конечно, россияне хотели бы, чтобы их уважали. И это страна, которая очень горда тем, что она представляет историю. Мы вышли из СНГ. Я прекрасно знаю, какая ситуация и мы с ними общаемся сейчас. Любовь там вообще полностью испарилась, если и была когда-то, уважение не очень. Поэтому, в этом смысле, россияне хотели бы поменять ситуацию. И вместо того, чтобы закручивать гайки, когда в Европе будет похолоднее, газу подороже продать или кому-то недодать, чтобы они хорошо это запомнили, или пригрозить, что ракетами по башке шарахнут, лучше всего показать, что твоя страна действительно пример для подражания, что в движении, что она дает что-то новое человечеству, что она позитивный пример для всех. И в этом смысле, я думаю, что если уж российская власть сама не захочет или не сможет сделать, то российское общество все равно инстинктивно этого хочет. Поэтому в этом смысле, я думаю, это все равно будет неизбежный процесс изменений серьезных, реформ, открытий.

Я ни с кем не сравниваюсь, но у нас власть, вопреки тому, как она себя преподносила, пыталась стрелять. И у нас было такое место - Зугдиди (это Западная Грузия рядом с Абхазией, такая прифронтовая зона), там люди жили просто под гнетом местных бандитов, там все контролировалось местной преступной группировкой, власти официальной вообще практически не было, но там у нас была большая поддержка. Власть вообще про это не волновалась, потому что они думали, что там у них все схвачено, всех перестреляют, даже никто глазом не моргнет. Это где-то там, у черта на куличках, с точки зрения нашей столицы нашей маленькой страны. Помню, когда был очередной митинг, я должен был приехать выступить (люди собрались за несколько часов до этого), и перед тем, как я должен был приехать, минут за 30-40, просто вышли какие-то люди в масках в большом количестве и начали стрелять по толпе. Сначала чуть-чуть сверху головы, а потом прямо на убой. И какие-то женщины, их было там несколько десятков, много женщин молодых и разного возраста, набросились на них, начали вырывать автоматы, начали срывать маски и в какой-то момент они просто повернулись и убежали. И это мне показалось, что такие вещи, они все равно, тот, который стреляет по толпе, он совершенно не уверен в том, что он делает. И особенно, если на это люди реагируют с такой смелостью, как у нас, то, то, что мы увидели, это показывает, что такие вещи просто не работают. Когда любая власть переходить к тому, чтобы стрелять, все – это конец.

Козырев: Но вам же тоже приходилось отдавать приказ о разгоне оппозиции.

Саакашвили: Конечно. Но это нормально. Просто одно - это когда все общество в тупике, другое – когда внутри общества есть разногласия. Одна группа пытается, мол, мы выйдем на улицы в одном отдельно взятом городе и мы заполним улицу, мы можем диктовать всем остальным улицам, районам и городам и деревням, как им жить. Главное, чтобы общество не чувствовало, что оно в тупике. Одна вещь не то, сколько людей на улице…

Козырев: Я пытаюсь уловить, это дело в количестве, что ли, получается?

Саакашвили: Нет. Я думаю, как было в нашей стране, то очень важно понимать, что когда все общество так считает, неважно, как оно выражается, но в воздухе прямо, это в глазах людей, что они говорят журналистам, или даже у себя на кухне, поэтому наш опыт показывает… Конечно, я совершенно не советник и не большой эксперт по России, я жил в Украине, я думаю, все равно украинское общество отличается от российского, я могу говорить только про грузинский опыт. Грузинский опыт был такой: главное – не терять связь с обществом. Это для моей власти большой пример, потому что, конечно, всегда будет уличный митинг, конечно, некоторые будут агрессивными, конечно, какая-то часть общества будет недовольна. А как можно быть довольным, когда, я же говорю, мы больше 100 тыс. людей в Тбилиси уволили – они всегда готовы были, по крайней мере в прошлом, может быть, и в будущем, на первый же позыв прибежать к президентскому дворцу. Это все так. Но главное, чтобы за этим не было все остальное общество. Когда все остальное общество за этим, главное, чтобы власть это уловила и на это реагировала. Поэтому, когда власть это улавливает, то нет никакой потребности, никакого радикального сценария.

Козырев: Вы путешествовали очень много и в разных странах жили. Мне доводилось тоже учиться и в Англии, и в Америке. Вот есть же города, в которых ты чувствуешь себя наиболее комфортно по ритму? Какие у вас такие города?

Саакашвили: Нью-Йорк. Я люблю большие города. Я не люблю, когда есть какая-то часть суток, когда никто ничего не делает. Вот Нью-Йорк – это город, когда всегда кто-то что-то делает. Я помню, когда учился в университете, в четыре утра я вставал каждую ночь, я жил в пригороде, откуда на метро 50 минут, стипендии не хватало, а к концу месяца, когда я ходил в магазин, нам сразу выставляли бананы, потому что они точно знали, что у нас денег только на бананы хватает, этим и питались, но помню, что каждое утро я в 4 утра просыпался, ходил в этот магазин, чтобы купить «The New York Times» следующего дня, уже жизнь начиналась. Поэтому мне это очень импонирует, что есть всегда любому человеку делать то, что он хочет. Вот это и есть для меня идеальный город, идеальная атмосфера. Я теперь не могу новогодние праздники, потому что все вымирает. Вымирает 1, 2, 3, 4, 5-го января. Мы, кстати, в Грузии на Новый год всегда придумываем фестивали, очень много разных мероприятий и надо признать, это чуть-чуть эгоистично, я это сделал и для себя тоже, потому что…

Козырев: Использовали государственный ресурс для того, чтобы удовлетворить свою собственную страсть к праздникам?

Саакашвили: Не к праздникам – к деятельности.

Козырев: Но вам нужно в Москву, конечно, рано или поздно приехать. Вам там понравится, потому что сейчас там город, что называется, никогда не спит. Есть ли какое неосуществленное желание, если бы вы попали в Москву, куда бы вы пошли?

Саакашвили: Я мало знаю про Москву. Знаете, в свое время я поступал в МГИМО, но тогда в МГИМО поступить было невозможно, поэтому я поступил в Киеве. Потом на всех студенческих конференциях мы были лучше, чем студенты МГИМО. Меня это очень радовало, потому что было такое, что вот, мы вам покажем. Но я мало знаю Москву по многим причинам. Потому что когда был студентом, ездили на конференции на день, на два, а когда стал заниматься тем, чем занимаюсь, особенно последние годы туда ездили, это просто рамки четкие, это не очень приятно. Я, кстати, обожаю ездить туда, где меньше охраны или вообще нет охраны.

Козырев: Это куда, если такое возможно?

Саакашвили: Есть несколько столиц, где тебя могут оставить в покое. Но такое редко происходит. Допустим, в Америке с тобой тоже ездит 40 тыс. человек охраны – это просто ужасно, потому что мотоциклисты, огромный эскорт. Помню, с женой когда в первый раз поехали в Нью-Йорк с официальным визитом, рядом с Колумбийским университетом такой индийский ресторанчик маленький был, очень приятно. Во-первых, охрану за день надо предупредить. Мы предупредили, поехали туда, мы обнаружили, что кафе все вычищено от людей, там нас встретило два испуганный официанта и хуже всего, что они перекрыли движение на Бродвее и поэтому нам пришлось есть под истерические сигналы всех водителей. Больше я с этим не экспериментировал.

Козырев: До какой степени вы пользуетесь технологиями, в каких вы сетях состоите? Электронной почтой пользуетесь?

Саакашвили: Конечно, у меня есть аккаунт на Facebook`е. Я все время читаю, я все время нахожусь там. Кроме того, я все время общаюсь с живыми людьми, я все время общаюсь, езжу, прихожу…

Козырев: Когда вы говорите «живыми людьми» вы не говорите о своем ближнем круге, а просто об обычных гражданах страны?

Саакашвили: За прошлый год я встретился с половиной всех, ну, у нас не отличники называются, у нас по шкале 10 – самая лучшая отметка, вот с лучшими школьниками, старшеклассниками Грузии, с половиной из них я встретился. И это, кстати, не избирательно, это просто будущее наше. В этом смысле это дает огромный прилив энергии…

Козырев: А это правда, мне вчера рассказали, что у вас с прошлого года все первоклассники получили компьютеры?

Саакашвили: Да. Все первоклассники получили. Кроме того, и почти половина школьников, потому что всем, кто в школе хорошо учится, правительство выдает компьютер. Причем компьютеры у нас производятся: Intel открыл завод. И не только они получают компьютеры, но и в каждой школе американец, который преподает английский. И вообще эта идея откуда появилась у меня, потому что брат моей жены – голландец. Он закончил университет в Голландии, и вот с тех пор, как он закончил, всю жизнь куда-то ездит добровольцем, преподает английский. То он в Камбоджи, то в Гватемале…

Козырев: Как частное лицо?

Саакашвили: Добровольцем ездит на карманные деньги. То от тропической лихорадки где-то умирает, то еще что-то… Конечно, родители им жутко недовольны: ему уже 40 лет и человек никем не стал, он всю жизнь вот этим занимается. Я думаю, что если один такой ненормальный существует в мире, то, наверное, где-то еще их должно быть какое-то количество. Кстати, американские дипломаты очень скептически к этому отнеслись, очень испугано. Они все время даже в каком-то смысле вставляли палки в колеса, потому что вдруг набежало сюда… Мы пригласили 10 тысяч, их набежало сюда одновременно 2 тыс.

Козырев: Вы объясните, пожалуйста, еще раз. Вы хотите сделать так, внедрить программу, чтобы в каждой школе был один иностранец, который преподает язык?

Саакашвили: Мы сделали так. Мы объявили в Интернете, что мы им оплачиваем дорогу, даем 300 долларов в месяц на карманные расходы, они будут жить в семьях. И, с одной стороны, грузинские семьи стали в очередь, чтобы их…

Козырев: А, живут они вообще в домах?

Саакашвили: Да. Семьи встали в очередь, потому что всем интересно поучить, американцы ли, австралийцы, англичане, там есть голландцы, шведы, и так далее. С другой стороны, большая очередь желающих из той же Америке, которые хотят сюда приехать. Вот когда первые 1,5 тыс. человек приехали и им очень понравилось, они передали другим, поэтому гораздо больше захотело. И знаете, они не просто привносят язык, они привносят навыки учительские, педагогические. Это совершенно другая школа. В-третьих, они чисто культурные. Вот где-то там горная деревушка, где обычные проселочные дороги узкие, там темнокожая американка с iPod`ом в ушах выходит в шесть утра на пробежку, как она привыкла, и там все собаки по соседству за ней бегают, лают, естественно, потому что там никто ничего такого, включая собак, никогда не видел. И это совершенно интересный опыт. И вот в первый класс ребенок заходит, он в пятилетнем возрасте, он получает свой компьютер и получает свою американку.

Козырев: На скольких языках вы сами говорите?

Саакашвили: На английском, французском - обычно. На испанском – более-менее хорошо. На украинском. На голландском практически все понимаю и чуть-чуть говорю. Конечно, все понимаю, чтобы никто за моей спиной никакие козни не строил, потому что дома жена с детьми все равно по-голландски разговаривает.

Козырев: По-голландски?

Саакашвили: Это единственный способ сохранить голландский, потому что со всеми остальными они по-грузински общаются.

Козырев: По-русски тоже говорят?

Саакашвили: Старший говорит, младшему пока рано.

Козырев: Но вы все равно будете предпринимать усилия, чтобы они русский тоже знали?

Саакашвили: Да. На самом деле, моя жена их просто заставляет. Проблема в чем у нашей молодежи, это не та же проблема, которая в балтийских странах, чтобы вот, они с нами не говорили по-русски и все, допустим…

Козырев: То есть, вы имеете в виду, аллергическая реакция была на русский язык? Здесь нет такого?

Саакашвили: Здесь нет просто практической надобности. Ну, будешь знать русский, что от этого? То есть, бизнеса с Россией особо нет, украинцы и остальные тоже научились по-английски говорить. Недавно, мне рассказывали, в маршрутке Тбилиси-Ереван парень с девушкой знакомились на английском языке, по-английски общались. На самом деле, русский язык вытесняется и я думаю, что это, к сожалению, результат политики, экономической в первую очередь, политики по миграции, свободы передвижения, препоны там стоят сейчас. Я много раз говорил, кстати, и теперешним российским руководителям, Путину, я ему говорил, что я, может быть, в последний грузинский президент, наверное, последний, который может бесконечно цитировать, я не знаю, Пушкина, Бродского, Есенина и так далее. Последующий или, может быть, через одного, лидер Грузии вообще не будет по-русски разговаривать. Вы теряете главную вещь, которую вы имеет на этом пространстве - вот эту культурную…

Козырев: Языковую общность.

Саакашвили: Да. Не только общность, но, по крайней мере, привлекательность. Конечно, я когда в свое время по-русски вообще без акцента говорить. А если бы недолго пожить где-то могу и по-английски, по-французски без акцента говорить. Хотя, как я говорил с украинским акцентом.

Козырев: Вы говорили на русском с украинским акцентом?

Саакашвили: Да. Конечно.

Козырев: Вот это был замес.

Саакашвили: И терпеть не могли мой московский акцент.

Козырев: М(а)сковский акцент. П(а)х(а)дили по магазинам.

Саакашвили: С киевской точки зрения он абсолютно варварский для нас язык такой.

Козырев: По музыке еще хотел пару вопросов задать. Какие пристрастия личные есть музыкальные?

Саакашвили: Я последние годы очень полюбил классику. То есть, это с возрастом приходит, видимо, классика с чем-то связана. Потому что они все время думают, что мои друзья - классические музыканты, все жалуются, а у нас аудитория, вся как в таком возрасте, боятся, а что будет, вдруг, не будет аудитории. Я говорю: «Не волнуйтесь. Эта молодежь состарится, она тоже полюбит классическую музыку». По крайней мере, с возрастом это у меня произошло.

Козырев: Что, что вы слушаете? Какие произведения? Симфоническую или оперу?

Саакашвили: Я очень люблю оперу, сейчас очень полюбил фортепианную музыку. То есть я по более классическим останавливаюсь. А остальное все слушаю.

Козырев: На каких группах вы выросли?

Саакашвили: Pink Floyd, The Beatles. Кстати, Beatles как болезнь такая ребяческая, потому что мой сын, который про Beatles ничего не слышал раньше…

Козырев: Младший?

Саакашвили: Старший. Он в 9-летнем возрасте обнаружил на Интернете Beatles, и просто сошел с ума и все комнаты были в плакатах. Я в своем время в детстве поменял на очередной плакат Beatles свой велосипед «Орленок». И поэтому…

Козырев: Велосипед на плакат?

Саакашвили: Да. Плакат был такой, что можно было убить за это, и не то, что велосипед поменять. Поэтому…

Козырев: Какой плакат, обложка с альбома какого-то?

Саакашвили: Цветной плакат, обложка альбома была.

Козырев: То есть, вы имеете в виду, что Beatles имеет особое воздействие на детей?

Саакашвили: Да. Они вечные. И от с 9 до 12 лет с ума сходил. Я повез его на концерт Маккартни, потом мы обедали с Маккартни в гостиничном номере. Для него это был простой рай: живого бога увидел вот с такого расстояния. Но сейчас у него прошло.

Козырев: Они остались где-то там наверняка.

Саакашвили: Да, это просто вечные вещи, Beatles.

Козырев: А русские группы какие-нибудь любили в свое время или сейчас?

Саакашвили: Нет. Во-первых, конечно, тогда, когда шла Перестройка, тогда был «Аквариум», «Наутилус Помпилиус» и ДДТ. Это было актуально тогда и сейчас. Кстати, он был, приезжал в Тбилиси в 2005-м, по-моему. И я ходил на концерт, потрясающей интеллигентности. Он нельзя сказать что певец, он на самом деле поэт, исполнитель, как есть в российской традиции. И, конечно, в детстве я обожал Успенского.

Козырев: В детстве?

Саакашвили: Да.

Козырев: То есть, у вас дома были пластинки?

Саакашвили: И любил Окуджаву. Я жил с прадедом, с прабабушкой, с прабабушкой, с прадедушкой у меня постоянно были драки, потому что я громко на магнитофоне, на кассете слушал Высоцкого, а они этого терпеть не могли.

Козырев: У вас катушечник был или уже кассетник?

Саакашвили: Нет, кассетник.

Козырев: То есть это уже какая-то «Электроника» или что?

Саакашвили: Кассетник, обычный советский кассетник. Я помню, это было большое счастье, когда я купил наушники, чтобы слушать, чтобы больше никто не слышал меня дома.

Козырев: Последний вопрос такой. О чем мечтаете? Для страны понятно, что, но и для себя лично?

Саакашвили: У меня отдельных собственных мечтаний нет.

Козырев: Ну, как? Дети, там…

Саакашвили: Нет. Я думаю, что в этом смысле я совершенно абстрагирован. Конечно, я люблю своих детей, вообще люблю своих близких, но у меня правда все мои планы, мечты, связаны с моей страной, потому что это моя жизнь. И я мечтаю все то, что не реализовано. Я хочу, чтобы моя страна, чтобы полмиллиона моих сограждан, которых выгнали со своих домов, вернулись. Вторая, конечно, - это параллельно, чтобы Грузия была моделью современности. Я хочу Грузию одновременно, которая будет гордиться своей культурой, будет все это восстанавливать. Тоже хочу увидеть большие небоскребы, в каком-то смысле сингапуризацию архитектуры Грузии.

Козырев: Гонконгизация, и сингапуризация…

Саакашвили: Сингапуризация и все остализация, но я очень бы хотел, чтобы Грузия просто всех поражала своими масштабами, и это происходит. Это они сейчас эти небоскребы уже как грибы, они под землей, но они уже начинают оттуда уже выходить. И я уже четко вижу. Потом строить технологический университет, почти 200 метров в высоту. Мы там, на 170-метровой высоте, по-моему, будем ставить большое чертово колесо, где будут студенты, знаете, последний этаж кафе, там они будут брать гамбургеры, и там в чертовом колесе кабинки по 8 мест и стол. И там они будут в своих компьютерах сидеть, почти на высоте 200 метров, есть свои гамбургеры и одновременно читать или смотреть в свои компьютеры.
Также по теме
    Другие выпуски