Управляющий директор «Реннесанс-Капитала» — о том, как санкции против России могут стать «пинком» для российской экономики

Фишман: Насколько вам эта картина, которую я только что описал, кажется убедительной?

Лебедева: Для начала – в текущем моменте никакой катастрофы и даже приближения какого-либо сравнения с 2008 годом нет. Я бы предложила использовать как ориентиры не рейтинговые агентства, которые понизили рейтинги России, а котировки на Credit Default Swap. Они совершенно четко показывают, что максимальная точка напряжения была 14 марта, потом она снизилась.

Фишман: Давайте мы вкратце скажем, что такое Credit Default Swap, потому что 2008-й уже стерся из памяти, все немножко забыли.

Лебедева: Это страховка от дефолта на российские долги. К слову сказать, долги российские не слишком-то и упали. Есть достаточно заметное, существенное снижение на рынке капитала – то, что касается акций. А то, что касается долгов, там нет никакого такого драматического снижения или падения. И, соответственно, Credit Default Swap тоже показывают, что риски на то, что в России будет дефолт, оцениваются не так высоко.

Фишман: Кто-то, грубо говоря, покупает российские долги и страхует их у третьей страны.

Лебедева: Грубо говоря, чем дороже эта страховка, тем выше на графике цена, чем ниже, тем ниже оценивают инвесторы цену страхования рисков в России от дефолта. На графике один месяц показан. Соответственно, даже видно, как развивается ситуация в течение месяца. Совершенно очевидно, что она не нарастает. Это ощущение катастрофы, которое  я понимаю, драматичность всегда привлекает внимание. Тем не менее, это не нарастает.

Фишман: Инвесторы не бегут перестраховывать?

Лебедева: Страховка не становится дороже. Они-то, может, и бегут, но их страхуют на сегодняшний день за достаточно приемлемую премию. Если это сравнивать с 2008 годом, мне кажется, раза в четыре была выше цена страхования.

Фишман: И отрицательный рост тогда составил 5% ВВП по итогам.

Лебедева: И даже если мы сравниваем с 2011-м годом, когда напряжение на долговом рынке было связано с ситуацией в Греции, то там тоже страховка на российские долги стоила гораздо дороже. Поэтому если сравнивать одну ситуацию с другой, то в целом никакой драмы нарастающей на рынке нет.

Фишман: Но мы-то сравниваем с кризисом 2008-го года. Действительно, тогда был острый резкий быстрый кризис. Сейчас мы имеем плавное сползание вниз. Или нет?

Лебедева: По поводу плавного сползания вниз – никакой трагедии в обесценении рубля по отношению к доллару нет. Это дает, наоборот, экономические преимущества для российской экономики в целом: импортозамещения, все эти процессы от обесценения рубля только выигрывают. И более того, если вспомните снова 2008-й год, было такое понятие «война валют». Все страны боролись за то, кто быстрее обесценит свою валюту. Поэтому, по большому счету, если это не носит драматического характера – а у нас драматического характера не носит – то от этого производители в России выигрывают, экономика выигрывает, бюджет выигрывает.

Фишман: Бюджет выигрывает сейчас, а инфляция остается инфляцией, импорт остается дорогим.

Лебедева: Это не так плохо, если импорт дорогой. Если к нам возить дорого…

Фишман: Я приводил пример Ford, который уже объявил сокращение половины персонала.

Лебедева: Я не в курсе корпоративной политики Ford-а, но в целом для экономики это хорошо. Даже более того, эти вещи…

Фишман: А есть производить это импортозамещение?

Лебедева: Безусловно, есть.  Я тут неделю назад была на выставке медицинского оборудования, там партнеры мои приезжали из академгородка, из Технопарка, так они были единственной компанией российской. Все остальное было представлено американцами, поляками, российскими дистрибьюторами иностранной продукции.

Фишман: Небольшое падение рубля, допустим, на два рубля, нам к концу года не повредит?

Лебедева: Не надо нам на два рубля.

Фишман: Многовато?

Лебедева: Не нужно стимулировать это. Я понимаю, что это единственный инструмент, которым мы овладели для взращивания экономики, тем не менее, злоупотреблять им тоже не имеет смысла именно в виду инфляции. Но в предыдущем бюджете на этот год был заложен курс доллара 33,40, сейчас 35,90. Значит, нефть была 101, сейчас мы закладываем 106. Рост ВВП у нас был 3,3%, сейчас мы ожидаем роста 1,6%. И дефицит бюджета (бюджет Российской Федерации 17 трлн. рублей) при тех параметрах, которые были, - 390 млрд. рублей. А при новых параметрах с учетом обесценения валюты – это 100 млрд. профицит. Это прогноз. Так что мы в некотором смысле даже получили от этой ситуации фору. Самый небольшой недостаток этой ситуации в том, что из-за обесценения валюты мы были вынуждены поднять процентную ставку, Центробанк должен был поднять, и для экономики это очень плохо. Если у нас было 5,5% ставка…

Фишман: Это означает, что новому бизнесу сложнее развиваться.

Лебедева: Оборотный капитал дороже. Это, безусловно, приводит к тому, что…

Фишман: Люди, очевидно, беднеют при этом, по факту.

Лебедева: Если, используя все эти факторы, мы воспользуемся ситуацией и развернемся лицом, особенно про санкции, если это все приведет к тому, что мы начнем покупать отечественное, производить отечественное, то из этих санкций может получиться очень даже хороший "пинок" вверх.

Фишман: Вместо Ford-а я поеду в «Автоваз» в итоге, правильно?

Лебедева: В «Автоваз», я думаю, вы не пойдете, но, тем не менее, есть российская сборка. И чем глубже российская сборка здесь, тем больше затраты в рублях, тем меньше на них повлияет эта ситуация. Есть масса примеров и масса отраслей: сельское хозяйства, например. Известно, что сельское хозяйство с Украины поставляет продукцию в Россию. Соответственно, если мы позаботимся о наших производителях сыров, молока и больше будем видеть продукцию…

Фишман: Я уже вспоминаю не 2008-й, это 2000-й год. Кажется, уже замещать нечего.

Лебедева: Правильно. Потому что мы обескровили нашу производительность, и у нас не осталось ничего в экономике, когда мы что-то производили. Мы в основном все потребляем другое за счет цен на нефть. Тем не менее, я лично знаю людей, которые инвестировали свои средства, которые привлекли деньги из Азии, чтобы здесь наладить производство.

Фишман: Сейчас?

Лебедева: Сейчас.

Фишман: И сейчас будут это делать в связи с ситуацией?

Лебедева: Они это уже делают.

Фишман: И не боятся?

Лебедева: Как не боятся? Бизнес – это, вообще, риск. Что такое «боятся – не боятся»?

Фишман: Вы очень оптимистично звучите. То есть если воспользоваться ситуацией, то можно извлечь из нее даже большую выгоду для экономики, хотя все вокруг говорят, что это сползание вниз, потом опять вниз, а потом все будет совсем плохо. Вы считаете, что мы вообще можем избежать стагнации  и выйти к какому-то реальному росту, хотя бы на уровне 4% ВВП в год?

Лебедева: В этом году мы, наверное, этого не увидим. Хотя я думаю… Безработица в России на сегодняшний день с учетом сезонного фактора – 5,1%. Это означает, что будет потребительский спрос. И в этом году мы увидим рост потребительского спроса (это наш прогноз) больше 3%. В прошлом году было 4,7%. Никакой драмы, которая бы нас делала пессимистичными, мы не видим. Какие риски я бы видела существенные – то, что подешевевшие активы вызовут большую концентрацию активов и меньшую конкуренцию. И вместо той возможности, которую могли бы получить, создавая национальные клиринговые системы, независимые телеканалы (это тоже отечественный производитель), мы можем получить большую концентрацию активов и меньшую конкуренцию. Вот это будет…

Фишман:  С независимыми телеканалами может не сложиться.

Лебедева: Значит, должна сложиться с отечественным производителем. Мы хотим потреблять отечественное – это самый главный фактор. И главное – госбюджеты не тратить, кроме как на отечественного производителя. Если уж только в крайнем случае.