Врач, которую обвиняют в смерти Веры Трифоновой, не признает вину и готова судиться

31/01/2012 - 22:45 (по МСК) Дмитрий Казнин, Мария Макеева
Следствие считает врача Александру Артамонову виновной в очередной смерти в СИЗО. Однако и семья, и адвокаты погибшей приняли сторону врача НИИ и настаивают на полном её оправдании. О деле Веры Трифоновой мы говорили с самой Александрой Артамоновой и ее адвокатом Дионисием Ломакиным.

Казнин: Скажите, действительно ситуация сложилась таким странным образом?

Артамонова: Да, к сожалению.

Казнин: Аргументы семьи погибшей каковы? Почему они не согласны со следствием?

Артамонова: Они видели все мои действия, они видели, что я ей помогла на тот момент, сделала все возможное и они не согласны с обвинением категорически.

Казнин: То есть, вы общались в момент, когда вы оказывали помощь Вере Трифоновой и вы были в контакте с ее семьей?

Артамонова: Да, какое-то время я с ними общалась.

Казнин: И, тем не менее, вас обвиняют в том, что она погибла. На каком основании? Ломакин: Правильно сейчас Александра Артамонова заметила то, что мало того, что видели непосредственно родственники то, как происходило, какую роль в спасении (именно в спасении), по крайней мере, в тот день осуществляла моя подзащитная… Дело в том, что адвокат, собственно говоря, как и родственники погибшей Веры Трифоновой, они с первого дня видели, каким образом происходило ее задержание, каким образом происходили следственные действия, что с ней делали. По сути, были предприняты все меры, чтобы Вера Трифонова не вышла из изолятора живой. Не предоставлялись даже минимальные какие-то медицинские услуги для нее, для того, чтобы человек хотя бы просто дожил до суда. При таких обстоятельствах, естественно, прекрасно понимают, какая была подоплека задержания Веры Трифоновой. И родственники, в общем-то, изначально они поддержали Александру Артамонову и мы на сегодняшний день работаем в довольно тесном контакте.

А что касается самой подоплеки дела, на сегодняшний день у нас получается таким образом, что следствие фактически завершено. Мы ознакомились с материалами дела, при этом не могу не отметить, что делается все для того, чтобы ужать во временных рамках вот это ознакомление, не дать нам возможности максимально подробно ознакомиться с материалами дела и, собственно говоря, следователь планирует нас ограничить в свободном ознакомлении с материалами дела. Обвинение, на мой взгляд, совершенно надуманно и с научной точки зрения, поскольку ряд экспертиз проводилось по этому делу, не подтверждено. Там было три экспертизы подтверждено. И первые две экспертизы дали четкую картину о том, что происходило и кто именно, по сути, виноват в гибели Веры Трифоновой, указали напрямую на врачей следственного изолятора, которые сделали все для того, чтобы, по сути, ее погубить.

Неожиданным образом, неожиданным, в общем-то, и для Александры, и для меня появляется новая экспертиза, которая совершенно противоположный результат дает и уже здесь получается, что Александра Артамонова якобы какие-то неправильные действия предпринимала при производстве гемодиализа и, по мнению следствия, это повлекло смерть Веры Трифоновой. Совершенно абсурдно, поскольку мы, в общем-то, подготовили ряд экспертных заключений, приобщили их. Причем речь идет о том, что эксперты, специалисты, ряд специалистов с мировым именем, и один из специалистов напрямую указал, что это не просто заключение неправильное, а это научное мракобесие - последнее заключение, которое было дано в рамках этого уголовного дела. Поэтому мы надеемся на определенную реакцию не только со стороны следователя, с учетом тех документов, которые передали, но и на реакцию, в общем-то, прокуратуры.

Макеева: Александра, расскажите, пожалуйста, как так получилось, в какой момент вы поняли, что вдруг неожиданно для себя вы становитесь главным героем этого дела, расследованием вот этих обстоятельств смерти, в какой момент?

Артамонова: Это произошло спустя полтора года после смерти Трифоновой. Смерть была в апреле 2010, а обвинение мне предъявили 31 октября 2011 года.

Казнин: Вам позвонили, как-то?..

Артамонова: Нет, была повестка.

Казнин: А вы вспомнили? Прошло, все-таки, полтора года…

Артамонова: Вначале я была привлечена как свидетель по этому делу. Это было в октябре 2010 года, а спустя год, в октябре 2011, сначала мне пришла повестка, что я являюсь подозреваемой, а после допроса в качестве подозреваемой мне было предъявлено обвинение тут же.

Казнин: Скажите, чтобы прояснить для зрителей, в том числе, ситуацию, вам Веру Трифонову доставляли к вам в больницу, где вы проводили…

Артамонова: Гемодиализ.

Казнин: И потом увозили в СИЗО?

Артамонова: Нет, не в СИЗО. От меня ее увезли в Можайскую ЦРБ, туда же, откуда ее и привезли. Увозили на реанимобиле.

Казнин: Сколько это продолжалось, один раз или несколько?

Артамонова: Один раз.

Казнин: Один раз привезли?

Артамонова: Да.

Казнин: И вот этот один раз, по мнению следствия, врачебной ошибкой можно считать вашей, судя по всему?

Артамонова: Да.

Казнин: А вы видели, в каком она состоянии?

Артамонова: Да, конечно.

Казнин: Вы могли, например, каким-то образом отразить это и свое мнение высказать, что человека надо срочно спасать?

Артамонова: Да, конечно. При взгляде на нее я сразу же могла сделать вывод, что ей нужна экстренная медицинская помощь, в частности, гемодиализ. Эту помощь я ей оказала и написала после этого выписку, где все подробно объяснила, что я с ней делала, какие манипуляции производила и дальнейшие рекомендации по ее лечению.

Казнин: А какие рекомендации? Ведь больше вы ее не видели?

Артамонова: Да, к сожалению, не видела.

Казнин: А должны были ее еще раз к вам привезти?

Артамонова: Да. Ее родственники говорили, что ей планируется медицинское освидетельствование в больнице, где я работаю, и это медицинское освидетельствование должно было произойти через два дня, с их слов. То есть, я точно знала, что ей еще будет проведет гемодиализ в рамках нашего учреждения, но, к сожалению, этого не произошло.

Макеева: Учреждение ваше было выбрано случайно? Каким образом вообще вы оказались внутри этой истории?

Артамонова: Я даже не знаю. Первый раз со мной произошел такой случай, чтобы привезли больную под конвоем, и на тот момент я вообще ничего про нее не знала, откуда она, почему к нам. Моей обязанностью было только оказание помощи, а все остальное, в принципе, не входило в мою компетенцию.

Казнин: То есть, это мог быть любой, в общем, врач или?..

Артамонова: Да, любой. Ну, я дежурила в ту ночь, поэтому любой мог оказаться на моем месте.

Казнин: А вы общались с Верой Трифоновой на протяжении?..

Артамонова: Общалась, но совсем немного: я объясняла ей, что я ей буду делать – гемодиализ, она, в свою очередь, говорила, что ей уже проводилась эта процедура в какой-то московской больнице. Уже можно было сделать вывод, что гемодиализ ей нужен постоянно.

Ломакин: Позвольте уточнить, тут очень важный фактор, что не только родственники говорили о том, что ей требуется постоянный гемодиализ и то, что они планируют ее привозить, ей было показано неоднократно уже, были соответствующие заключения, врачебные заключения, которые указывают, что ей требуется постоянный гемодиализ еженедельно по 2-3 раза в неделю. Поэтому это не только мнение Александры Артамоновой, что ей требовалось, для этого существовали объективные причины и существовали документы, которые подтверждают указанный фактор.

Макеева: Вы можете объяснить, чтобы не врачи тоже поняли, что конкретно следователи утверждают, что вы сделали, из-за чего умерла Вера Трифонова? Она была тяжелобольным человеком, ей, видимо, долго не оказывалась медицинская помощь должная, думаю, что много свидетелей этому, почему именно ваши действия дают следователям повод делать такие заявления? Что они вам вменяют?

Артамонова: Дело в том, что для гемодиализа я установила катетер в бедренную вену Трифоновой. Это процедура была необходимой. Без катетера провести гемодиализ невозможно. В дальнейшем, когда ее увозили от меня, я катетер оставила, но оставила намеренно. Сейчас в СМИ встречается информация о том, что я «забыла» катетер, но это абсолютная неправда. Я нарочно его оставила, специально, потому что ей в дальнейшем необходим был по жизненным показаниям гемодиализ. Впоследствии, через неделю, после того, как прошел гемодиализ у меня, Трифонова умерла от тромба эмболии легочной артерии. Причиной был тромб, который, возможно, опять же – возможно, образовался в этой бедренной вене. Но тромб эмболии является осложнением катетеризации, но это осложнение можно предотвратить при правильном уходе. То есть, эти катетеры ставятся постоянно для гемодиализа, то есть, это рутинная процедура и, в принципе, в нашем учреждении таких случаев не было, чтобы возникала тромбоэмболия. К сожалению, не был осуществлен уход должный за этим катетером, он вообще не использовался в дальнейшем, как выяснилось, и образовался тромб.

Казнин: То есть, вас обвиняют в том, что вы «забыли»? Это в СМИ только прозвучало или следствие тоже так считает?

Артамонова: Нет. Следствие понимает, что это слово неправильное. Следствие утверждает, что есть причинно-следственная связь между оставлением этого катетера мною и тромбоэмболией.

Казнин: А вот скажите, когда вы узнали о ее смерти, в тот момент вы для себя поняли и предположение сделали, почему это случилось?

Артамонова: На тот момент я уже видела информацию в СМИ.

Казнин: Не когда вас в качестве свидетеля привлекли, а именно, когда вы впервые поняли, что человек, которого к вам привозили на гемодиализ, умер. Вот вы же, наверное, в этот момент как врач подумали, что же такое могло случиться?

Артамонова: Уже везде было написано о том, что у нее была тромбоэмболия. И когда меня привлекли в качестве подозреваемой, конечно, у меня возникли мысли почему.

Макеева: Ну, Александра начала с того, что она видела, что Вера Трифонова в тяжелом состоянии и ей нужна медицинская помощь. Скажите, как вы считаете, готовы ли родственники погибшей Веры Трифоновой как-то выступать в суде, может быть, в защиту Александры и требовать наказать виновных, каких-то других людей, может быть, они имеют своих подозреваемых? И насколько ваше общение, вы сказали, что работаете в тесном контакте с той стороной, сейчас на каком оно этапе?

Ломакин: Я бы сразу хотел оговориться. Дело в том, что они не пытаются и не планируют, скажем так, выступать совместно с нами, но они уже выступили. Было совместное заявление от нас, было совместное заявление, которое было подписано также потерпевшей стороной, адвокатом Веры Трифоновой. Мы с этим заявлением обратились в Совет президентский. Более того, необходимое заявление о ходатайстве также подается, я уже не говорю о том, что в СМИ они подтверждают в полном объеме нашу точку зрения о том, что Александра Артамонова невиновна в данном случае.

Александра Артамонова, в общем-то, в определенной мере, с точки зрения врача рассказывала о том, в чем ее обвиняют и как она видит суть этого обвинения. Хочу сказать более простым языком, но это, скажем так, ближе к реальности. Ситуация заключается в чем: и первая, и вторая экспертиза указали на следующее, что вся проблема заключалась лишь в одном – в том, что врачи следственного изолятора неправильно промывали катетер. То есть, они использовали раствор, который в концентрации в 400 раз ниже допустимой концентрации. То есть, когда оставляют в теле пациента катетер, заливает гепарин, то есть жидкость, которая не дает образоваться тромбу. Соответственно, если промывают, либо меняют жидкость, жидкость должна быть идентичной, которая не позволит образоваться тромбу. В данном случае, по непонятным причинам, врачи следственного изолятора, по сути, залили не гепарин, а некий аналог физраствора, который никак не мог препятствовать образованию тромба. То есть, кто погубил, в общем-то, известно.

А что касается тех лиц, которых, на мой взгляд, и на взгляд потерпевших, надлежит привлечь к уголовной ответственности, их круг весьма широк, начиная от следователя Пысина, который вел это уголовное дело и сделал все, чтобы Вера Трифонова, по сути, погибла там; начальник следственного изолятора, который давал справки о том, что все хорошо, она может находиться в следственном изоляторе и может участвовать в следственных действиях; начальник медицинской части, который подписывал такие же справки; врачи, которые допустили такие грубые нарушения методики ухода; безусловно, судья Макарова, которая неоднократно выносила решение о том, чтобы избрать меру пресечения глубоко больному человеку и продлять ей эту меру пресечения. Хотя нужно отметить, что судейское сообщество достаточно оперативно отторгло ее из своих рядов, и я надеюсь, что в ближайшее время все-таки будет решен вопрос о возбуждении уголовного дела в отношении нее. Поэтому, с одной стороны, мы видим огромное количество должностных лиц, занимающих достаточно серьезные посты, а с другой стороны врач Артамонова. Видимо, следствие посчитало, что это наиболее слабое звено, соответственно, можно каким-то образом решить свою проблему.

Проблема заключается в том, что, в свое время, президент Дмитрий Медведев дал указание для того, чтобы разобраться с этим позорным случаем, ну, видимо, таким образом решили разобраться.

Казнин: А вы не будете привлекать, это, наверное, обычная практика, мнение независимого профессионала?

Ломакин: Мы уже привлекли. Более того, скажу, что было заключение врачебной комиссии и под этим заключением подписались 17 ведущих специалистов, причем многие с мировым именем. Буквально сегодня мы приобщили к материалам уголовного дела, заключение Национальной Медицинской Палаты, организации, которую возглавляет всем известный доктор Рошаль, можно сказать так, в двух словах, что они камня на камне не оставили от этого заключения последнего питерского. Более того, указали на такие факты, которые, в общем-то, ставят под сомнение не только компетентность этих экспертов, но, в общем-то, и раскрывают некоторые факторы, из которых можно сделать вывод, что они были в определенной зависимости от следствия.

Казнин: А это тоже независимые эксперты?

Ломакин: Да. И речь идет не просто о том, что это некие виртуальные независимые эксперты, речь идет о людях, имеющих громадный опыт – профессорах, специалистах, экспертов…

Казнин: Нет, я имею в виду тех, кто дал обвинительное…

Ломакин: Нет. Это с подачи следствия была проведена эта экспертиза.

Казнин: Кем?

Ломакин: Собственно говоря, это уже неоднократно говорилось – это Военно-медицинская академия питерская.

Казнин: Ну, там, в общем, высокого класса специалисты работают.

Ломакин: Вы знаете, довольно подозрительно, когда уголовное дело расследуется в Москве, когда в Москве есть огромное количество экспертных учреждений, и когда непосредственно экспертные учреждения - и первое, и второе - проводят экспертизы, дают заключения, и непонятно, с какой целью направляется при этом в экспертное учреждение за пределами Москвы, именно в Питер, и не в экспертное учреждение, а в Военно-медицинскую академию. Возникает вопрос: почему? Я не могу не отметить, что как раз в это время в отношении одного из руководителей Военно-медицинской академии было возбуждено уголовное дело, если мне память не изменяет, по факту получения взятки, и решался вопрос о его аресте. Возникает вопрос: зачем или для чего данная экспертиза проводилась в этом учреждении?

Казнин: То есть, получается, слово экспертов из Военно-медицинской академии против слова экспертов, привлеченных вами?

Ломакин: Я больше скажу: первые две экспертизы проводились с подачи следователя и назначались следователем. Вот в чем дело. Мы, со своей стороны, уже дополнительных экспертов привлекали.

Казнин: Когда заседание суда?

Макеева: Сейчас это по ознакомлению сделано?

Ломакин: Пока по ознакомлению, пока к финалу еще не подошли, хотя нас следователь пытается как-то ограничить, поэтому первое судебное заседание, которое у нас предполагается в Пресненском суде, оно будет связано с нашими жалобами и, собственно говоря, с тем фактором, что нас следователь пытается ограничить через суд уже.
Также по теме
    Другие выпуски