В Чечне началась война памятников: Рамзан Кадыров ответил на монумент генералу Ермолову

4 сентября 1819 года русские войска разорили селение Дади‑Юрт. Чеченцы оттуда – об этом писал сам генерал – часто нападали на казачьи поселения. В ответ селение Дади‑Юрт было полностью сожжено, а в плен попали больше сотни женщин и детей. На следующий день 46 девушек при переходе через Терек бросились в воду и увлекли за собой конвоиров.

Памятник на месте села открыли ещё в 1990 году. Это был простой курган с надгробными плитами. А в этом году, в июне этого года Рамзан Кадыров распорядился провести капитальную реконструкцию. Открыли его в день чеченской женщины, который Кадыров учредил четыре года назад в память о тех событиях.

Вокруг имени генерала Ермолова споры не утихают до сих пор. В Москве его именем националисты называют свои проекты. А на Кавказе идет необъявленная война памятников. Памятник Ермолову в Пятигорске диаспоры назвали оскорблением всем горским народам. А в Минеральных водах статую Ермолова обливали краской в 2011. И вот теперь, получается, свой взгляд на историю Кавказской войны презентует Кадыров – тоже в виде памятника.

Дзядко: На ваш взгляд это дань уважения истории или это некий вызов, «привет» федеральному центру?

Муханов: Однозначного ответа дать нельзя.

Дзядко: Есть символизм?

Муханов: Символизм, бесспорно, есть. Вы правы в том, что война памятников на Кавказе сейчас идет, к сожалению. Она базируется на несколько другой войне – войне исторической памяти. Берутся определенные персоналии, события, и вокруг них раскручиваются определенные интерпретации, которые используются современными политическими лидерами.

Арно: Можно ли воспринимать это открытие как ответ на пятигорский памятник Ермолову?

Муханов: Некоторые мои коллеги уже именно так интерпретируют.

Дзядко: В чем идея? Нет иного поля для противостояния? Или противостояние хочется уменьшить до войны памятников?

Муханов: Ермолов – одна из ключевых фигур на Кавказе в 19 столетии. Понятно, что  оценки этой фигуры носят диаметрально противоположный характер. Северокавказские историки, особенно чеченские и дагестанские, оценивают его  крайне негативно. Если оценивать в целом российскую политику на Кавказе и период присоединения Северного Кавказа и Закавказья – это как раз первая половина 19 века, то эта фигура носит огромный смысл, потому что Ермолов входит в плеяду пятерки российских военачальников и государственных деятелей, на плечи которых и была взвалена эта задача. Начинает эту плеяду Циицианов, который в начале 19 века был назначен командующим в Грузии и главным управляющим. На его плечи была взвалена задача присоединения грузинских земель, наложить внутреннее управление, договариваться с представителями грузинского царского дома. Этот жесткий стиль общения с местными элитами, с теми, кто выступал против…

Дзядко: Даже не жесткий, а вполне себе жестокий.

Муханов: Да, но этот стиль не придуман был российскими администраторами на Кавказе. Кавказ до начала 19 века находился между тремя империями – Россией, Персией и Турцией. Россия только в 19 веке активизировала свою политику. Она пришла в регион с определенными традициями подчинения, господства. Цицианов и Ермолов воспринимали этот жесткий стиль. Этот стиль доминировал первое десятилетие 19 века. Потом русская администрация пришла к более вариативному моменту, появились различные методы взаимодействия с элитами как закавказскими, так и северокавказскими. К концу Кавказской войны не русские в чистом виде сражались, а сражались представители грузин, армян, северокавказские горцы как по одну сторону баррикад, так и по другую. Говорить о том, что было столкновение России с Кавказом, я бы не стал.

Дзядко: Насколько, на ваш взгляд, в Чечне, тема кавказских войн мифологизирована? Насколько на эту тему спекулируют в плане демонстрации национального подъема и национальной самобытности?

Муханов: Это одна из ключевых тем, и на Северном Кавказе этим активно пользуются. Если вы вспомните события конца 80-х – начала 90-х…

Дзядко: Но если говорить про сегодня?

Муханов: Бесспорно, определенные исторические персоналии, выходцы из определенной народности сейчас востребованы и на них многие политические лидеры сейчас зарабатывают очки.

Дзядко: А есть ли в Чечне памятник Шамилю где-нибудь?

Муханов: Отношение к Шамилю тоже неоднозначное, потому что он не чеченец, а аварец и пользуется огромным почитанием в Дагестане. Его значимость заключается в том, что он смог консолидировать горцев всего Северного Кавказа и создал военно-теократическое государство на Северном Кавказе. Он единственный, кто 25 лет мог сопротивляться Российской Империи, и как раз пик противостояния Кавказской войны – это и есть противостояния имамата Шамиля.

Арно: Открытие памятника приурочили ко Дню женщины. Традиционно в Чечне к женщинам относились уважительно, но они всегда находились в тени. Сейчас роль женщины в Чечне какова?

Муханов: Лучше обратить этот вопрос к нынешним властям и жителям Чечни.

Дзядко: Но ответы властей и жителей могут быть противоположны, если оценивать сообщения, которые мы периодически получаем от правозащитников, про стрельбу из пейнтбольных ружей, если без платка, и т.д.? Насколько эти сообщения про атаки реальны?

Муханов: Изменения в Чечне можно охарактеризовать как положительные, так и отрицательные. То, о чем вы говорите, тоже имеет место быть. Что касается роли женщин, она была явно недооценена в 18 столетии. Когда мы говорим о Кавказской войне, мы говорим о мужской составляющей. Этот памятник показывает только одну сторону. В 19 веке была популярная историческая шутка: когда горцы пошли в набег, женщины организовали оборону и в течение суток защищались, заливая горцев горячими щами, и потом казаки, встречая в аулах обожжённых горцев, говорил: «Ну что, щей поел»? Роль женщин была значительна с обеих сторон, хотя они были объектом нападений, очень много женщин попадали в плен, их продавали. Проблема была в том, что не было разницы между женщинами из местных народностей и казачьих или русских народностей, потому что всех продавали.

Дзядко: Сегодня мы узнали, что в Сунженском районе произошел теракт, причем это едва ли не первый крупный теракт за последний год. Означает ли это, что мы вступаем в новую фазу на Кавказе, или это, скорее, исключение из правил?

Муханов: Я бы не стал на основании одного теракта на территории Чечни сразу менять оценку. Действительно, ситуация на северо-восточном Кавказе очень тяжелая. Но ситуация в Чечне сейчас отличается от дагестанской очень жестким контролем. В Дагестане идет гражданская война, поэтому там теракты происходят регулярно. В Чечне такого рода события происходят меньше, и информационный вакуум, в котором находится Чечня, не позволяет в полной мере оценивать там ситуацию. Ситуация в Дагестане находится в некотором роде под лупой.