Суд решил, что Яшина нужно искать у Собчак

Писпанен: Очень бы хотелось первый вопрос вам, Эдуард, задать. Что касаемо сегодняшних обысков, вы как человек бывалый, не раз подвергавшийся этому удовольствию и, наверное, готовый к этому еще не раз и не два, есть какие-то правила поведения для людей, которые с этим сталкиваются впервые?

Лимонов: У нас в стране все бывалые, миллионы людей сидели, так что ничего удивительного нет. А вообще-то не надо держать, конечно, полтора миллиона евро, если они у вас есть, дома. Это же 60 миллионов рублей, насколько я понимаю. Это несколько опрометчиво. Во-вторых, безусловно, надо отвечать за свой базар, я не знаю, за что отвечала Собчак, которой не было на месте 6 мая, но все остальные были на месте, участвовали в событии, и то, что к ним придут, надо было этого ожидать.

Я не уверен, что Удальцов был на месте обыска, например. Я не знаю, никто не сказал. Наверное, жена была. Вот он, по-моему, поступил умнее всех, как тоже бывалый оппозиционер, он куда-то уехал.

Писпанен: Удальцов, насколько я понимаю, был на месте.

Лимонов: Ну, хорошо. Это не столь важно.

Писпанен: То есть, вы считаете, что нужно уезжать и оставлять на растерзание родственников?

Лимонов: Родственников лучше не иметь. Вот и все.

Писпанен: Это не каждый может себе позволить.

Лимонов: Ни папы, ни мамы. Это лучше всего. Надо понимать, что я говорю и в каком контексте. Правильно, лучше не иметь родственников. Следующее. Отвечать за базар, все-таки, нужно. Если ты был одним из руководителей того, что случилось, то ты так или иначе отвечаешь. Я всегда отвечаю за то, что я сделал. Или не сделал. Поэтому удивляться нечему. Путин стукнул кулаком о стол. Он же не стучал после 10 декабря. Он не стучал после 24 декабря. Он не стучал и так далее. Он стукнул после 6 числа, когда действительно случились какие-то происшествия, какие-то насильственные действия между полицией, и кто там виноват, кто прав – не важно; важно – надо было расследовать. То, что он немножко или очень множко использовал ситуацию в свою пользу, естественно, и щелкнул по носу Ксению Собчак, пришел к Навальному, наконец, а что у него на жестких дисках? По-моему, это нормально, любой даже западный политик это бы сделал.

Я тут не за Путина говорю, а к тому, что это было большое такое вот не спокойствие в обществе, начиная с декабря, поэтому надо было понимать, какие последствия могут быть.

Казнин: Вы связываете эти обыски с тем, что произошло 6-го? Или, как многие считают, именно для того это сделали, чтобы завтра часть людей не приняли участие в акции?

Лимонов: Мы с вами взрослые люди, люди отвечают за свой базар и за 6-е, но одновременно этим путем дают урок всему обществу: смотрите завтра что будет. Специально подгадали, не смущаясь тем, что это в лоб, все говорят: Зачем так пугать людей, людей придет больше… А черт его знает, сколько людей придет.

Одни могут испугаться, эмоции толпы неведомы нам, эмоции масс неведомы. Одни испугаются, а другие, наоборот, придут.

Писпанен: Генри Маркович, вы как адвокат Ксении Собчак, которая сегодня подверглась обыску, скажите, пожалуйста, что происходило, ожидала-не ожидала, и что будет дальше?

Резник: Вообще, происходил обыск. Самое интересное, что я уже просто не ожидал, что потребуюсь срочно утром в выходные дни по делу, которое идет уже целый месяц. Понимаете, в выходные дни проводятся следственные действия неотложные, дело возбуждается по горячим следам и действительно надо закрепить доказательства, это допускает закон. По этой причине я уже чуть не к шапочному разбору приехал. Правда, я успел созвониться еще с одним адвокатом нашего бюро, с которым есть соглашение, Александром Леонидовичем Макаровым, он оказывал уже помощь непосредственно, он участвовал в этом обыске.

Почему Следственный комитет? Уж не знаю, по каким причинам, он правду-матку не говорит относительно мотивации.

Казнин: Они же обязаны сказать, почему они делают обыск?

Резник: Нет, они считают, что обществу они не обязаны, а вот суду они обязаны мотивировать, почему они…

Писпанен: А адвокату, если он оказывается на месте вдруг случайно, они обязаны сказать?

Резник: Так. Порядок. Ликбез. Для того, чтоб провести обыск, он может быть проведен только по решению суда, и поэтому постановление о производстве обыска следователь направляет в суд, и спрашивает у судьи: Вот постановление, вот тут вот доводы, я хочу обнаружить орудие преступления, предметы, ценности и прочее, что мне необходимо, чтоб раскрыть преступление.

Писпанен: Получается, они получили в воскресенье это разрешение?

Резник: Это абсолютно, я говорю вам. Было получено судебное решение, но мотивация этого судебного решения интересна, это вот что. Что написано: почему проводится обыск в квартире Собчак? К Собчак, судя по постановлению, вообще никаких претензий нет. Оказывается ее квартира, как утверждает следствие, это место фактического проживания ее сердечного друга, которым является Илья Яшин. Понимаете? Именно по этой причине, что это фактическое место проживания Яшина…

Писпанен: То есть, это так суд решил? Где живет Яшин?!

Резник: А к Собчак вообще ничего абсолютно по постановлению… То есть, она буквально белая и пушистая. Дальше обнаруживают крупную сумму денег. Эдик, частично я могу согласиться, что такие суммы денег, если они имеются, все-таки, дома их лучше так не хранить.

Писпанен: Но в принципе – это не противозаконно?

Резник: Дело в том, что собственник со своими деньгами и имуществом может сделать все, что угодно. Он может распилить, сжечь, хранить где угодно. Известно, что Собчак уже длительное время имеет высокие заработки, чтоб не сказать – больше, понимаете? Поэтому эти деньги – это ее личные деньги, которые ей заработаны, и которые предназначались для определенных нужд текущих, она что-то строит, ремонтирует. Поэтому изымать ее личные деньги, мы считаем, не было никаких оснований.

Казнин: Давайте послушаем реакцию самой Ксении Собчак, в интервью «Дождю» она рассказала, что осталась буквально без копейки и может квалифицировать происходящее у нее в квартире сегодня исключительно как грабеж.

Собчак: По какой-то непонятной мне причине в 8 утра ко мне врываются люди, забирают все деньги в наличии, которые у меня есть, и уезжают. Иначе как грабеж я вообще не могу это на сегодняшний момент рассматривать.

Забрали у меня все деньги, посчитав до последнего доллара, до последнего рубля, включая монету, стоимостью 5 копеек.

Но на сегодняшний момент я взяла деньги в долг у своего гримера, потому что у меня нет ни копейки.

Да, я пойду в Следственный комитет, и это тоже особый цинизм – вызвать меня туда в 11 утра, зная, что в 12 у нас начало шествия и потом митинг.

Унизили, и унизили неоднократно. Я никогда не думала, что я смогу подумать о том, что как хорошо, что мой отец этого всего не видит.

Резник: Я могу добавить. Я соглашусь, что это грабеж, но это узаконенный грабеж. Обычно грабители, они не переписывают деньги, не составляют протокол о том, что мы вот это изымаем.

Писпанен: Как же узаконено, если они незаконно взяли деньги?

Резник: Мы, буквально через какое-то время очень короткое, потребуем от Следственного комитета вернуть эти деньги, которые вообще никакого отношения…

Писпанен: А вы в суд можете на них подать?

Резник: Если они отказываются сами вернуть эти деньги, можно их действия обжаловать.

Казнин: А это сейчас вещдок? Что это?

Резник: Они это в сущности должны, видимо, признать вещдоком, если они их сразу не отдадут. Но на первом этапе следствия очень легко прикрыться: мы подозреваем, что вот эти деньги, они были, черт его знает, чтобы там, получить от марсиан что-там, приготовить какую-то акцию определенную для того, чтоб Лимонову какую-то бяку сделать, неважно. Мы подозреваем. Пока на данном этапе закон не требует от нас четкого установления фактов. Мы изъяли, мы увидели деньги, много денег… В квартире у прокурора, не рядового прокурора могут быть такие деньги? Наверное, только у тех прокуроров, которые, понятно, их надо привлекать… Поэтому мы эти деньги на всякий случай берем.

Вообще должен сказать, что вот эта норма об обыске, она не совершенна в уголовно-процессуальном законе. Она вообще не требует такой детальной мотивации изъятия чего то.

За рубежом знаете как? Например, провести обыск в жилище. Что такое жилище? Священно и неприкосновенно. В Конституции то же самое. Описывать надо точно, желательно – какие предметы, как считает следствие, могут там находиться. И по возможности описывать место. Я посмотрел постановление о производстве обыска, оно более развернутое, чем бывает обычно, но дальше там написан текст, который, видимо, следствие считает обычным, но это ужасно. Написано: «предметы, ценности, которые могут иметь отношение к этим событиям»… А дальше фраза: «А также – иные предметы и ценности». Эта формулировка, она позволяет ураганом пройти, все буквально вымести. Будем разбираться. Эдик, неужели у вас изымались деньги?

Писпанен: Сергей, скажите, пожалуйста, я так понимаю, что после сегодняшних утренних, да и вообще всего дня, событий, все, наверное, уже готовы к изъятию иных ценностей, имеющих отношение к 6-го мая и иных предметов? Что вообще будете делать дальше?

Пархоменко: Что дальше – не знаю. Что завтра - знаю. Завтра в 12 часов начнется сначала Марш, а потом в 3 часа митинг. Абсолютно как ни в чем не бывало. По всей видимости, состав выступающих и, может быть, даже состав ведущих изменится естественным образом. Илья Яшин, например, должен был быть ведущим этого митинга. Сегодня на оргкомитете было решено, что с случае, если он не сможет завтра там появиться, то будет младший Гудков.

Писпанен: Мы же понимаем, что как Лимонова, могут на выходе из подъезда принять и все.

Пархоменко: Да ради Бога, пусть примут всех, а что это изменит? Они не могут принять весь этот многодесятитысячный, а, может, и многосоттысячный Марш и митинг. Будут принимать тех, кто собирается на нем выступать, кто является его заявителями, его организаторами, членами оргкомитета, пусть соберут всех. Это ничего не изменит, кроме того, что это добавит людей. Я должен вам сказать, что моя реакция на сегодняшние события была вот в чем: я снял телефонную трубку и позвонил полковнику Дайниченко, замглавы управления по организации общественной безопасности Московского региона. Тот самый человек, который, по моим сведениям, как бы управляет таким полицейским обеспечением этого митинга, тот человек, с которым вместе мы, скажем, вчера шли по всему этому маршруту для того, чтобы разметить территорию - где идут, где поворачивают и так далее. И сказал ему: Послушайте, народу будет гораздо больше, чем мы с вами вчера предполагали.

Писпанен: Извините, буквально на секунду прерву, у нас просто может сесть батарейка у камеры. Прямо сейчас наш корреспондент Алексей Камынин заходит в квартиру к Алексею Навальному, где сегодня проходил обыск.

Камынин: Добрый день, коллеги. Мы первые журналисты, кто сюда попал. Буквально 10 минут назад Алексея Навального отпустили, вынеся все вещи. И вот мы в его квартире, нам разрешили показать, что тут теперь стало. Это прихожая. Давайте попросим пресс-секретаря Анну Ведуту Алексея Навального прокомментировать, что мы тут увидим.

Ведута: Как говорил Алексей, здесь абсолютная разруха, мы видим, что они ничем не гнушались, все перевернули.

Камынин: Алексей, когда выходил, говорил, что у него конфисковали все вещи, включая даже старый древний телефон, компьютер, и когда ему все это вернут – не говорил. Это только одна комната, где-то еще мы будем смотреть? Только в этой комнате нам разрешили показать, что тут стало.

Алексею Навальному также вручили повестку в Следственный комитет завтра в 11 явиться. Он постарается, сказал, что изо всех сил, быстро там закончить и успеть на митинг.

Писпанен: Мы видели, какой разгром творится в квартире Навального после обыска, который прошел сегодня.

Казнин: Сергей, вы закончите? Что вам ответил полицейский?

Пархоменко: Так вот. Я ему сказал, что будет гораздо больше народу, и, по всей видимости, те 50 впускных рамок, которые он запланировал вместе с коллегами для того, чтобы весь этот впустить поток на шествие, этого будет совсем не достаточно. И медленно и печально пропускать всех этих людей через них будет невозможно, они, вероятно, пойдут каким-нибудь другим маршрутом оттуда. И он сказал: Хорошо, мы тут сейчас подумаем. Он, в общем, согласился с моей оценкой, как я понял по его интонации, вполне согласился с тем, что да, это все имеет могучее мобилизующее действие.

Писпанен: Какое это действительно действие будет иметь – узнаем завтра, но сегодня высказывалось уже огромное количество предположений: была ли это рука Кремля, так называемая? Хинштейн написал в твиттере сегодня, что Бастрыкин доживает последние дни, что он сошел с ума, - это все цитаты.

Казнин: В качестве главы Следственного комитета.

Писпанен: Что это значит, как вы думаете?

Лимонов: У нас есть вертикаль власти, нормально, она функционирует, и без приказа свыше не может быть этого. Не может такого масштаба действия, тем более – в отношении знаковых фигур – Навальный, Удальцов, Ксения Собчак, как к ним не относись, это знаковые фигуры, без разрешения свыше это не делается никак. Конечно, имеет место запугивание – совершенно ясно и четко. Только вот господин Пархоменко говорил о том, что сколько людей выйдет. Запугивать-то можно и по-иному. Преодолеет это запугивание большое количество людей, но как они себя будут вести на этой площади? Если они будут себя вести как кролики, тихие мирные, потом отстоят до 18 часов и разойдутся, это тоже запугивание. Либо они будут вести себя каким-то образом настойчиво.

Писпанен: А вы, Сергей, думаете будет радикализация какая-то?

Пархоменко: Интересная версия, которая заключалась в том, что смысл всего того, что произошло сегодня, заключается в том, чтобы главнокомандующим митингом завтра стал вполне управляемый коллаборант Пархоменко. Он-то и проведет корабль митинга по тихой воде.

Резник: Вообще власть может выглядеть по-разному. Она может быть правовой, либеральной; она может быть тоталитарной, ужасной, страшной. Она только не должна выглядеть боязливой и смешной. То, что сейчас произошло – власть выглядит глупо и смешно.

Лимонов: Не согласен с вами абсолютно.

Резник: Вы не согласны, это вопрос нашей оценки, потому что невозможно будет объяснить, почему в выходные дни проводятся следственные действия иначе как только тем, что сорвать хотят реализацию гражданами их конституционного права на митинги и шествия.

Пархоменко: А кому будут объяснять? Можно же просто уклониться от объяснений.

Резник: А я могу вам сказать. У меня прогноз такой: это радикализует, между прочим, еще больше тех людей, которые, возможно, вполне завтра спокойно придались бы тихим радостям проведению митинга.

Лимонов: Согласен, но власть отвечает на 6 мая, она не может промолчать.

Резник: Как юрист могу вам сказать. Для меня не ясно – были это массовые беспорядки, либо это было просто групповое хулиганство.

Лимонов: Это не столь важно, важен результат, что было побоище в центре города. Точка.

Пархоменко: Я просто хочу сказать, что я бы разделил здесь намерения, скажем, московских властей и федеральных. Мне кажется, что люди, которые работают в Москве, и которые как бы на месте, они точно отдают себе отчет в том, что это только раззадоривает людей и умножает количество участвующих завтра. А те, кто висят высоко наверху на высоком дереве, и кто отчитывается перед его высокопревосходительством, они как раз могут иметь эту иллюзию, что если сейчас кого-нибудь прихватить, все перепугаются и рассядутся под кроватями.

Лимонов: Обычная полицейская психология всех полицейских всего мира.