«Не надо ломать жизнь 23-летней девчонки!» Интервью с мамой Софии Сапеги о деле против дочери и надежде на помощь России

Анна Дудич, мать Софии Сапеги: Адвокаты пока не попали, информации, в общем-то, очень мало у нас на сегодняшний день. Мы ждем, конечно, мы ждем. Мы ждем каждого звонка.

Что-то я в последнее время уже перестала всему верить, что происходит. Как-то мне не хочется падать духом, мне абсолютно надо быть сильным человеком сейчас, потому что это необходимо прежде всего моей дочери. Моя поддержка, нашей семьи, все наши действия сейчас зависят только… И вообще, собственно говоря, дальнейшее все зависит, конечно, не все зависит, но очень значительная часть, конечно, от нас: как мы сейчас будем себя вести, какие действия будем предпринимать.

Я не знаю, с чем это связано, верю я, не верю. Конечно, я не верю. Во-первых, когда мы увидели это видео, такое было доброе начало и такое было ужасное окончание. Конечно, у нас шок. Мы его просматривали миллион раз, я его до сих пор просматриваю, я вижу поведение своей дочери на этом видео, несвойственное ей поведение: мотание головой, закатывание глаз. Определенно, это был заученный текст. Это мое мнение.

Эти признательные показания ― я не знаю, кто в них верит. Таких видео у нас за этот год ― вы, наверно, следите за нашими событиями ― было множество. Я им не верю и буду утверждать это до самого конца. Я уверена, что эти признательные показания, как вы говорите, были даны явно под давлением.

Ее, получается, единственный, кто видел, ― это консул, который попал к ней… Сейчас точно не могу сказать, какого числа. Может быть, двадцать четвертого, если это был вторник, наверно, да? Потому что… Да, или двадцать четвертое, или двадцать пятое, сейчас я точно вам не скажу, потому что немножко путаница в голове с датами. Да, он ее видел. Конечно, она старается держаться, но все равно она очень подавлена. Учитывая местоположение, где она находится, это, в общем-то, неудивительно. Девчонке двадцать три года, вы же сами понимаете, ломаются взрослые состоявшиеся мужчины. Как она может себя чувствовать?

Дело в том, что во время выборов, после выборов мы находились все на даче, все вместе, ко мне приезжали родственники из Санкт-Петербурга, моя родная сестра. Мы проводили там время. Позже мы приехали, на тот момент мы как раз таки жили в Минске, мы работали там с мужем, мы приехали в Минск, она пробыла там несколько дней, мы ее благополучно отправили. Мы не можем точно вспомнить день, но примерно это было пятнадцатое, может быть, пятнадцатое, может, шестнадцатое августа, когда мы ее отправили в Вильнюс, потому что ей необходимо было оформить вид на жительство, который у нее заканчивался, в Вильнюсе. Она поехала делать свои дела, оформлять документы, готовиться к учебному году. У них учеба начинается с первого октября. Соответственно, здесь ее точно на территории Беларуси не было. Правоохранительным органам несложно проверить это, взяв ее паспорт, потому что там как раз таки отметки, въезд, выезд из страны в страну.

Она не интересовалась политикой. А зачем ей в двадцать три года интересоваться политикой, когда в двадцать три года можно заниматься совершенно другими делами: любить, влюбляться, учиться? Она очень много занималась самообразованием, она знает в совершенстве, можно сказать, английский язык. Она путешествовала, она рисовала, то есть у нее достаточно хобби, чтобы… А зачем думать о политике, зачем ей о ней думать? Потому что ну как, знаете, мне даже сложно объяснить. Зачем ей это нужно, что ей это даст и что может последовать за этим? Есть дела, то есть есть дела, которые свойственны молодым людям в двадцать три года.

Я готова на любой вариант. Мне самое главное, чтобы мой ребенок не находился… Не находился в таких заведениях. Я не знаю, как это сказать. Конечно, я обращалась и в МИД России, я писала президенту республики, я писала президенту России, я вещала об этом через телеканалы, я просила помочь, я просила не остаться в стороне. Конечно, мы надеемся на благоприятный исход, но, как, в общем-то, нам поясняют и адвокаты, и консул, дело достаточно серьезное. Дело достаточно серьезное, и я очень надеюсь на то, что нам помогут. Прежде всего я, конечно же, надеюсь на свое государство, гражданкой являюсь я. Не надо ломать жизнь двадцатитрехлетней девчонке. Не надо ломать жизнь двадцатитрехлетней девчонке, которая подает прекрасные надежды на будущее. Это наше будущее, понимаете?