Сергей Алексашенко. Дела с бюджетом не так хороши, как говорит Путин

Кто прав, Владимир Путин, который указывает на то, что собирать налогов стали больше, или Борис Титов, заявляющий, что несмотря на это, еще больше денег уходит в "тень". 

Белоголовцев: Кто же, с вашей точки зрения, прав – Владимир Путин или Борис Титов?

Алексашенко: Прав тот, у кого больше прав. Мне кажется, этот вопрос не требует ответа.

Белоголовцев: Если мы говорим о предмете? С ростом страховых взносов, с изменением из взимания, как вам кажется, по сути, кто прав – Путин, который говорит об объективных показателях, что собирать стали больше, или Титов, который говорит о том, что, может быть, и больше стали собирать, но еще больше ушло в тень?

Алексашенко: Мне кажется, есть ложь, и большая ложь – это статистика. Поэтому играть с цифрами – стало больше, меньше, никто не может четко сказать, насколько повышено налоговое бремя. Для крупного и среднего бизнеса с 26%до 34. С малого бизнеса – с 14% до 34. А сколько в среднем? А еще был изменен порог зарплаты. Поэтому с цифрами можно играться, сколько угодно. Для меня более значимым является другой показатель – показатель инвестиций. В конечном итоге можно предположить, что предприниматели заплатили честно все налоги, я не готов оспаривать. Я знаю, что есть и те, и другие – кто платит честно, кто не платит честно. Предположим, все честные, и все заплатили. Но это значит, что они забрали у себя из прибыли. Значит, они недоинвестировали. Смотрим – зарплата у работников не растет, инвестиции не растут. Возможно, премьер-министр прав. Но вопрос – хотел ли он этого? Получается так, что граждане и компании отдали свои деньги бюджету, пенсионерам, но за это граждане не получили зарплату, предприятия потеряли средства от развития. С этим согласен и Титов. Титов говорит примерно о том же самом, что стимул к развитию потерян.

Белоголовцев: Премьер Путин сегодня на форуме в Сочи сделал три заявления, взаимосвязь которых мне неочевидна и неясна.

Алексашенко: Поэтому вы и не премьер.

Белоголовцев: Вы, конечно, тоже не премьер, но возможно, вы хотя бы поясните логику. Путин сказал, что в 2012 году бюджет должен быть бездефицитным.

Алексашенко: Должен или может?

Белоголовцев: Сказал «должен быть и будет».

Алексашенко: А, это означает, что Владимир Путин нашел таинственное оружие управления ценами на нефть. Потому что состояние российского бюджета последние 20 лет зависит от цены на нефть. Будет цена на нефть высокая, будет бездефицитным.

Белоголовцев: С Владимиром Путиным в целом согласен Всемирный банк. Сегодня в своем исследовании они заявляют, что даже если произойдет некоторый кризисный афтер-шок и снижение цен на нефть не критическое, а среднее, то все равно Россия с бюджетным дефицитом сможет справиться в следующем году.

Алексашенко: Здесь разные вещи. Бездефицитный бюджет означает, что дефицита нет вообще, что доходы равны расходам. Все расходы профинансированы, при этом доходов хватило – вот это называется бездефицитный бюджет. Дефицитный бюджет, с которым можно справиться, означает следующее: что у вас доходы меньше, чем расходы, но у вас есть либо резервы, либо приватизация, и вы смогли пойти занять денег и расходы профинансировать. В принципе, дефицит есть, но он не страшный, с ним можно справиться. А есть дефицит, с которым справиться нельзя, как был, например, в 1998 году, или как сейчас в Греции, когда нужно сокращать расходы, нужно повышать налоги. Вот мне кажется, что вопрос в определениях. Я знаю, что в следующем году опять будут повышаться налоги. Это означает, что у бюджета не так хороши дела, как говорит премьер-министр. Я знаю, что бюджет следующего года балансируется при цене нефти 110 долларов за баррель. Возможно, она будет такой, я не могу прогнозировать цену на нефть.

Белоголовцев: Я правильно понимаю, что сейчас абсолютно преждевременно говорить о бездефицитности или наоборот дефицитности бюджета.

Алексашенко: Дефицитность или бездефицитность зависит от одного показателя – от цены на нефть в мире. Я точно знаю, что за исключением Владимира Путина ни один человек в нашей стране ценой на нефть в мире управлять не может. Значит, Владимир Путин знает, как ею управлять.

Белоголовцев: Еще одна субстанция, которой может или не может управлять Владимир Путин. Он говорит, что «Мы понимаем, что у нас сейчас плохой инвестиционный климат, но мы понимаем, что мы должны его улучшать». Видимо, наверное, он понимает, как его улучшать. Может ли действительно улучшиться инвестиционный климат?

Алексашенко: Уже хорошо, что Владимир Путин об этом заговорил. Долгое время он на эту тему молчал. У нас президент на эту тему говорил, а премьер молчал. Уже хорошо, что Владимир Путин с этим согласен. Можно. Инвестиционный климат – он же не абсолютный, как вышел с градусником, померил и сказал. Инвестиционный климат – это относительно других стран, лучше у тебя или хуже. И идет постоянное соревнование в мире между всеми странами. США участвует в этом соревновании, Швейцария, и Грузия, и Россия, и Китай, и Монголия – все участвуют. И каждый пытается что-то сделать, чтобы привлечь инвесторов. За последний десяток лет, когда очень активно измеряется качество инвестиционного климата, можно найти десятки примеров стран, которые резко поднимались в рейтинги. Один из последних самых ярких – это Грузия, которая неимоверно как-то. За счет борьбы с коррупцией, за счет очищения госпаппарата резко поднялась наверх. Есть пример стран, которые падают вниз – резко или медленно. Россия, к сожалению, пока относится ко вторым.

Белоголовцев: То есть у нас резко падает?

Алексашенко: Нет, Россия устойчиво падает – это хуже. Одно дело, вы резко упали буквой V, упали, оттолкнулись и отскочили, а другое дело, когда вы монотонно, все ниже, ниже и ниже.

Белоголовцев: В 2012 году, по вашим прогнозам, Россия продолжит падать в рейтинге инвестиционно привлекательных стран?

Алексашенко: Боюсь, что да. Рейтинги составляются обычно на основе данных конца 2011 – начала 2012 года, и они выходят где-то к лету, к середине осени. У нас выборы. У нас новый президент, новое правительство, новый премьер. Мешают выборы работе правительства. Полнейшая политическая неопределенность, все в параличе, никто не знает, кто будет президентом. А если знают, кто президентом, то не знают, что будет премьер-министром. А если знают, что будет премьер-министром, не знают, кто будет министром финансов, министром экономики и т.д. по каждой позиции. Никто не может на себя взять ответственность и сказать: «Я буду министром экономики, я знаю, я вам обещаю, что я сделаю это». Нет такого человека. Соответственно мой прогноз, что до лета следующего года российское правительство будет абсолютно неработоспособным. А без каких-то внятных действий, для того, чтобы у нас как-то тренд изменился, чтобы мы не снижались, хотя бы затормозились, нужно хоть что-то сделать. Поэтому мой прогноз, что ничего сделано не будет, поэтому будем ехать.

Белоголовцев: К более насущному, к еще одному вопросу, который Лев Пархоменко обсуждал в выпуске только что – относительно справедливого курса рубля. Чья позиция вам кажется более приближенной к реальности – Минэкономразвития или ЦБ?

Алексашенко: Мне кажется более приближенной к реальности позиция Минэкономразвития. Рубль переукреплен, и для меня лучшим индикатором является очень быстрый рост импорта. Страны, в которых импорт растет на 40% по отношению к прошлому году, обычно страдают переукреплением национальной валюты. Позиция ЦБ понятна: мы рубль не регулируем, рынок балансируется сам, на нем есть равновесие, поэтому в стране все хорошо. Нельзя с этим спорить, только нужно помнить опять, что цена на нефть составляет 110 долларов за баррель. А если она снизится хотя бы до 100 долларов за баррель, что еще 7 лет назад казалось какой-то безумной цифрой, у нас тут же на рынке начнется движение курса в обратную сторону.

Белоголовцев: Помимо фактологического спора, ЦБ еще предъявляет к Клепачу, своему оппоненту, обвинение в том, что невозможно говорить о том, что курс рубля переоценен и искусственно высок, если ты являешься госчиновником, просто противоречит некой этике работы на госслужбе.

Алексашенко: Возможно, Андрею Клепачу можно предъявить эти претензии, но он в министерстве экономике отвечает за составление экономического прогноза. Он по своей должности обязан общаться с журналистами, точно так же с журналистами обязан общаться председатель Центрального банка или его заместитель. Если руководитель Центрального банка не общается с журналистами, то это их проблемы, а не проблема Клепача. Пусть общаются, пусть объясняют.

Белоголовцев: Здесь же вопрос не общения с журналистами, а насколько я понимаю, этичности разговора о том, что рубль переоценен.

Алексашенко: Клепач от имени правительства выступает с прогнозом, он рассказывает, как устроен прогноз. Ему задают вопросы, он на них обязан отвечать. Он что, должен врать? Нет, он говорит свою точку зрения. Каждый раз, говоря о курсе рубля, говорит: «Мне кажется». Господин Улюкаев или господин Игнатьев могут выступить и сказать по-другому, но я что-то не вижу их в эфире. Клепача вижу, а Игнатьев вообще существует в нашей стране? Или это такой миф, виртуальный Игнатьев?

Белоголовцев: Ну если обвиняет Клепача, то, вероятно, существует.

Алексашенко: А отвечает Улюкаев. А Игнатьев где, где председатель Центрального банка? Может, его спрятали куда-нибудь?