Российский ребенок пропал в Сирии. Чем помогают МИД и Павел Астахов?

Глава фонда Елена Альшанская обращалась к главе МИД России Сергею Лаврову с просьбой оказать содействие в возвращении девочки на родину и к детскому омбудсмену Павлу Астахову, однако девочка до сих пор находится в Сирии. Елена Альшанская с нами в студии.

Казнин: Расскажите подробнее об истории девочки.

Альшанская: Девочка была вывезена в Сирию законно, но, к сожалению, сейчас ситуация сильно изменилась. Это грустная история девочки.

Арно: Сколько ей лет сейчас?

Альшанская: Ей будет 9 лет.

Казнин: Как все произошло?

Альшанская: Девочка родилась в гражданском браке двух россиян, Ирины и Валерия. Они до этого два года жили вместе, поэтому вопросов, чей ребенок, не возникало. Но мама тяжело заболела после родов, и с самого рождения девочки она ходила по больницам, а девочку воспитывал ее папа, он был уверен, что он ее папа, и его мама. Они переехали с Ириной к ее родителям. Через год Ирина умерла, бабушка и отец остались с ребенком. И тут из ниоткуда вдруг появился гражданин Сирии Абдула Джалул, который подал в суд на установление отцовства над Анастасией Валерьевной Тереховой. Ему удалось установить отцовство. Там целая детективная история с установлением, потому что невозможно взять анализ ДНК принудительно, без согласия родителей. Каким образом было получено это согласие, совершенно непонятно, потому что, насколько мы знаем от бабушки, девочку вдруг неожиданно отобрала служба опеки и с ее слов, мы не нашли этого в документах, анализ ДНК был взят, пока девочка была в доме ребенка несколько месяцев. Они бегали по инстанциям, пытаясь вернуть девочку. Ее вернули. Он действительно установил свое отцовство. Оказалось, что гражданин Сирии – ее биологический отец ребенка. Они с ним не были знакомы, ничего о нем не знали. После этого биологический отец не особо беспокоил их. Валерию после этого пришлось усыновлять опекунство на ребенка, но отношение к ребенку не изменилось. Она росла с ними, и когда ей было почти 6 лет, в жизни Насти случилась еще одна трагедия – умер папа, официальный опекун Валерий. Он скончался от сердечного приступа, отчасти от всех этих историй: бабушка говорит, что он очень сильно переживал и подорвал здоровье. И через три дня служба опеки вместе с Абдула Джалулом пришла в квартиру бабушки и отобрала ребенка.

Казнин: Он вывез ее в Сирию?

Альшанская: Не сразу. Почти год он прожил с ней в Люберцах. Бабушка хотела видеться с ребенком, которая называла ее мамой. И это было тяжело, потому что он то разрешал, то не разрешал видеться. Он не водил долгое время ребенка в садик, девочка сидела одна в квартире, он работал на рынке. Бабушка подозревает и насилие в отношении ребенка. И она много раз жаловалась в органы опеки. В итоге он сказал, что едет с ней знакомиться с родственниками и вернется к сентябрю, потому что девочке нужно было идти в школу.

Казнин: А как оказалось, что она осталась там одна?

Альшанская: Он вывез ребенка в Сирию, вернулся в сентябре один. Оставил ее там со своей первой женой и ее 15 детьми. И дальше жил в двухкомнатной квартире девочки в Люберцах, которую он получил вместе с ребенком в наследство, он ее сначала сдавал, потом жил сам.

Казнин: Вы узнали об этом через бабушку?

Альшанская: Да, и документы, связанные с судебными решениями, все у нас есть от бабушки. Благодаря ее вмешательству он был лишен родительских прав, но туда он успел вернуться. Он вернулся в Сирию буквально накануне начала войны. Дальше история имеет еще третью трагическую часть. На тот момент, когда он туда вернулся, уже было решение. Наше посольство уже два года занимается этой историей, бабушка два года пытается вернуть ее в Россию. Они готовы были забирать, и Астахов был туда готов лететь, но тут началась война. И они оставили эту историю до окончания военных действий. И теперь она там.

Казнин: С биологическим отцом?

Альшанская: Возможно, но неизвестно. Может, он вернулся. Скорее всего, в его семье.

Арно: Какие последние данные о ней?

Альшанская: Мы пытаемся узнать о ней, мне пишут разные люди, которые сейчас находятся в Сирии. Они сходили в тот район, где проживала та семья, и сказали, что там нет ничего. Район разбомблен, это Алеппо. Район, в котором они жили, - бедный, там нет никого. По словам местных жителей, там были какие-то бои между группировками боевиков и правительственными войсками,  мирным жителям удалось уйти. Точного местонахождения у нас нет.

Казнин: Как можно в такой ситуации ее найти?

Альшанская: Мы очень надеемся на международные миссии. Там есть «Красный крест», международные силы ООН, и есть большая вероятность, что девочка не погибла во время этих боев, что она в лагере беженцев, либо куда-то еще ушла.

Казнин: Нужен официальный запрос?

Альшанская: Безусловно. Мы их делаем и прекрасно понимаем, что если МИД свяжется с «Красным крестом» или мы свяжемся – это две большие разницы. Мы надеемся, что их участие будет максимально активным. У нас много историй детей, в которых мы защищали детей в США…

Арно: А с Павлом Астаховым у вас есть связь?

Альшанская: Мы контактируем с ним, он активно участвовал в этой истории два года назад, он был готов за ребенком вылететь. Сейчас надеемся, что они будут как-то участвовать.

Казнин: Туда, по-моему, сейчас не летают самолеты?

Альшанская: Летают в Дамаск. Они вывозят оттуда наших граждан, все это экстренные ситуации. Но ведь это тоже форс-мажор. Она два года находится уже там, и для нее этот чудовищный мир стал ее миром. Нам бы понять, жива ли она, насколько она понимает, кто она, и как она себя идентифицирует. У ребенка безумная судьба. Она там с этой семьей, в которой 15 сирийских детей, проводит сейчас свою жизнь, и непонятно, каким будет ее будущее.

Арно: На что вы надеетесь в ближайшие дни?

Альшанская: Я надеюсь, что будет активная официальная реакция. Девочка – гражданка России. Госструктуры должны попытаться связаться с теми миротворческими силами, которые имеют доступ к лагерям беженцев, и будут проводить ее реальные поиски. Пройтись по лагерям беженцев в военных условиях – это очень тяжело. Но судьба ребенка стоит каких-то усилий.