Раф Шакиров о том, когда можно показывать видео террористов, а когда – нет

27/03/2012 - 23:30 (по МСК) Мария Макеева, Дмитрий Казнин
Президент Франции Николя Саркози пообещал глушить любой телеканал, который позволит себе показать в эфире кадры убийств в Тулузе. Видео с камеры, которая была прикреплена к террористу Моххамеду Мера, вчера подбросили в парижскую редакцию «Аль-Джазиры».

Саркози поблагодарил «Аль-Джазиру» за их решение не ставить видео в эфир. По словам продюсеров канала, на видео запечатлены убийства трех военнослужащих, раввина и трех детей. Причем фильм уже смонтирован.

Как считает полиция, эту запись отправил на телеканал сообщник террориста. Правда, имя его властям и спецслужбам не известно.

Вопрос журналистской этики в подобных случаях обсудили с журналистом, общественным деятелем и членом Большого правительства Рафом Шакировым.  

Ирина Макеева: Раф, здравствуйте.

Раф Шакиров: Добрый день. Я не член Большого правительства, я просто возглавляю портал большоеправительство.рф.

Макеева: Раз оно большое, мы вас туда так сразу и приняли. Простите.

Дмитрий Казнин: Там всем места хватит.

Макеева: Я предлагаю вернуться к событиям 2004 года, когда вы были вынуждены покинуть пост главного редактора газеты «Известия», после того, как газета опубликовала фотографии детей, погибших в Беслане. Тода был диалог относительно того, стоило это делать или нет, как это надо было делать - такой диалог, в принципе, возникает периодически, но, как правило, он не выходит за рамки профессионального сообщества. Но иногда это обсуждается более широко. Сейчас во Франции складывается очень похожая ситуация. Что вы думаете про те события, надо или не надо было публиковать?

Шакиров: Я и сейчас поступил бы так же. Это абсолютно разные ситуации. Во-первых, надо понимать, что телеканалы и газеты - это разные вещи. Телеканалы смотрят все, в том числе и дети - это раз. Газету «Известия» я с трудом представляю в руках ребенка, то есть она направлена на определенную взрослую аудиторию.

Во-вторых, всегда, когда идут споры об этом - это вовсе не споры профессионального сообщества, как вы говорите - это споры общественные. И в данном случае, когда был захват детей в Беслане, как вы помните, наши телеканалы говорили самую малость. Я помню интервью с одним руководителем телеканала, который с гордостью сказал, что он выдавал где-то 15% информации, которая тогда была известна. Вы же помните эфиры «славного» НТВ, когда корреспондент пытался сообщить число захваченных в заложники и число погибших, ведущий в эфире перебивал его и говорил: «Нам неизвестны эти цифры». Это была совсем другая ситуация, понимаете.

И в этой ситуации, дать такой материал, который мы дали в «Известиях» - я считаю, было правильным. Сводить все к тому, что там были опубликованы какие-то фотографии - если вы внимательно посмотрите на тот номер и увидите все фотографии, то обнаружите только одну фотографию, которую можно отнести к «жестким». Могу сказать, что сегодня в прайм-тайм на том же НТВ я могу увидеть картинки гораздо более жесткие, которые показываются на весь мир.

Казнин: Да и на фотовыставке World Press Photo более жесткие фотографии ежегодно публикуют.

Шакиров: Всегда важен вопрос для чего ты это делаешь, в каком контексте. Если все телеканалы тогда молчали, то нам просто необходимо было донести правду о тех событиях. И последующее парламентское расследование и, кстати говоря, суд по этому делу - это было последнее парламентское расследование и последний суд такого рода - показали, в общем-то, что мы были очень близки к тому, что происходило на самом деле. Сегодняшняя ситуация во Франции совершенно иная.

Макеева: Известно, что произошло.

Шакиров: Известно, что произошло и здесь надо сказать, что я абсолютно поддерживаю Саркози. Насчет «глушить», я, кстати, не слышал. Он обратился к руководству телеканалов и запретил ставить это в эфир, но все-таки решение принимали члены руководства телеканала. Я считаю, что это абсолютно правильное решение. То есть расстрел детей показывать или расстрел солдат - в данном случае, мы видели во время захвата дома Мера, вот этим террористом, что работали все телеканалы и все показывали. И никто не сделал из этого секрета. Все было публично.

А показывать то, что предлагают террористы и то, что было снято специально, в явно пропагандистских целях. Собственно, эта 24-часовая осада - она тоже сыграла на пропагандистские какие-то истории. Я очень удивлен, но, вместе с тем, благодарен каналу «Аль-Джазира», руководство которого специально сегодня заседало в Катаре, чтобы принять такое решение. Я считаю, что это правильное решение.

Казнин: Это вообще важный феномен: с одной стороны, в интернете на youtube любые кадры можно посмотреть, то есть уже утаить ничего невозможно.

Шакиров: Разный охват аудитории.

Казнин: Там бывают и миллионные просмотры. С другой стороны - сейчас речь идет об общественном договоре. Он попросил и ему пошли навстречу. Возможное такое у нас в стране? То есть, это какой-то иной уровень взаимоотношений власти, государства и телекомпаний, в том числе частных?

Шакиров: Я бы не стал идеализировать ситуацию во Франции. Там телеведущие довольно рискованно высказывались о самом Саркози. Был такой феноменальный момент, когда одного из знаменитейших французских телеведущих, который чуть ли не 40 лет в эфире - собственно, выходила итоговая программа, а потом выходила программа «Куклы», в которой он был главным ведущим - когда его сняли, эта программа выходила ее чуть ли не полгода, с его участием. Так что там тоже все непросто.

Но, вместе с тем, могу сказать, что это другой уровень отношений. И конечно это общественный договор. Это не может быть, как нам говорят, инструкцией на все случаи жизни. Не бывает такого, понимаете. В каждом конкретном случае - я думаю, СМИ не являются врагами своей родины - они всегда будут идти на общественный договор. Это происходит во многих цивилизованных странах. Например, в США, если спецслужбы считают, что показ конкретно с какого-то ракурса вредит операции, то они этого делать не будут, безусловно. Точно так же происходило во время войны в Ираке. Этого тоже не скрывали. Поэтому тут какой-то вопрос общественного договора. Цензура в Ираке вводилась не только для того, чтобы не показывать что-то, но и ради безопасности солдат.

Здесь все время разные истории, понимаете. И контекст разный. Поэтому сказать, что то, что мы тогда опубликовали эти фотографии - это неправильно, а сейчас вот правильно - наверное, нельзя. Наверное, нужо в каждом конкретном случае применять отдельные правила. Я бы, например, как главный редактор, ни за что бы не поставил - если бы у меня была такая пленка - просто, без всякого требования президента, никогда бы не поставил такие кадры в эфир.

Казнин: А, например, кадры убийства Каддафи, которые обошли весь мир?

Шакиров: Кадры с Каддафи, по-моему, другая история, если честно.

Казнин: Тоже другая?

Шакиров: Другая.

Макеева: Это было единственным доказательством его смерти.

Шакиров: С точки зрения формальной логики, убийство человека в кадре - жестокость, безусловно. Кстати говоря, кадры убитого Чаушеску и его жены тоже обошли весь мир. Не могу сказать, что, например, история убийства детей, снятая террористом - заметьте, не СМИ, а террористом, да еще сопровождаемые каким-то текстом - даже если его убрать, мы все равно идем на поводу у террористов, в таком случае. Это, по-моему. классический случай. В этом случае, французам гораздо проще.

С Каддафи совсем другая история. Мне кажется, каждый раз нужно подходить конкретно-исторически. Я, как историк, могу сказать: конкретно-исторически. Никаких лекал и рецептов на все случаи жизни не бывает.

Макеева: Когда событие такого резонансного свойства, когда речь идет о жизни и смерти, тогда обсуждения «выплескиваются» за рамки профессионального сообщества. Как вы считаете, кто должен принимать решение показывать или не показывать? Как это должно происходить в приципе? Например, те же французские кадры. Саркози и те, кто разделяет его мнение о том, что показывать не надо, говорят о том, что это просто «подстегнет» людей с нездоровой психикой, потенциальных террористов, грубо говоря. С другой стороны, показав это - да, это ужаснет и шокирует, но, может, это позволит этому не повториться? Люди посмотрят, как это ужасно и сделают все, чтобы это не повторилось. Я сейчас высказываю две точки зрения - не свои, но имеющие право на существование. Кто должен принимать решение?

Шакиров: Мне кажется, для того, чтобы не убивать детей, не нужно показывать их убийство, чтобы это было бы так ужасно, чтобы никто этого не делал. На мой взгляд, такая логика не работает здесь. Здесь есть важный и существенный момент, в отличии, опять же, от Румынии и Ливии, где речь шла о власти и, собственно, показать убитого руководителя государства - это вопрос политический. То есть все сторонники «тогдашнего» Каддафи должны убедиться, что у них больше нет лидера. Это, в том числе, вопрос гражданской войны. Это очень важный вопрос. Как показать - это уже вопрос этики.

В этом смысле, те каналы, которые показали это в стране и потом в мировых сетях, поступили, на мой взгляд, абсолютно оправдано. Вот показывать убийство детей, да еще снятое террористом - это значит идти на поводу у террористов, это, конечно, подстегнет неуравновешенных и так далее. Вообще, допускать к показу кадры, снятые террористами, можно только в одном случае - для закрытого следствия по делу об осаде. Знаете, в Штатах распространена практика закрытых слушаний по делу. Если сейчас отец этого террориста вдруг подает против Франции иск с требованием о возмещении ущерба за убитого сына, тогда эти кадры, возможно, сработают. Но они не для публичного показа.

Казнин: Но есть какие-то пограничные вещи. Кто, в итоге, должен принимать решение? А вот возьмет канал и покажет, несмотря на просьбу Саркози, и что?

Шакиров: Есть желтая пресса, для которой совершенно не важно что, главное снять это все - это редакционная политика издания.

Казнин: И рейтинги «бешеные» потом.

Шакиров: Возможно. Я такое смотреть и читать не буду, и, этим самым, я голосую деньгами. Безусловно, это редакционная политика. Редакция и редактор должен принимать такие решения. А я, как читатель, зритель, должен сказать, что «я этот канал больше смотреть не буду или это издание покупать больше не буду». Это только так происходит. За исключением тех случаев, где прямо нарушается закон. Но это уже другая история. Хотя, обычно это делается - в развитых странах с демократической системой - после того, как редактор совершил правонарушение и тогда против него в суд подается дело и так далее.

Важно всегда для нас, журналистов, и для общественности, не просто для чего ты ставишь, а важно еще и насколько это событие является значимым и важным для общества. Не просто я подглядел что-то. Как, например, коррупционер дает взятку или ведет себя аморально. Важно это для общества или нет? Если это председатель думского комитета по этике - то, наверное, важно. 

Также по теме
    Другие выпуски