Прилепин о встрече литераторов с Путиным: этому человеку можно в глаза сказать что угодно – всё божья роса

Лобков:  Сознательно вы отказались, как многие ваши коллеги, приходить на это собрание?

Прилепин:  Никакого сознательного отказа не было, тем более, я уже дважды встречался с президентом. И на третий раз отказываться – это с моей стороны было бы кокетливо. Я уважаю поведение Лимонова и Акунина, может быть, в меньшей степени, но, в любом случае, мои товарищи Садулаев, Шаргунов, множество моих знакомых туда пошли. И я не вижу никакой проблемы. Надо – встречайтесь, не надо – не встречайтесь. Это вопрос личного выбора.

Лобков:  А для чего это нужно? Для чего это, прежде всего, нужно писателям? «Ты царь: живи один», - писал Пушкин.

Прилепин:  Да-да, и ходил в гости к государю. И все ходили. Это вопрос личного выбора.

Лобков:  Как Надежда Мандельштам: «А вы к кому ходите?». Бабель ходил к Ежову, как известно. Все-таки было что сказать вам президенту?

Прилепин:  Да нет, в этот раз нет. И в прошлый раз, и в позапрошлый была достаточно содержательная беседа, которая ни для кого не секрет, ее можно найти в Youtube, посмотреть.

Лобков:  Да уж, про Тимченко вы так, хорошо…

Прилепин:  Поэтому я какие-то вопросы, даже не вопросы, а суть поведения этого человека, она мне как-то стала понятна. Как в русской поговорке – все Божья роса. Можно все, что угодно спросить, он отлично на чистом глазу скажет то, что он считает нужным сказать, и ничего не произойдет.

Лобков:  Главное, что не прозвучали никакие слова про смесь будуара и молельни и все прочее, что услышали от членов Политбюро, и не было открытого призыва заниматься патриотизмом.

Прилепин:  Это было бы весело. Если бы он потребовал – будуар, молельня, это было бы хотя бы какое-то шоу. Боюсь, что произойдет какая-то тусовка, и ничего не случится.  

Лобков:  А для чего писателям это было нужно? Я знаю, что есть огромное количество союзов и союзиков писателей, при всем том, что они бывают иногда достаточно микроскопические, значение их – тоже, у них у всех есть очень неплохая недвижимость. И у Союза писателей России, и у Союза писателей Москвы. Они враждуют друг с другом по идеологическим соображениям. Вообще, как вы считаете, вся эта система союзов отмерла, и попытка их примирить таким образом – это анахронизм или все-таки нет?

Прилепин:  Я не уверен, что их возможно примирить. Я думаю, что это их большое количество – это, безусловно, анахронизм, но сами по себе какие-то писательские союзы, конечно, должны быть в каком-то виде – союзы, профсоюзы, еще что-то, должны быть какие-то представительства.

Лобков:  А вы состоите в каком-то?

Прилепин:  Я – конечно. Я в русском мракобесном красно-коричневом состою. Который ганичевский. Проханов, Распутин, где все наши.

Лобков:  Вы так это иронично сказали. Кстати говоря, большая часть там сегодня на встрече. Это разделение было где-то на рубеже 80-х и 90-х годов, когда, с одной стороны, был новый мир, с другой стороны был «Наш современник» и «Красный октябрь». Это актуальное разделение на писателей-патриотов, почвенников, и, скажем так, демократов и постмодернистов. Знаю, что даже Пелевина с Сорокиным звали на эту встречу.

Прилепин:   Да, и они тоже не пошли. Я думаю, что это разделение по линии левый/правый, патриот/демократ – оно на какое-то время совершенно стало ненужным. Но вот что-то такое происходит в обществе, атмосфере, что оно опять возвращается, опять по этой линии идет противоборство – либеральный/антилиберальный. Я, собственно, сам его и устраиваю.  

Лобков:  Каким образом?

Прилепин:  Какими-то своими текстами.

Лобков:  Текстами, которые возбуждают. Вообще главная задача писателя, по-моему, сейчас – это писатель-тролль, который вбрасывает какой-то сценарий, а потом общество начинает обсуждать, по нему оно живет или нет, предсказал ли Сорокин будущее или предсказал Сорокин прошлое.

Прилепин:  Положа руку на сердце, конечно, та градация, которая была в 1987 году, конечно, не работает. Если встречаешься с патриотами или демократами старого образца, с ними уже сложно разговаривать, потому что они играют шахматными фигурами, которые уже не в ходу. Чуть сложнее, мне кажется, все у нас обстоит.

Лобков:  Такие призывы, мне кажется, они тоже из советского периода – назвать Годом литературы 2015 год. У нас уже был Год Голландии – 2014-й, мы знаем, что это кончилось чуть ли не спекуляцией голландским сыром и голландскими спичками. Не опасно ли провозглашать годом литературы 2015-й? Для чего это нужно, кому это нужно?

Прилепин:  Они издадут каких-нибудь книжек, они каким-нибудь писателям помогут, они сделают какую-нибудь детскую литературную серию. Ну пускай будет. Во всем нужно искать какую-то загвоздочку…

Лобков:  Ну хочется загвоздочку поискать – у нас такая профессия. Согласны ли вы с Путиным в том, что русский современный литературный язык стал невероятно скуден и что это из-за того, что мы чаще стали пользоваться форматом «140 знаков». А, может быть, литературе нужно перейти на формат «140 знаков» и забыть уже о толстовских предложениях?

Лобков:  Литература пробовала это давно, сто лет назад переходила на рубленную фразу, на короткую фразу, на миниатюру. Новый мир тут не откроешь. Что касается скудного языка. Мне кажется, что точка падения в этом смысле пройдена, потому что колоссальное количество социальных сетей, и исчезновение моды на «падонковский» язык порождает людей все чаще и больше писать, и писать все грамотнее и грамотнее. Следя за социальными сетями, я вижу, что люди пишут, это комильфо – писать хорошо, писать правильно. Такого падения кромешного я не ощущаю, по крайней мере, в среде своих друзей.

Лобков:  То есть президент отфиксировал вчерашнюю реальность.

Прилепин:  Вчерашнюю, да.

Лобков:  Но я по себе чувствую, что когда мне нужно синоним найти какой-нибудь к хитрому слову, я иногда, честно говоря, залезаю в этот ящик… А вы не залезаете никогда?

Прилепин:  Нет, у меня всегда много синонимов в голове.