Представитель "Архнадзора" о запрете строительства в центре Москвы

Рахматуллин: Сегодня действительно строители вышли на главный фасад флигеля, который еще уцелел от усадьбы Шуховской, его отдельный адрес - Калашный переулок, 16. Стали уничтожать кокошник стилизованный 19 века, это вообще фасад в таком псевдорусском стиле, архитектора Терского, 1880-е годы. На градсовете, где было решено или предложено возобновить строительство «Геликон-оперы», нам обещали, что хотя бы этот фасад может быть сохранен. Теперь видно, что работы идут по первоначальному проекту, предполагавшему полный физический снос флигеля, потому что там не умещается коробка сцены. Два года назад был снесен полуциркульный флигель, потому что там не умещался зал, и таким образом исчез парадный двор, теперь уничтожается задний флигель, потому что не умещается арьерсцена. Мы не видим комплекта согласований, мы прошли туда с офицерами полиции, остались неудовлетворенны тем, что мы услышали. Нам, разумеется, ничего толком не показали. Мы просто своим присутствием остановили стройку примерно с 12 часов до 5, до конца рабочего дня. Но сейчас пришла вечерняя смена рабочих, рабочие снова залезли на то же место, их снова пришлось сгонять. Думаем, что у нас будет горячая ночь.

Казнин: По поводу заявления Собянина, эта самая большая ревизия, на ваш взгляд, не будет ли это просто переделом рынка?

Рахматуллин: Нет, это должно быть, прежде всего, ревизией разрешений на снос, разрешений на некорректное поведение в историческом центре. Чтобы это не было переделом рынка, это должен быть прозрачный процесс с участием общественности. Мы твердо помним, не просто памятник или не памятник тот или иной дом, а почему он не стал памятником или почему он перестал им быть, к примеру. Предельно важно понимать всю историю каждого вопроса, понимать, что лишение статуса охранного, ненаделение охранным статусом очень часто было следствием давления. Описание предмета охраны, которое в прежние годы делалось, глядя на готовый эскиз нового архитектурного проекта. Вроде памятник, а предметом охраны будет одна стена. Все это необходимо ревизовать, никакого иного пути нет.

Казнин: А сколько таких выдано разрешений?

Рахматуллин: Я думаю, сейчас этой цифры не назовет никто.

Казнин: То есть просто неизвестно, сколько было подписано, например, в последние месяцы.

Рахматуллин: Конечно. И сколько из них еще не начато. Поэтому цифры сейчас округленные, условные, понятно, что мы можем потом разделить этот объем на три кучки, наверное, неравные: продолжить, скорректировать, отменить.

Арно: Такой общий вопрос. Ни для кого не секрет, как обстояли дела с архитектурными памятниками во время Лужкова, во времена его правления – сносы незаконные, поджоги. Сейчас, когда у нас другой мэр, ситуация существенно улучшилась?

Рахматуллин: Ситуация улучшилась по нескольким адресам сразу после отставки Лужкова. Но это были адресные победы. Спасение Провиантских складов от перекрытия двора, спасение Хитровской площади от застройки. Спасение Боровицкой площади от депозитариев музеев Кремля, несколько еще адресных побед. Приостановка проекта «Геликона» на полгода. Это были адресные изменения, но не системные. Это были симптоматичные решения, скажем, Провиантские склады – эта история прямо проецируется на историю «Геликон-оперы». И там, и здесь учреждения культуры просят себе преференции, и там, и здесь оно предлагает искажать памятник. В случае с усадьбой Шуховской, с «Геликоном» еще и со сносом. Но системные изменения начали происходить только сейчас, потому что в эти полгода новое руководство города, поддержанное президентом России, декларирует изменение градостроительной политики, изменение политики в отношении наследия, желание взять весь город на охрану, законсервировать центр. И одновременно под ногами у нас взрываются все новые и новые мины – вот эти старые согласования. И мы почти каждый день бросаемся на очередную стройку. Без ревизии эта объявленная политика не сможет стать реальной.

Казнин: К адресу Большая Якиманка 15/20 – об этом мы тоже говорили сегодня в студии с вице-президентом Capital Group, у них на сайте есть достаточно понятное объяснение для прессы, что там происходило, естественно, по их версии. Но там, по крайней мере, приводятся ссылки на документы, подписанные Москомнаследия, которое теперь, собственно, выступает против своих же собственных подписей. И вот что там сказано на сайте Capital Group: данная ситуация, несомненно, негативно повлияет, прежде всего, на инвестиционный климат в России, т.к. мы расцениваем ее как грубое нарушение прав инвестора и недобросовестный PR со стороны «Архнадзора» и Москомнаследия. Как вы прокомментируете?

Рахматуллин: Обратите внимание, что Москомнаследия, обнаруживая постепенно в архиве своих согласований, оставшихся от предыдущего еще руководства взаимно противоречивые документы, нашла мужество признать это. Но сказала, что кроме согласования на частичную разборку, имеется еще и бумага на полную, но она выдана в обход законных процедур, и мы начинаем внутреннее расследование. Это мужественный шаг нового руководства.

Казнин: Так а что же делать в таком случае застройщикам, которые имеют документацию, уже ведут работы, тратят деньги?

Рахматуллин: Застройщики, безусловно, должны были прислушаться к голосу действующего правительства Москвы. Действующее правительство приняло твердое решение – остановить их на этом рубеже, на фасадной стене. Мы настаивали на сохранении всего дома, но процесс зашел слишком далеко. Но когда на глазах людей, уполномоченных государством в области охраны памятников, людей, которые в этот момент, только что принесли предписание об остановке работ, обрушивается оставшийся фасад, совершенно очевидно, что такой застройщик выводит себя из правового поля и оказывается недобросовестным партнером правительства города. Разумеется, это не могло остаться без последствий.

Арно: А что с поджогами теперь при Собянине? Например, Садовническая набережная, по-моему, горел дом.

Рахматуллин: Садовническая улица, 9. Есть локальный поджог, но дом отселен.

Арно: Там есть одна семья.

Рахматуллин: Почти отселен и, конечно, поджог в этом случае - естественный путь развития событий. Как сказал Толстой, пустой город не мог не загореться в 1812 году. Но здесь, где есть прямой интерес инвестора, а прямой интерес выражался и в том, что здание не получило охранного статуса.

Арно: Ему уже вернули статус.

Рахматуллин: Это не так коротко делается. В этой ситуации мы можем ждать чего угодно. Разумеется, недобросовестные застройщики, я сейчас не называю именно этого, могут попытаться решить свои проблемы, если не хамским сносом, как Capital Group, то поджогом. Мы ожидаем острых ситуаций, которые, конечно, «спровоцированы» этими решениями правительства Москвы. Мы объявили дежурство по всему городу, мы призываем москвичей, не участвующих в градозащитном движении, все-таки помочь нам в наблюдении и сообщать как в Москомнаследия, так и к нам в «Архнадзор» о том, что бы они не заметили.

Казнин: Фантастическую ситуацию представим: прошел год, выданы новые разрешения, начались новые стройки, с вашим, например, участием, с тщательной проверкой. Но меняется власть, опять приходит Лужков, и опять застройщикам попадать вот в такую тяжелую ситуацию, теряя деньги, репутацию и инвесторов?

Рахматуллин: Вы знаете, правила игры должны быть установлены раз и навсегда, они предуказаны законами, в том числе законом о наследии и некоторыми другими законами – законом об охране памятников городским, законом об особом порядке градостроительной деятельности на исторических территориях городским. Двадцать лет мы говорили правительству Лужкова – приведите свои действия в соответствие с этими законами. Поэтому от смены правительства городского или федерального через десяток лет не должно меняться в будущем ничего в этом смысле. Вот сейчас, сегодня главный архитектор – это другое ведомство, человек, который совместно с Москомнаследия отвечает за строительство в охранных зонах, потому что в охранных зонах градостроительная деятельность возможна - главный архитектор вдруг, чуть ли не впервые сказал, что градпланы земельных участков будут выдаваться в соответствии с габаритами и прочими параметрами когда-то находившихся здесь объектами. Но это и есть требование закона о наследии. В охранных зонах новое строительство возможно, но только в режиме регенерации. Вы не знали этого раньше? О чем мы говорили годами, когда сносилась усадьба Алексеевых трехэтажная на Бахрушина летом, и проектировался и строится 11-этажный отель? А в шапке проекта написано: регенерация. Это, во-первых, физический снос, во-вторых, строительство абсолютно постороннего здания. Вот если все научатся играть по правилам – и Москомнаследия, и Москомархитектуры, и правительство города в целом, и учреждения культуры, которые не смеют требовать себе преференций, и проектировщики, которые сейчас думают: «Ага, заказчик нас просит сделать с превышением, он ведь сам будет это согласовывать, я свой сон нарисую, а он там как хочет». Нужно действовать ответственно во всех звеньях этой цепочки. Нужно всем одинаково понимать законы.

Казнин: Но это, конечно, идеалистические слова все-таки. Вот эта ревизия – она не расширит коррупционное поле?

Рахматуллин: Разумеется, есть такой риск. Инвестор так и понял, ведь каждый понимает вещи в меру своей испорченности. И когда они пишут, что «Архнадзор» пиарится, это все одно и то же. Инвестор так и понял, что его просят выстроиться в очередь за согласованием по известному ему способу. В действительности если процедура будет прозрачной, это окажется невозможным.