Правозащитница Анна Каретникова о парализованном арестанте «Матросской тишины»: в СИЗО месяцами не оказывают помощь, а потом отпускают умирать домой

Борисова: Как сейчас обстоит ситуация с заключенным?

Каретникова: Мы были у него вчера. Этого парализованного человека зовут Тапехин Владимир Александрович, он разрешил мне вчера озвучить его фамилию. Я объяснила ему, что от этого ему, наверное, может быть польза, если люди о нем узнают. По сравнению с позавчерашним днем, ситуация изменилась в лучшую сторону, его вернули в палату интенсивной терапии, в которой он находился до этого и где у него есть минимальная возможность находиться в человеческих бытовых условиях, потому что палата для этого предназначена. В прошлый наш приход его как раз перевели в общую камеру, где он действительно лежал раздетый под колючим одеялом и был не в памперсе, как теперь сообщает пресс-служба ФСИН. И сокамерники были тоже достаточно недовольны, что им принесли человека, который не может сам поесть и который не может сам себя обслуживать.

Борисова: Но ведь вы нашли его случайно. Как это вообще возможно?

Каретникова: От нас его никто не прятал, заместитель начальника по медицинской части нам сказал, что у него есть больной с неясным диагнозом, но нам его не показала, потом действительно уже когда камера начала кричать, как этот человек будет есть, мы его обнаружили.

Борисова: То есть до этого в камере о нем заботились самостоятельно.

Каретникова: До этого в палате интенсивной терапии о нем заботились медицинские сотрудники, а когда его спустили в обычную камеру, эта проблема встала во весь рост. Сейчас нам говорят, что в понедельник его отправят в 20-ую городскую больницу на обследование и освидетельствование на предмет того, может ли он находиться в условиях следственного изолятора, будучи парализованным. Но там есть еще одна проблема. Поскольку есть перечень заболеваний, утвержденный постановлением правительства, какие именно заболевания туда попадают, то при неясном диагнозе – а диагноз его до сих пор неясен – он просто под этот перечень не подпадет, его вернут обратно. Где-то неделю-две, как обещают врачи, он будет там, а потом совершенно непонятно, что будет, потому что его приносили на следственные действия на носилках, и все это ни в какие ворота, конечно, не лезет.

Борисова: Есть ли какой-то срок на постановление диагноза?

Каретникова: Его сначала пытались лечить в «Бутырке», хоть он утверждает, что никто его там не лечил, а давали ему исключительно анальгин и аспирин, потом, когда они поняли, что динамика отрицательна, они его передали в «Матросску». В какой-то момент, между 8 октября, когда его осмотрел врач «Бутырки» и он был еще здоров, и в период до 19 октября что-то произошло, и он перестал ходить.

Борисова: А что – неизвестно? Он не говорит?

Каретникова: Он говорит, что его роняли на этих носилках, когда насильно тащили в суд, уронили с машины, куда его пытались запихнуть, но, как я понимаю, обездвиженность наступила раньше. То, что доктор говорит, это параперез нижних конечностей неясного происхождения. Его проверили, мозг нормальный, позвоночник нормальный, менингита нет, он только ходить не может и не может сам себя обслуживать – он парализован ниже пояса. И тут надо отметить, что это 159 статья «Мошенничество», то есть это не убийца, не насильник, не террорист. Мне кажется, что такого человека надо освобождать из следственного изолятора. Я надеюсь, что врачи 20-ой больницы и руководство изолятора это понимают. Мне не очень понятно, почему это не понимает судья, которому приносят парализованного человека на носилках, а он продляет ему меру пресечения. Судья приехал, спросил у медицинских сотрудников в «Бутырке», как этот человек себя чувствует, они ему сказали, и судья продлил меру пресечения содержание под стражей.

Борисова: А судья сам его видел?

Каретникова: Видел, конечно. Это полное безобразие, тот самый обвинительный уклон, желание как можно больше держать человека под стражей. Я не настолько тут обвиняю следственный изолятор «Матросская тишина», его любят все обвинять, что у них люди умирают, но надо отдавать себе отчет, что там находится больница. Туда со всех СИЗО свозят самых тяжелобольных. Этот человек тоже говорит «благослови бог этих людей, я хоть получше стал себя чувствовать, в «Бутырке» меня замаривали, не оказывали помощь».

Борисова: Насколько часто происходят такие случаи? Мы о них слышим периодически.

Каретникова: Часто, и умирают люди, и тяжело заболевают, и помощь не оказывается. У меня наибольшее количество жалоб – по медицине во всех наших следственных изоляторах. Не оказывается помощь, плохо оказывается. А что касается освидетельствования, когда человек уже начинает умирать, тогда его поскорее актируют по постановлению, и он через день умирает, например, дома, и за это никто не несет никакую ответственность. Мы месяцами ходим и говорим, этот человек умирает, как это было с Козловым меньше года назад, а нам говорили, он не умирает, отлично себя чувствует, кашляет, только когда вы приходите. Его актировали, и через день он умер от рака легких, а лечили его от пневмонии в «Матросской тишине».

Борисова: Мы говорим о СИЗО, то есть там люди не осужденные?

Каретникова: Там некоторое количество осужденных, но в основном это подозреваемые, обвиняемые, подсудимые.

Борисова: То есть они еще не несут наказание, но они вынуждены пребывать в таких условиях.

Каретникова: Да, они болеют и умирают.

Борисова: Если мы знаем такую ситуацию, там проблема с медицинских персоналом, почему нет каких-то медицинских услуг, которые в такой ситуации могли бы помочь?

Каретникова: Ситуация очень сложная. Во-первых, никто особо не торопится. Мы вели переговоры и с Департаментом здравоохранения, и о том, чтобы врачи ходили, у нас очень большие проблемы по женскому изолятору, где женщины чаще болеют и быстрее заболевают. Есть проблема в том, что для того, чтобы человека вывести в вольную больницу и там сделать исследование, надо снимать конвой, надо чтобы этот конвой находился с ним в больнице, а у нас в рамках программы модернизации уволили очень большое количество сотрудников, и сотрудников просто не хватает. Страдают от этого заключенные. И, конечно, проблема профессиональной деформации самих сотрудников, которые практически во всех следственных изоляторах не в состоянии чужие проблемы экстраполировать на себя и относятся достаточно бездушно к пациентам.

Борисова: На международный уровень вы выходили? Это же по сути пытки над людьми.

Каретникова: Нет, я не входила по этому поводу на международный уровень. Я говорила об этом с руководством ФСИН Москвы. Я как-то пытаюсь эту проблему озвучивать. Но это системная проблема, подходить у ней надо системно. У нас 1 января будет реформа здравоохранения в следственных изоляторах, они теперь будут подчиняться не руководству учреждения, а непосредственно ФСИНу. Считается, что это шаг на пути к гуманизации, потому что речь шла о том, что вообще заключенных должны лечить гражданские врачи. Но мне кажется, что в масштабе России это не очень осуществимо в силу очень больших системных проблем.

Борисова: Какие-то пожелания правозащитников в этой реформе учитываются?

Каретникова: Правозащитники говорили о гражданских врачах, но решение принимают не правозащитники, а ФСИН.

Борисова: Насколько к вашему мнению прислушиваются?

Каретникова: Есть вещи, которые мы можем изменить, есть вещи, которые мы будем менять когда-нибудь потом. Частные и локальные проблемы, которые могут решаться на уровне изолятора, управления, решать можно. Глобальные проблемы, к сожалению, пока я не вижу возможности и особой готовности с нами в диалоге решать. Но посмотрим, все улучшается. Я надеюсь, что мы к этому придем.