Основатель компании «Вымпелком» Дмитрий Зимин: в стране станет меньше Зворыкиных и больше Бастрыкиных

Белоголовцев: Продолжаем обсуждать главную тему дня: приговор, который судья Блинов вынес Алексею Навальному и Петру Офицерову – пять и четыре года колонии общего режима. У меня в гостях Дмитрий Зимин, бизнесмен, основатель и руководитель фонда «Династия». С вашей точки зрения, насколько серьезными будут последствия сегодняшнего приговора для экономической системы страны, потому что и Михаил Прохоров, и Сергей Алексашенко, и даже отчасти Алексей Кудрин давали очень серьезные и пугающие оценки вплоть до структурных изменений в российской экономике.

Зимин: Эти люди в значительно большей мере квалифицированно могут давать оценку существующей ситуации. Я выскажу свою точку зрения на этот вопрос. В моей жизни было несколько событий, когда мне было мучительно стыдно за страну. Впервые я испытал мучительное чувство стыда в августе 1968 года, танки в Чехословакии, это было отчаяние, конец остатков комсомольских иллюзий. Затем, когда посадили Ходорковского, мне это казалось ужасным. Примерно такое же чувство я испытываю сейчас. Я бы прокомментировал с той точки зрения, которая сейчас в силу моей деятельности больше интересует, это возможность творить в стране, судьба молодежи. Почему я говорю об этом. Фонд «Династия» тратит немалые деньги на поддержку талантливой молодежи. Мне кажется, что вот это для талантливой молодежи затруднит выбор своей будущей деятельности в стране. В стране, очень может быть, уменьшится концентрация Зворыкиных и увеличится концентрация Бострыкиных, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Белоголовцев: Как раз Прохоров говорил о том, как может молодой человек заниматься бизнесом или юриспруденцией, если он видит, что, по сути, любая сделка купли-продажи может стать предметом судебного разбирательства и приговора.

Зимин: Конечно, не может. Я поддерживаю в первую очередь молодых, талантливых ребят, которые пытаются работать в области науки, естественных наук в первую очередь. Конечно, то, что сегодня произошло, в известной мере обесценивает мою деятельность. Потому что в стране демонстративно создается обстановка, неуютная для людей творческих. В конце концов, чисто генетически есть люди, которые призваны служить, и те, кто призван творить. Это люди генетически разные. И те, и другие нужны. По поводу «служить» вспомнил повесть: «До свидания, мальчики». Там был представлен образ офицера, который всю жизнь служил, ездил в гарнизоны, не считаясь ни с чем, ощущал свою нужность, необходимость. Пришла пора, его вызывает генерал и говорит, что теперь он отправляется на пенсию. Тот поинтересовался, в чье распоряждение он теперь поступает. И услышал в ответ: «В свое собственное». Офицер сказал: «Это был самый страшный период в моей жизни». Есть другой тип людей: чтобы быть успешными, они выделяются из средней массы, они другие в науке, в поведении. У нас, как только мы видим таких вот «других», с самостоятельным мышлением, которые могут во всем сомневаться, во всем убеждаться, они бьются. Уж и не вспомню, кто сказал: «Ворует власть, ворует челядь, вор хочет вора укорять. В Россию можно крепко верить, но ей опасно доверять».

Белоголовцев: Как, по-вашему, зачем все это делается? Хотелось бы верить, что принимая решение о заключении Навального, власть не просто мстит одному конкретному человеку. Потому что, если такой мотив, то совсем страшно. Есть, наверное, какие-то более глубинные мотивы. Какие?

Зимин: Спросите у власти. Мне кажется, что в более-менее нормально построенном государстве, где существует смена властей, независимость институтов власти, судебной системы, печати, создаются условия для того, чтобы власть работала в интересах общественного блага. А в том, что происходит, общественного блага не видно. В режимах, где власть от общества отделена, она подчас всю свою деятельность обращает на удержание власти. Все остальное побочно. Я не знаю, у нас так или не так.

Белоголовцев: С вашей точки зрения, для власти посадить Навального – это правильный ход с точки зрения укрепления власти? Сейчас же очевидно, не 1968 год, есть интернет, телевизор, в течение получаса Вконтакте Навального упомянули полмиллиона раз, 134 раза в секунду прозвучало слово «Навальный», очень часто оно звучало рядом со словом «Манежка». Это же не могут не понимать люди?

Зимин: Вы сами даете ответ на этот вопрос. С точки зрения рациональности, патриотизма, заботы о судьбе страны, о ее интеллектуальном развитии, развитии науки то, что делается – это безумие. Можно ли назвать тех, кто это делает безумцами, я не знаю, может быть, это от жары какое-то помутнение мозгов. Но все это крайне печально. Стыдно, горько.

Белоголовцев: Что вы ожидаете от событий сегодня вечером в Москве, если они произойдут?

Зимин: Довольно стандартная ситуация. Наверное граждане, озабоченные тем, что происходит в стране, которые не могут не переживать по поводу случившегося, и понимают, насколько это опасно для страны, для ее будущего, для их детей, наверное, выйдут на улицу, наверное, их будут бить.

Белоголовцев: Как вам кажется, есть ли критическая масса в стране людей, которые понимают, чувствуют, переживают, когда она может накопиться?

Зимин: Понятия не имею. Я опять же возвращаюсь к событиям, которые в свое время были переломными для меня. Август 1968 года, танки в Чехословакии, а я работал в очень закрытом предприятии, занимался системой противоракетной обороны в радиотехническом институте. Был свой кружок, который это переживал как трагедию собственную. Пражская весна. Хотя было много людей, которые говорили: «Дуб вырвем, Чек оставим». Это кто помнит фамилию Дубчек. А мы тогда это дело воспринимали как стыдобу, как полную аморальность, как власть, которая не имеет право на существование. Прошло какое-то количество лет, и мы знаем, где оказалась эта власть.

Белоголовцев: Очень многие коллеги периодически, началось с зимы 2011 года, пытались сравнивать Россию, состояние российской политики, общества, с какими-то предперестроичными годами: с 1985, 1987, 1989. Мне сложно об этом судить, а вам это что-то напоминает из 80-х или нет?

Зимин: Во-первых, я уже вам напомнил кое-какие эпизоды, когда тот круг людей, в котором я вращался, вполне однозначно относились к происходящим событиям. Я не уверен, что их было много. К сожалению, мне становится мучительно горько, больно, стыдно за происходящее. Ну не может это продолжаться долго.

Белоголовцев: После 1968 продолжалось это очень долго, к сожалению...

Зимин: Что значит долго. На человеческую жизнь, хватило, чтобы увидеть то, и то, и это. Я Сталина еще застал и всю эту переоценку ценностей. Не знаю, что еще успею, но вы-то застанете. О любых событиях, происходящих в стране надо судить все-таки, когда пройдет какое-то время. Сейчас происходящее кажется крайне драматичным и неприятным, и я думаю, что в течение времени это лишь усилит негативную оценку и, более того, усилит недоумение. Как их понять, я не понимаю.