Ольга Свиблова: да, Louis Vuitton – это luxury-бренд, но изначально это – сундук для инструментов

Макеева: Со всех сторон пытаемся рассмотреть, что такого вокруг чемодана происходит. Предложу еще такую аналогию: в результате как-то так вышло, что самая буржуазная компания в мире стала в один ряд фактически на одной ступени с Натальей Горбаневской, Павлом Литвиновым, Ларисой Богораз, потому что сделала совершенно невиданное, что вызвало гнев у значительной части общественности. Этот гнев заставил кого-то наверху, чуть ли не сам Кремль, распорядиться все это дело убрать. Что вы об этом обо всем думаете?

Свиблова: Во-первых, я думаю, что в стране есть достаточное количество новостей, которые требуют гораздо большего внимания, чем чемодан. Я вчера ночью приехала в Москву после какого-то количества отсутствия. Соответственно, чемодан не видела, видела только на фотографии. Он у меня никакого законного гнева не вызвал. Я понимаю, что если нечего обсуждать – ни погоду, ни образование, ни ЖКХ – то мы переключаемся к Новому году на чемодан. Я думаю, что любую проблему надо решать системно.  Есть Красная площадь, которая действительно часть архитектурного ансамбля, и полностью согласна с Сергеем Александровичем Капковым надо учитывать эту часть. С другой стороны, это как раз зона ФСО. Как человек, который работал когда-то, устанавливая инсталляцию Михаила Ровнар на фасаде Архитектурного музея (а вы понимаете, что Архитектурный музей находится на очень большом расстоянии), вот тут нас ФСО тут же заметило и попросило согласования. Куда смотрело ФСО, если этих согласований не было на протяжении – сейчас говорили, что 18 дней шел монтаж – мне непонятно.

Казнин: Давайте исходить из того, что согласование было.

Свиблова: Если согласование было, я считаю, что к Красной площади надо подходить системно, как к любому вопросу. Или мы запрещаем на Красной площади проведение всех без исключения мероприятий и оставляем ее только как площадь празднования государственных праздников (это может быть День победы, День национального единства, но это государственные праздники), тогда эта логика должна соблюдаться. Если мы считаем, что это жизненная часть, Красная площадь – это красивая площадь (изначально термин «красная» означал «красивая»), там были торговые ряды, как мы знаем. Я не говорю, что там было лобное место, на котором казнили. Там была и казнь, и торговые ряды. Там жизнь была. Это можно проследить, по крайней мере, за последние

150 лет можно проследить по фотографиям, увидеть жизнь Красной площади. Мы ее от жизни или отодвигаем второй стеной, или мы эту жизнь допускаем. Мы знаем, что там жизнь есть. Мне очень нравится кататься на катке, я много лет большой фанат катка на Красной площади. Я совершенно не возражаю, чтобы там были концерты, и мы знаем, что там были концерты самых разных исполнителей, в том числе рок-звезд, это всем приносило удовольствие. Там был фэшн, фэшн – это часть не просто дизайна, это часть искусства, потому что мода – это часть социальной жизни, и лишить сейчас девушек страны того, что называется модой – я думаю, им мягко не покажется, даже мужчины будут возражать – оденем их всех в одинаковые мешки, поэтому ничего плохого в этом нет. Я в чемодане ничего оскорбляющего Красную площадь не вижу. Да, вы сегодня говорите, это самый luxury-бренд, это правда. Но надо понимать, что, вообще, чемодан  Louis Vuitton возникает как чемодан для рабочих инструментов, и любой человек, который был в Louis Vuitton, понимает, что это безумно удобное изобретение, когда для каждого гаечного ключа, каждого молотка был свой удобный отсек. Поэтому любой человек, который этим пользовался, это издавалось сначала для очень практических нужд очень рабочего класса. Потом такие же чемоданы появились для ношения аксессуаров для спорта, то есть первые теннисные ракетки, тяжелые, как вы помните, крепились в эти чемоданы безумно удобно. И потом этот практичный чемодан жил, развивался и развился до того, что въехал на Красную площадь. С самыми что ни на есть благородными целями, потому что благотворительные акции никто не отменял, они были до революции, они на какой-то момент исчезли из нашей жизни, сегодня в благотворительных акциях участвует президент страны. Помните, он даже подошел, можно сказать, к музыкальному инструменту. Ну, чем помешал чемодан, я не знаю.

Казнин: Это же интересно, вы как думаете, это же феномен, что чемодан вызвал такой гнев?

Свиблова: Я думаю, что гнев чемодан вызвал, потому что кто-то сказал. А дальше как бы…это как раз полное выражение полной несогласованности и решений, и того, как формируется общественное мнение. Потому что мы с вами сидим там, где вы формируете наше общественное мнение. Я вас смотрю, и из-за этого не сплю ночами, потому что попадаю к телевизору ночью. Я все смотрю в записи по ночам. И это формирует мое мнение.

Макеева: Невозможно людям навязать то, что они не хотят обсуждать, я вас уверяю. Я сегодня ехала на работу и слушала все радиостанции подряд, как обычно делаю, просто переключала с одной на другую. Не было ни одной радиостанции, которая бы не говорила о чемодане, но вы бы слышали, какое количество звонков людей из разных регионов, и у всех есть мнение по поводу чемодана, и в большинстве случаев оно крайне негативно.

Свиблова: Чемодан на самом деле… То, что случилось с чемоданом, может, его и не надо было таким большим, я его не видела реально. Я еще раз говорю, что в отличие от людей, которые поднимают руку и говорят «не надо»,  но не видели – люди, которых много, но которые не видели чемодан – я не видела чемодана. Я думаю, все должно быть соразмерно везде. Может быть, чемодан как-то оказался несоразмерным, что мне трудно себе представить, потому что художественные акции Louis Vuitton, у которого есть свой художественный фонд, который поддерживает искусство, Арно строит музей, я сомневаюсь, что они как-то совсем не подумали и построили что-то ужасное. Я не видела чемодана, но могу сказать только одну вещь, что приятнее обсуждать чемодан, чем реальные нужды. Жизнь личную певца, спортсмена – всегда приятнее обсуждать. Это к вопросу, почему народ поднялся. К вопросу о том, что происходит полная несогласованность, все артерии перерезаны. У нас интернет все должен закантачить в одну систему. Я только что из Берлина, я была потрясена – там уже половина цивилизованного населения отказалась от машин. Человек набирает в телефоне по Google, где стоит ближайшая машина, заходит (весь город – запаркованные машины, что в нашем городе тоже очень удобно, потому что на велосипедах мы катаемся, но не круглый год), набирает свой код. Садишься на эту машину, оставляешь ее там, где ты ее оставляешь, это мгновенно поступает в систему, и следующий человек ее находит. У нас, видимо, эта большая нервная коллективная система дает сбой, потому что люди, которые дали согласование, должны быть хотя бы последовательны. Потому что, давая согласование, они видели чертежи, они должны были их сопоставить и с архитектурным ансамблем, и с тем, какую это вызовет реакцию, и предложить, например, Louis Vuitton, может быть, подвинуть этот чемодан. Я ничего плохого не вижу в том, чтобы чемодан стоял в парке Горького, в каком-то другом парке. И я думаю, что, наверное, это можно было бы отрегулировать. Но если ты сначала собрал, а потом демонтируешь, то в этом есть какой-то момент абсурда, на который даже реагировать невозможно.

Казнин: А вы не думаете, что это политический жест, что, конечно, не будут исполнять требования людей, которые выходят на площадь протестовать, но исполнят требование возмущенных жителей всей страны. Да еще и такой бренд!

Свиблова: Знаете, я лучше отношусь, чем вы предполагаете, к людям, которые принимают решения. Потому что презумпция невиновности и презумпция разумности, мне кажется, единственная презумпция, с которой мы можем говорить. Я могу предположить и такую страшную  заднюю мысль, но она мне кажется абсолютно абсурдной, потому что это все в преддверии праздника, потому что, в общем, уже начинаются новогодние праздники и так далее – все это вместе в какую-то логику не укладывается. Чемодан, наверное, переедет. Наверное, будет благотворительный вечер, который даст возможность поддержать детей, которые  в этом нуждаются. Проблема в том, что если ты уже принял решение, то, во-первых, надо думать при принятии. Во-вторых, даже если возмущенные люди, которые… достаточно спичку бросить, чтобы пожар разгорелся. Все поддержали эту спичку, в том числе мы сейчас с вами сидим и поддерживаем эту спичку. И вдруг оказалось, что это возмущенная общественность. В основном – те самые звонки. Я хочу узнать, кто из них видел, побывал за это время, когда ты еле-еле успеваешь на работу…

Макеева: Вы интернет упомянули, все есть в интернете – и съемка, и фотографии.

Свиблова: Я видела фотографию. Я человек, который работает с визуальным искусством. Я пока глазами не увидела… Мы развешиваем в залах произведения, у нас уже сегодня выставка развешана, а мы вдруг взяли и решили, что стены какие-то укоротим. Это дикий геморрой для нас, для всех сотрудников, для художника. Но мы чувствуем, что они чуть-чуть высоковаты. И ты на глаз смотришь, ты чувствуешь пространство. Профессионалы, которые принимают, обязаны принимать решения. Приняли 450 м, значит, не будет 200. Или обсуждайте на стадии. Сейчас выглядит все дикой нелепостью. Нелепостью с точки зрения локального контекста и нелепостью с точки зрения глобального контекста. Вообще, чемодан Louis Vuitton, изначально придуманный для рабочих, потом стал идеальным чемоданом для путешествий. И, по-моему, то, что путешественники – а мы хотим развивать туризм в Москве – они приехали, доехали на Красную площадь, которую все хотят увидеть, нет, люди приезжают в Москву. У нас, что, так много аутентичных исторических сооружений? У нас кругом новоделы. Есть аутентичная Красная площадь. Уберем идею того, что чемодан, может быть, был неидеальной конструкцией, но потерпели бы его еще два дня. Не было бы совсем идиотизма. Сборки, разборки, переносы… Сейчас это выглядит немножечко абсурдным. С другой стороны, Хармс и Введенский, и даже родоначальник мирового театра абсурда Чехов все-таки родились на нашей территории. Видимо, что-то в определенное время в климате у нас проявляется.