Объективная истина превратит судей в инквизиторов

Предлагаемые поправки позволят суду не быть связанным мнением сторон и дадут ему право, при наличии сомнений в их истинности, дополнительно устанавливать какие-то обстоятельства дела. С нами в студии Сергей Пашин, заслуженный юрист Российской Федерации и федеральный судья в отставке. 

Казнин: Сергей Анатольевич, поясните, пожалуйста, нам - не юридическим языком - к чему это может привести?

Пашин: Конституция требует, чтобы обвинитель, то есть следователь или прокурор, доказал виновность: представил надлежащие факты и аргументировал свою позицию. А тут предлагается поделиться бременем доказывания с судом, переложить на суд то, что не успели сделать сами следователи.

Казнин: Суд сам будет решать - успели или не успели?

Пашин: Я полагаю, что суд будет поставлен в такие условия, что он должен будет возвращать дела на доследования и восполнять пробелы предварительного следствия. Заодно предлагается урезать презумпцию невиновности. Это означает, что Россия попадет в очень неприятное положение в Европейском суде, и эти предложения противоречат правовой позиции Конституционного суда. Мне кажется, следственный комитет мог бы не так явно экономить свое уважение к Конституции.

Макеева: Что значит формулировка "вернуть в уголовное право понятие объективной истины"? Такое уже было?

Пашин: Понятия "объективной истины" никогда в праве не было. Это философская категория - абсолютная истина, относительная истина. В суде всегда предпочитали довольствоваться практической достоверностью и оправдывать тех, относительно кого нет доказательств, убеждающих суд в неразумных сомнениях.

Макеева: Я выписала несколько цитат Бастрыкина - это, действительно, прямо как лекция по философии. "Объективная истина считалась целью уголовно-процессуального доказывания", - вот так он выразился. То есть это, действительно, философское понятие, которое судьи могут обсуждать между собой, скажем, за чашкой чая, или все же что-то такое фигурировало?

Пашин: В литературе очень любят обсуждать объективную истину: философию, критерии истины и так далее. Даже в советском УПК истина упоминалась однажды: в статье о роли председательствующего судьи. Там было сказано, что председательствующий направляет судебное следствие в целях нахождения истины. Но чтобы ее обязательно найти - такого нигде не было и никогда быть не могло.

Казнин: Тем не менее, он ссылается на документы в российском праве чуть ли не IXX века, ну и на документы 1960 года. Плюс еще противопоставляет романо-германскую судебную практику, которая, по словам Бастрыкина, нам ближе, с англо-американской, которая, естественно, чужда России. Поясните, что он имеет в виду?

Пашин: Боюсь, что ссылки не совсем корректные. И термин "истина" никогда не употреблялся так, как об этом пишет Председатель Следственного комитета. Что касается другого законодательства - опять-таки, в основном теория доказательств связана с поисками обоснованного вывода и совсем необязательно - истины.

Мой хороший знакомый - петербургский судья - экстрасенс. Сейчас он в отставке, но говорит: "Я видел насквозь всех подсудимых и знал, что они сделали".

Макеева: Замечательно. Как теперь будут действовать судьи? Такое впечатление, что мы куда-то торопимся, на доследствие дела возвращать нельзя, нужно обязательно в суде все закончить. Вот судья, рассматривая дело, выясняет, что мало доказательств его действия, теперь.

Пашин: Я полагаю, судья должен оправдать человека. Присяжные так и поступают. Сколько же можно мучать человека, применять к нему меру пресечения, изобличать, судить. Следователь должен думать: "Я иду в суд с этими доказательствами или нет?". Если их мало, то не надо рассчитывать на судью. Ты представь должные доказательства - судья осудит. Если нет доказательств - оправдает. Более того, на Западе даже запрещено обжаловать оправдательные вердикты присяжных. Тебя оправдали - это все.

Казнин: Но ведь суд и следствие в нашей стране, если можно так сказать, работают сообща.

Пашин: Одной командой.

Казнин: Да. В данном случае они становятся еще более сплоченными.

Пашин: Как сиамские близнецы.

Казнин: И тут следствие, так сказать, дает "пас" судье, говоря: "Давайте-ка вы тоже поищите доказательства вины этого человека, мы не до конца это доделали".

Пашин: "У нас сроки горели". Да.

Казнин: Сейчас ведь и так немного оправдательных приговоров.

Пашин: Около 1%.

Казнин: В связи с этим, чего вы ожидаете?

Пашин: Падения уровня оправдательных приговоров до уровня "лихих 90-х" - 0,4%.

Казнин: Почему вы не рассматриваете то, что судья будет искать доказательства невиновности?

Пашин: А зачем ему это делать? Если судья вовлечен в процесс изобличения, то судья будет работать на следствие. Они работают как "рука руку моет". Вот так оно и будет. Мы же все это проходили. Так было в советсткое время - почему сейчас будет как-то по-другому? А если адвокат просит привлечь новые доказательства - судья и сейчас вправе это сделать.

Макеева: Все время возвращаемся к булгаковской теме: "Что есть истина?", -"добрый человек" произнес сейчас это словосочетание. Вот что Бастрыкин говорит в интервью "Новой газете": "Введение в УПК института установления объективной истины по уголовному делу позволит обеспечить гарантии конституционного права на справедливое правосудие и повысить степень доверия граждан к правосудию". Разве это не предполагает, что судья должен искать и доказательства невиновности человека? Почему вы так скептически настроены?

Пашин: Есть опыт все-таки. Советский опыт. Эти идеи отбрасывают нас в самые мрачные времена, когда судья был инквизитором, когда ему не нужно было вообще слушать стороны. Он мог в любой момент сказать "суду все ясно" и уйти совещаться.

Макеева: Но тогда понятия "объективной истины" не было?

Пашин: Истина упоминалась только в одной статье. Надо стремиться, но чтобы обязать - такого никогда не было.

Макеева: Предположу, что судья может быть инквизитором и без такого рода инструментов.

Пашин: В том-то и дело. Остались рудименты инквизиторского представления о роли суда. Вот поэтому оправдательных приговоров нет. Поэтому в суде присяжных 16%, а у нас в обычном суде оправдывают 1%.

Казнин: С печальной действительностью понятно. А если брать идеал: совершенно независимый судья получил в руки этот инструмент - объективную истину. Он - в идеале - станет более справедлив и объективен?

Макеева: У него появится возможность проявить свои положительные качества?

Пашин: Этот инструмент Бастрыкин не дает. Это может Господь Бог дать - "Моих ушей коснулся он, / И их наполнил шум и звон", - дар всевидения и всепроникновения. Такого дара не дается. Просто говорится, что если человека недосудили - его будут и дальше судить, пока не досудят. Судья подбирет доказательства, на доследование направят. То есть человек опять попадает в жернова и не может из них вырваться.

Макеева: Давайте посмотрим с другой стороны: судья - человек занятой, охота ему заниматься еще и следовательской работой? Не может он просто взять и оправдать? Нет доказательств - свободен.

Пашин: К несчастью, практика такова: если вы хотите кого-то оправдать - вы должны доказать, что он невиновен. Бастрыкин пытается закрепить это в законе. А презумпция невиновности говорит о другом: если прокуроры и следователи не доказали, что человек виновен - надо оправдать.

Макеева: Почему доказать виновность проще, чем доказать невиновность?

Пашин: Известно, что слово "казнить" пишется короче, чем слово "помиловать". Доказать, что человек виновен гораздо сложнее: надо следственные действия проводить, очные ставки устраивать, сложные экспертизы. И судья склонен с этим соглашаться - с доводами обвинения - хотя бы потому, что следователь передает ему дискету. И можно кусок из следственных материалов просто вставить в приговор. Это такая технология. А поди и распиши, что следователь чего-то не доказал - это сложно.

Казнин: Зачем это делать Бастрыкину, когда, в общем-то, у нас и так, к сожалению, карательная судебная система?

Пашин: Отвлечь внимание от собственных ошибок. Следствие зиждется, главным образом, на оперативно-розыскных материалах. Оперативно-розыскные мероприятия сплошь и рядом сводятся к пыткам, к выколачиванию признаний, к использованию секретной агентуры и к провокациям. Европейский суд неоднократно уличал Россию в этих нарушениях. Но Европейский суд - это очень узкое горлышко. Вот хотят эту преступную практику закрепить еще и в законе.

Казнин: Если сменится поколение судей - что-нибудь изменится?

Пашин: Если сменится сразу, то да. Так, собственно, было в 1864-66 годах. Но сменяться неоткуда. Начальство-то прежнее, а старые судьи учат новых судей. Учат закрывать глаза на пытки, на фальсификации, учат новым технологиям - списывать из обвинительного заключения.

Макеева: Почему вы сами перестали быть судьей? Все эти обстоятельства - это то, с чем вам приходилось сталкиваться?

Пашин: Да, я говорю на основе своего опыта и опыта своих коллег. Я, слава богу, знаю, на каком уровне у нас работают следователи. Этот уровень для любой европейской страны совершенно неприемлем. 

Макеева: В каком году вы ушли из суда?

Пашин: В 2000 году.

Казнин: Спасибо.